— Тот парень, в середине, — сказал Бен. — В рюкзаке у него были наркотики.

— Ты совершенно уверен в этом? — спросил Болдт. — Если это тот человек, который был в аэропорту, если это человек из грузовика, то для нас это очень важно. Нам нужно подтверждение. Мы не хотим запутать все еще больше. Но если нет…

— Его зовут Ник. Он был клиентом Эмили. Его имя написано на задней части его ремня. Он водит светло-синий пикап с белым фургоном. На заднем бампере у него наклейка клуба «Добрые самаритяне», а внутри автофургона лежал пистолет: такой, каким пользуются копы в телевизоре.

— Ты видел пистолет в автофургоне?

— Я был внутри, — ответил Бен.

— Наркотики?

— Вещества, из которых их делают, я думаю. Молочного цвета. Как-то я видел по телевизору фильм о лаборатории, в которой делали наркотики. Что-то в этом роде.

— И в рюкзаке лежало именно такое вещество?

— В таких пластиковых штуках. Как для остатков еды. Там их, должно быть, было не меньше дюжины.

— Контейнеры.

— Они были заклеены серебристой лентой. И на них написаны химические значки. Понимаете? Буквы и цифры.

— Что еще ты нашел в фургоне? — спросил Болдт. Его глаза находились на одном уровне с глазами Бена, сидевшего на стуле. — Ты знаешь, что такое «неприкосновенность», Бен? У тебя есть такая неприкосновенность. Ничего из того, что ты нам скажешь, не принесет тебе вреда. Мы ведь не зачитывали тебе твоих прав, правильно? Потому что ты — не подозреваемый, а свидетель. Что бы ты ни сделал, это все в прошлом. У тебя из-за этого не будет никаких неприятностей. И у Эмили тоже. О’кей? Об этом ты можешь не беспокоиться.

— Я не брал никаких денег, — заявил Бен.

— Бен, сержант Болдт не упоминал о деньгах, — вмешалась Дафна. — Если ты солжешь нам, хотя бы один раз, тогда мы не сможем поверить ничему из того, что ты нам скажешь. Ты понимаешь, о чем я говорю? Ты понимаешь всю важность того, чтобы не обманывать нас?

— Давайте забудем о деньгах, — произнес Болдт, обращаясь одновременно и к Дафне, и к Бену. — Давайте поговорим о том, кто был в аэропорту. Когда ты набрал девять-один-один, ты сказал, что это была сделка с наркотиками, не так ли, сынок?

— Я — не ваш сын.

— Сколько там было людей, Бен? — подбодрила его Дафна.

Наверное, ему следовало промолчать. Эмили предупреждала его, чтобы он и пальцем не прикасался ни к одному автомобилю. Это было незаконно. Но Дафна задала вопрос так, чтобы все стало по-другому.

— Двое, — ответил Бен. — Ник и другой мужчина.

— Другой мужчина, — повторила Дафна.

Бен поймал себя на том, что кивает: Дафна могла заставить его делать вещи, которые он вовсе не собирался делать. Она как будто дергала за ниточки, и он повиновался. Его пугали мужчины, но только не Дафна. Он хотел, чтобы она снова заговорила с ним; он хотел, чтобы остальные ушли, чтобы он смог остаться с ней наедине.

— Что? — спросил он, подметив странное выражение ее лица.

— Сержанту Болдту нужно описание второго мужчины.

— Я не видел его лица. Он прятался за машинами. Было темно. Я не смог хорошо рассмотреть его.

Художник, сидевший на стуле рядом с Беном, начал набрасывать что-то в альбоме. Бен изумленно смотрел, как на бумаге начала оживать парковочная площадка.

— Ты смотрел изнутри или снаружи? — поинтересовался у него мужчина.

— Изнутри, — ответил Бен.

Болдт поразмыслил над его словами.

— Самое удивительное, что когда ты видишь что-либо, то одновременно замечаешь еще что-то, даже не осознавая этого. Ты говоришь, что не видел его лица, потому что было темно. Это нормально. Он стоял между машинами?

Перед мысленным взором Бена отчетливо встала картина: темная тень, глядящая на грузовик. Он вновь испытал страх, который чувствовал тогда, и не знал, что ему делать. Мальчик кивнул Болдту.

— Да, между машинами.

— Он был выше или ниже машин?

— Выше. — До Бена дошло. — Да, выше, — с гордостью произнес он.

— Моего роста? Или Дафны? — спросил Болдт, давая знак художнику, который заштриховывал автомобили, отчего страница стала выглядеть еще более реалистично.

