Морган стоял у окна, спиной к ней, и делился размышлениями. И, почему-то, Морган показался таким… хрупким, раненным. И Вайя почувствовала пронизывающее острое одиночество – и это чувство будто ударило ее под дых. Морган продолжал говорить, но она уже не могла слушать! В голове была только одна мысль, тысячами молоточков она стучала и стучала: «Давай! Ну же…»

И прежде, чем Вайя успела подумать хотя бы еще один раз, последний раз, как она и собиралась, раньше, чем она сама от себя этого ожидала, она подошла к Моргану близко-близко и обняла его сзади. Морган дернулся, от неожиданности и … не шелохнулся, и замолчал, а потом не проронил ни слова, он сам не знал – Вайя почувствовала это – хочет ли он отталкивать её. Так они и стояли, наверное, целую вечность, Вайя прижималась к нему и медленно, и иногда легко, едва ощутимо проводила кончиками пальцев по его шее, и он вздрагивал, каждый раз. Он чувствовал. И оба они благодарны друг другу за это молчание. И в какой-то момент, всем своим естеством, Вайя почувствовала – Моргану больше не одиноко. И тогда, не глядя на нее, все так же, глядя в окно, он вдруг спросил:

– Холодно? – и Вайя услышала какие-то новые нотки в его голосе.

– Ага, – сказала она, сама удивившись тому, что ей, оказывается, холодно, и уже довольно давно.

– Ты дрожишь, – ответил Морган, предугадав вопрос.

А потом принес одеяло и молча сунул ей горстку смятой бумаги. Оказалось, это его новый фанфик. Причем, ориджинал. Со своими персонажами.

Вайя читала и не могла оторваться. Морган писал об одиноком горном существе *Центае(*прим. с японского – целое) , которое каменело, когда луч света прикасался к нему, и вот однажды, чтоб спасти своего… друга *Ханбуна( * прим. с японского – половина), скрывавшегося от злого колдуна, он вышел из своей пещеры прямо в полдень и… закрыл проход своим телом.

Морган так подробно описывал боль, которую он ощущал, как кожа дымилась, испарялась и на оголенное мясо, царапая его, сдирая, лился цемент и тут же твердел. И, чтоб сохранить ему жизнь, с наступлением заката друг должен был капнуть на него немного своей крови, но друг не сделал этого. Он струсил. И не только потому, что он боялся быть замеченным. Он… боялся своих чувств, он не был встретится с Центаем, принять такую жертву, он не знал, что делать… дальше. Их дружба его пугала. И по сей день та каменная статуя стоит на том же месте, и местные жители говорят, что порой слышат, как из каменного рта прорываются глухие стоны, похожие на плач, будто он все еще чувствует ту боль, будто он все еще ждет…

Таня некоторое время молчала. История, произвела на нее такой сильный эффект.

«Морган действительно… так талантлив… – думала она. – Я никогда не смогу так же глубоко, захватывающе и красиво писать. Но зачем мне? Это не мое. Я не способна на что-то… настолько потрясающее. Иногда мне кажется, что я вообще ни на что не способна. Все верно. Я счастлива и так, я счастлива оттого, что могу читать эти строки, написанные Морганом, что он доверил мне что-то сокровенное, своё…».

Морган любил эту тему. В его историях, будь то чужие вселенные или его собственные, частенько фигурировали мужские персонажи с непростой историей взаимоотношений. Ему нравилось проводить их – пьяных своими чувствами, раскоординированных – над обрывом, плясать на грани, обнажать их скрытые желания, заставлять бороться с собой, с собственным представлением о себе, проходить сквозь страх быть непонятым, отвергнутым и не только обществом, а и человеком, который был источником этого… заражения неуместными чувствами. Это ведь такой риск… И это гораздо сложнее и интереснее затертых отношений между мужчиной и женщиной, где все предельно ясно и просто, если хватает мозгов не проявлять к самочкам излишнего интереса… Морган любил внутренние конфликты, ему казалось, что без них персонажи – пустые и плоские. И эти конфликты необязательно должны были решаться, ему не нужны были моменты выхождения из кризиса и вступления в какой-то качественно новый жизненный этап, он описывал именно конфликт, сомнения, застревал в этом – еще шаг – и пропасть!.. Может, потому, что он сам никак не мог выбраться из этого долгоиграющего мгновения.

– Как грустно, – наконец произнесла Вайя.

– Так и есть, – ответил Морган и вздохнул.

– Мне… мне очень нравится, я думаю, ты… – несмело начала Вайя…

– Спасибо, – перебил ее Морган и посмотрел прямо ей в глаза – так резко и остро.

И Вайя поняла, что он благодарит ее не только за отзыв.

