Все присутствующие в недоумении уставились на Ламойю. На что Ламойя, который так и не научился держать язык на привязи, заявил:

— А, да бросьте, ребята! Все это дерьмо собачье. У нас нет времени.

Болдт затаил дыхание. Командующий базой кивнул своему помощнику в форме, который стоял рядом с ним, и молоденький парнишка поспешил скрыться в одном из помещений, после чего вернулся со связкой ключей и передал ее начальнику. Взяв связку в пухлую лапу, командующий заявил:

— Мы, разумеется, сделаем все от нас зависящее, чтобы облегчить работу отдела по расследованию убийств, но в то же время я считаю крайне важным обмениваться всей имеющейся информацией по этому делу, джентльмены. Наш отдел возврата вещевого довольствия несет ответственность за возвращение на базу любого похищенного имущества. Наш отдел криминальных расследований (ОКР) возглавит инвентаризацию и будет докладывать обо всем непосредственно агенту Сандерсу.

Шосвиц скрепя сердце согласился с тем, что расследование попытаются возглавить военные. Болдт схватил лейтенанта под руку и крепко стиснул ему локоть, призывая проявить благоразумие и желание сотрудничать — за что потом вспыльчивый Шосвиц будет ему искренне благодарен.

Первое из зданий называлось «Арсенал Д» и располагалось на дальней западной стороне огромной взлетной полосы. Собственно говоря, «Арсенал Д» представлял собой бывший ангар для реактивных самолетов, огромный дом из сборного гофрированного гальванизированного железа, в крыше которого были проделаны несколько световых люков. Группа расследования состояла из девяти человек, включая трех экспертов из отдела Берни Лофгрина и парочки военных полицейских. Ламойя прошептал на ухо Болдту, что, как только за дело берется ОКР, жди неприятностей. Возглавлял процессию специальный агент Сандерс. Новенький сверкающий висячий замок легко разомкнулся, и ржавая, покрытая вмятинами дверь распахнулась с жалобным скрипом петель.

Один из военных полицейских объяснил, что в субботу, во время утреннего обхода, между 8:00 и 9:00 утра, эта самая дверь была обнаружена приоткрытой. Команда Лофгрина немедленно занялась самой дверью, фотографируя ее и посыпая порошком для снятия отпечатков. ОКР позднее заявит протест против подобного вмешательства. Болдт с остальными проследовали за Сандерсом внутрь помещения.

Сержанта сразу же поразил эффект перспективы. Снаружи ангар казался просто большим; внутри его размеры утроились. От пола до потолка, поддерживаемого арочными перекрытиями, было добрых шестьдесят футов; дальняя стена стояла словно на другом конце футбольного поля. Между двумя стенами тянулись двадцать два ряда темно-синих пятидесятипятигаллонных бочек по десять штук в каждом ряду. Высота ряда достигала сорока футов, и бочки напоминали гигантские шпульки для исполинской швейной машинки. «Да их здесь никак не меньше нескольких тысяч», — с удивлением подумал Болдт, и общий объем хранящегося горючего наверняка превышает двести тысяч галлонов. Пять галлонов этого топлива, смешанного со своим вторым элементом, легко сравняют с землей обычный жилой дом. Огневая мощь, сосредоточенная в этом ангаре, производила потрясающее впечатление, и, пока остальные члены комиссии шли за военным полицейским по нескончаемому проходу, образованному колоссальными рядами шпулек, Болдт стоял с открытым ртом, пораженный абсурдностью происходящего. Холл мог залезть в любую из этих бочек, отлив по несколько галлонов здесь и там; хищение осталось бы совершенно незамеченным, уж слишком много здесь было горючего, чтобы правительство могло контролировать расход каждой его капли. Тщательная инвентаризация при таком ничтожно малом числе персонала на базе представлялась невозможной — в лучшем случае пришлось бы ждать результатов месяцами, если не годами.

Болдт не обратил внимания на то, что Ламойя задержался рядом с ним, стоя всего в нескольких футах позади своего сержанта, почтительно ожидая распоряжений. Иногда, подумал Болдт, Ламойя и вправду походил на полицейского.