— Не такой высокий, как вы, — сказал он сержанту. — Худее.

Дафна улыбнулась, и Болдт бросил на нее неодобрительный взгляд.

— Он был меньше, правильно? У́же в плечах, в талии — не крепкого телосложения?

— Да, думаю, что так.

Художник работал в бешеном темпе. На странице между двумя машинами появилась тень. Бен поправил мужчину:

— Он стоял дальше… и был немножко выше. — Бен не мог поверить тому, как четко отпечаталась картина в его памяти. Он смотрел на рисунок художника и видел, как все было на самом деле — и точно знал, что́ было нарисовано неверно. — Вот здесь была колонна, понимаете? Да… вот так. Он вроде как прислонился к ней… Да! Вот так! Это здорово. Просто здорово. — Бен подождал, пока художник прорисует мужчину на бумаге, потом сказал: — Его голова была… не знаю… тоньше, понимаете?

— Более узкой? — спросил Болдт.

— Да. Узкой. Он носил очки. Большие очки, мне кажется. — Художник подправил голову, придав ей правильную форму. Он трижды пририсовывал очки, пока Бен не сказал, что получилось так, как нужно. — Шляпа. Такая тянущаяся.

— Вязаная шапочка, — подсказал Болдт.

— Угу. И подбородок он прятал в высоком воротнике, по-моему. Или, может быть, это был шарф или такая штука, как у ребят на Западе.

— Бандана, цветной платок, — сказала Дафна.

Бена изумляло, с какой быстротой художник реагировал на каждую подсказку и как быстро менялся рисунок на листе. Руки его мелькали, рисуя и стирая, и, когда он отнял их, это было как проявляющаяся поляроидная фотография, когда изображение возникает из ничего.

— Джинсы? — уточнил Болдт.

— Я не видел его ног, — отозвался Бен, его больше интересовал художник, чем Болдт. — Нет, не так. Наверное, все-таки это был не воротник. — Мужчина стер его и стал рисовать шейный платок. — Нет. Тоже не то. — Мгновением позже голова мужчины изменилась совершенно. — О, ура! Точно. Это он. — Художник нарисовал на мужчине в больших очках свитер с капюшоном, завязки которого были плотно стянуты под подбородком, так что теперь его лицо оказалось почти полностью скрытым. — Точно так! — повторил Бен.

— Капюшон был поднят именно так? — спросил Болдт.

— Абсолютно, — ответил Бен.

— Какие-нибудь отметки на одежде? — поинтересовался Болдт. — Спортивная команда? Название компании? Название города?

— Можешь закрыть глаза, вдруг это поможет, — посоветовала Дафна.

Бен попытался закрыть глаза, и изображение, замершее на рисунке художника, внезапно ожило. Мальчик чувствовал выхлопные газы автомобилей, слышал рев моторов самолетов и шум машин; мужчина повернул голову влево-вправо, взглянув сначала на грузовичок, в котором прятался Бен, потом в сторону лифтов и Ника с рюкзаком. Во рту у него сверкнул свет. Бен решил упомянуть об этом.

— У него блестящие зубы.

— Скобки? — уточнил Болдт.

— Не знаю, — откликнулся Бен, по-прежнему не открывая глаз. — Не вижу. Не совсем.

— Золотой зуб? Серебряный? — вмешалась Дафна.

— Не знаю, — честно ответил Бен. — Не могу разглядеть.

— Что делает этот мужчина? — спросил Болдт.

Бен описал им сцену, когда мужчина в тени наблюдал за Ником и грузовиком.

— Он осторожен, понимаете? Он ждет, пока Ник войдет в лифт. А потом, когда Ник входит в него, этот парень идет ко мне, прямо на меня! — Он рассказал им о панике, которая охватила его, когда мужчина направился к грузовику, о том, как нырнул обратно под сиденье, о том, как замок со щелчком встал на место и какой ужас он испытал, оказавшись запертым во второй раз.

— Когда он шел к грузовику, — спокойно заметила Дафна, — он ведь стал ближе к тебе, не так ли, Бен? Может быть, он вышел из тени. Немного вышел на свет. Закрой глаза и попробуй описать эту сцену для меня, хорошо? Можешь вспомнить? Видишь его? — Ее голос звучал успокаивающе, это был тот же самый голос, который утешал его в машине, поэтому он закрыл глаза, как она просила, и действительно, темная зловещая фигура вышла из тени, и на мгновение Бену показалось, что он увидел лицо мужчины. Ощущение было очень странным, поскольку ничего из этого он не помнил. У него возникло ощущение, что это Дафна заставила его увидеть то, чего он никогда не видел.