18.34.01 – Ты такой жестокий, Морган, – Вайя уже не могла сдерживать слез.

18.34.17 – Плачешь там уже?

– Какая ты жалкая. Слабачка.

18.38.01 – Я плачу потому что я живая! И я рада, что я могу плакать! И чувствовать то, что чувствую. Мне обидно, потому что ты – единственное, что имеет значение в моей жизни, и я не боюсь тебе об этом сказать. Я не трусиха!

– *аплодисменты* – отличный спектакль!

Морган вышел.

Вайя затряслась в беззвучних рыданиях, не хватало еще, чтоб мама услышала.

Мир как будто сжимался до размера ее вздрагивающих плеч, и как отчаянно Вайе хотелось, чтоб из ниоткуда возник Морган и молча обнял ее, а потом так же молча ушел, и она не видела выражение его лица, хоть и прекрасно знала, какое оно.

Через некоторое время Вайя успокоилась.

Ничего ужасного ведь не случилось. Обычный разговор с Морганом. Во всяком случае, он зашел, он потратил свое время. Ему не плевать. Она знала это!

Перечитала диалог. Перечитала диалог еще раз. Внимательно посмотрела на временные промежутки между сообщениями, судя по скорости, он…говорил только с ней одной, не особо задумывался, не фильтровал, что скажет – писал ведь быстро, сразу. Значит, Морган может позволить себе быть с ней искренним… А это очень ценно. Вайя знала, что Моргану постоянно пишут всякие девки, и от мысли, что он полностью погружен в их разговор, пускай разговор был и не из лучших, девушке стало очень радостно. Ему не могло быть все равно! Просто… не могло.

Глава 5 . ФОРУМ. Раздел «Биографии главных героев».

История Моргана.

« Друг мой, Господу Богу было угодно, чтобы заразился ты сей болезнью, и великой осеняет тебя Господь благодатью, желая покарать за то зло, какое ты совершил в мире сем»

требник Вьеннской церкви

Картина Того дня – 17 февраля 1321 года была выбита тысячами ржавых толстых иголок на внутренней поверхности его век.

Во французской провинции Лангедок за один день было сожжено 600 человек, из которых половина были больны проказой. Остальные только подозревались в этой страшной болезни. В том числе Жозефин Лафар – его мать, Игрейн – прекрасная златокудрая младшая сестренка 10 лет отроду, Жак Лафар – его отец, и их маленькая собачонка Жужу – виновница торжества, цапнувшая за ногу по роковой случайности старого Чарлайна, обладателя «facies leonina» (морды льва), но вполне довольного своей жизнью до того дня, как был издан указ о борьбе с проказой, представляющий собой полное уничтожение зараженных и лиц, имеющих с ними прямой контакт. Презренный Луи, донесший на собачонку Жужу, получил несколько честно заслуженных монет и уснул в тот кровавый день с легким сердцем, радуясь, что спас людей от риска, который могло бы учинить семейство Лафар. Много позже, спустя десятки лет, он горел на медленном огне, и треск костра не мог приглушить его отчаянных воплей, но от этого никому не стало легче, и Морг Лафар не сумев найти в этом успокоения, ушел восвояси задолго до того, как вопли сменились тишиной.

Но вернемся к тому дню, 17 февраля 1321 года Морг не был сожжен по причине того, что был подмастерьем в мастерской оружейника на окраине городка.

Следующим утром, по обыкновению своему, он возвращался домой, с твердым намерением похвастать перед отцом тем, что мастер его похвалил, ведь ему так хотелось, чтоб отец им гордился, как увидел вместо дома пепелище, и, не получив не единого шанса на то, чтоб осознать происходящее, был схвачен. Морг получил три удара тупым предметом по голове и один – ногой в живот, затем его уложили на погребальные носилки и, накрыв черным покрывалом, под пение погребального псалма, направились в церковь, где служилась месса за упокой. Морг был парализован своим отчаянием, страхом от происходящего, смутной виной перед всеми этими людьми – ведь не могло быть такого, что он не заслужил этого, раз все происходит именно так. И потому он не стал сопротивляться, щуплый болезненный 14-летний паренек, он не мог вымолвить ни слова, даже чтобы сказать «Аминь». Он молчал, и слезы беззвучно текли по его щекам, оставляя грязные разводы, когда его клали в гроб, относили на кладбище, опускали в могилу и сбрасывали на него несколько лопат земли со словами: «Ты не живой, ты – мертвый для всех нас». После этого его вытащили из могилы и куда-то отвезли. Вот так – раз и навсегда – изменилась его жизнь. Теперь он был совсем одинок. Теперь он даже не считался живым.