Обводя глазами тысячи бочек, Болдт заметил:

— Он мог заполучить достаточно топлива, чтобы сжечь дюжину Дороти Энрайт, сотню! Впрочем, этого мы никогда не узнаем.

Качая головой, Джон Ламойя сказал:

— Да хранит Господь Бог Америку.

Глава сорок вторая

Бен скучал по Эмили. Дафна не отвечала на любые его вопросы о ней, делая вид, что ее просто не существует. Он метался между разговорами с Сюзанной, занятиями в школе для малолетних преступников и вечерами с Дафной. Он привык считать, что ему плохо жилось у Джека Сантори, с бесконечной чередой полупьяных женщин и ужасными стонами по ночам. Но изоляция оказалась еще хуже. Единственным, что удерживало его от побега, была угроза Дафны отлучить Эмили от бизнеса. Бен никогда не сделал бы этого, даже если бы на кону стояло его собственное счастье.

Когда Дафна появилась в самый разгар занятий, Бен понял, что назревают новые неприятности. Все, что выбивалось из привычного порядка вещей, означало неприятности. Она коротко побеседовала с учителем, и Бена отпустили под недовольные возгласы остальных. Он встретился с Дафной в коридоре, и сердце его трепетало от беспокойства.

На ней были черные джинсы, свитер и кожаная куртка. На плече висела большая сумка на широком ремне.

— Мы должны попросить тебя об одолжении, Бен.

— Кто, вы и Сюзанна?

— Болдт и я. Сержант.

— Он мне не нравится.

— Ты должен, — сказала она, несколько сбитая с толку его замечанием. — Хорошо, что он на твоей стороне.

Будь он проклят, если признается в этом, но ему нравилась Дафна. Бен в какой-то мере даже жалел ее, потому что все, чем она занималась, были работа и разговоры по телефону. Она говорила, что ей нравится бегать по вечерам, но за все время, что он жил у нее, она смогла вырваться на пробежку всего один раз.

— Какая именно услуга?

— Сержант Болдт хочет задать тебе несколько вопросов. Показать тебе несколько фотографий. Ты знаешь, что такое опознание?

— Угу.

— Может быть, тебе придется участвовать в опознании.

Бену не хотелось показывать ей, как он ко всему этому относится.

— А что если я не хочу? — саркастическим тоном поинтересовался он.

— Тогда я постараюсь переубедить тебя, — честно ответила она.

— И как вы собираетесь сделать это?

— Подкупить тебя, скорее всего.

— Чем?

Она ответила вопросом.

— Хочешь увидеться с Эмили?

Он чуть было не закричал «Да!», но попытался скрыть свои чувства, чтобы не давать ей слишком большой власти над ним.

— В ее доме этого делать нельзя, — сказала Дафна. — Может быть, в библиотеке, или еще где-нибудь. Я могу подумать над этим.

— Подумайте над этим, — сказал Бен, но она наградила его таким яростным взглядом, что он быстро добавил: — Пожалуйста.

По пути к ее автомобилю Бен спросил:

— Вы разведены?

— Нет, — явно удивленная, ответила она.

— Моя мама развелась, прежде чем встретила его. — Бен немного рассказывал Дафне о себе, хотя она, кажется, и без того знала о нем чуть ли не все. Поначалу он боялся, что полиция охотится за ним из-за тех пяти сотен долларов, что его арестуют и посадят в тюрьму. Но эти страхи давно канули в прошлое; теперь он знал, что это связано с Ником. Если Ник попадет в тюрьму, это доставит Бену настоящее удовольствие.

— В наши дни разводится очень много людей, — объяснила она. — От этого твоя мама ничуть не стала хуже.

— Я думал, что она ушла, — пробормотал он, и голос у него сорвался. Дафна завела двигатель, но оглянулась на него, прежде чем включить передачу. — В общем-то, так она и поступила. Ушла. Вы знали об этом? — Он почувствовал, что глаза его наполняются слезами, и отвернулся, чтобы взглянуть на здание, из которого они вышли. — Он сказал мне, что она бросила меня. Что она бросила нас обоих. И я поверил ему. — Он почувствовал, как по щеке все-таки скатилась слеза, поэтому, не отрываясь, смотрел в окно, чтобы Дафна ничего не заметила. Машина сдала назад.