— Я сказал, что ты разъезжала по улицам Парижа на осле и искала конюшню.
Шаннон запрокинула голову и расхохоталась. В душе она была благодарна Амадео. Хотя он ни разу об этом не упомянул, Шаннон понимала, что ради нее, находившейся на последних месяцах беременности, Амадео отказался от великолепных вечеринок. Сейчас она уже сомневалась, что Амадео всегда привозил своих подружек в мюрренское шале.
— Давай-ка пойдем в гостиную, выпьем стаканчик на ночь, — предложил Амадео, когда они вошли в дом.
В зале Пуссена стояла срубленная в парке высокая елка, украшенная золотом и серебром.
— Бокал шампанского за здоровье ребенка?
— Да. Но только один, — сказала Шаннон, снимая накидку и опускаясь в кресло у камина.
Наполнив бокалы, Амадео из груды подарков, сложенных около дерева, вытащил филигранной работы золотую коробку.
— Как ты знаешь, во Франции есть обычай дарить на Рождество подарки. Это тебе. — Такая официальность удивила Шаннон.
Открывая коробку, Шаннон рассчитывала найти там какие-то украшения, надеясь, что это будет выглядеть не слишком экстравагантно. Но там на голубом бархате лежал изысканной формы флакон из матового стекла.
— Как красиво! — воскликнула Шаннон. — Это случайно не Лалик? — Амадео кивнул. — Я всегда очень хотела иметь что-нибудь сделанное им. — Увидев загадочное выражение лица Амадео, она поняла, что подарок со значением.
— Было очень трудно решить, как упаковать такую штуку.
— С коробкой получилось очень мило. Она такая же красивая, как и флакон.
— Я имел в виду не это. Чтобы упаковать компанию, нужно очень много бумаги и ленточек.
— Компанию? О чем ты?
— Я выразился фигурально. Ты когда-нибудь слышала о «Галанте»?
— Дай подумать. Это связано с мылом или духами?
— Точно. Может быть, ты слышала о «Chanson de Mer»[12]. В двадцатые и тридцатые годы эти духи очень славились.
— О да, слышала. А в начале шестидесятых не они выпускали «Peut-Être»[13]?
— С них и начался упадок компании.
— Если это то, о чем я думаю, это ужасно.
— Эти духи уронили престиж фирмы. Очевидно, специалисты по маркетингу провели мозговой штурм и попытались таким образом стать ближе к массам, но в конечном счете все кончилось провалом. Марсель Галант, творческий гений в семейном бизнесе и самый молодой из трех братьев, ушел из дела. Именно он обеспечил фирме успех в начале пятидесятых, и после того, как ушел, все в «Галанте» пришло в упадок.
Положив голову на руку, Шаннон с любопытством посмотрела на Амадео.
— Мне не терпится узнать, зачем ты мне рассказываешь об этом в три часа ночи и какое отношение это имеет к флакону.
— Дело в том, что я только что купил «Галант», — с победной ноткой в голосе сказал Амадео. — И твое будущее, Шаннон, заключено в этом флаконе.
— Мое будущее?
— У меня нет времени на то, чтобы осваивать новую сферу бизнеса. Я хочу, чтобы ты заполнила этот флакон. Изобрела духи, которые вернут к жизни «Галант» и поставят его в один ряд с такими именами, как Герлэн, Ланвин, Шанель…
Шаннон недоверчиво рассмеялась.
— Я? Ну посмотри на меня. Я на восьмом месяце беременности! И между прочим, совсем не разбираюсь в бизнесе. Для любого это трудная задача, а для меня — тем более.
— Я знаю тебя, Шаннон, — взмахнув рукой, сказал Амадео. — С рождением ребенка твоя жизнь не кончится. Она только начнется и примет новое направление. Ясно, что ты не желаешь ни от кого зависеть, что у тебя есть амбиции, а возможно, и таланты, о которых ты и не мечтала…
— Я очень удивлена.
— Удивлена? Чем?
— Я была к тебе очень несправедлива, Амадео. У меня было нелепое представление, будто ты предпочитаешь, чтобы я — как и любая женщина — была у тебя в подчинении. Будто считаешь, что место женщины — дома с детьми. Ты всегда подчеркивал, что в Аргентине подобные традиции строго соблюдаются, — с лукавой улыбкой сказала Шаннон.
— Я сильно изменился, Шанита. Может быть, ты меня изменила.
— Амадео, я должна тебя кое о чем спросить. Ты же не просто желаешь сделать мне приятное, правда? Если дело только в этом, то ничего не выйдет…
— Приятное? Почему ты так думаешь? Мне нужен кто-то, кому бы я доверял, кто-то, кого я знаю. Лучше тебя никого и быть не может. У тебя есть репутация, есть связи в мире моды и есть голова на плечах. Я тебя убедил?
— Значит, ты действительно так в меня веришь? Я поражена и польщена, — сказала Шаннон, глядя на холодный овал стекла, лежащий на ее ладони.
— Да. Ты готова занять пост исполнительного директора «Галанта»?
Она немного подумала.
— В идущей ко дну компании без капиталовложений я ничего не смогу сделать. Из того, что ты мне рассказал, можно понять, что от «Галанта» осталась одна пустая оболочка. И еще нужно обсудить вопрос о моем жалованье.
На лице Амадео появилась довольная улыбка.
— Хорошо. Давай обсудим. Я рад, что ты не боишься задавать вопросы.
В течение получаса Шаннон обсуждала с ним финансовое состояние компании, и Амадео вел себя с ней так, как с любым другим деловым партнером.
— Ну? Что скажешь? Ты хочешь взять на себя «Галант», несмотря на то что я тебе рассказал?
— Конечно, это вызов, и очень серьезный. Если бы это было не так, не стоило бы и браться. Я согласна, — с улыбкой сказала Шаннон, сама себе удивляясь.
— Шанита! Теперь мы партнеры. Давай пожмем друг другу руки.
Когда они завершали сделку этой маленькой формальностью, что-то толкнуло Шаннон к Амадео, и она коснулась губами его щеки. Ее близость, запах кожи, прикосновение вызвали в Амадео волну полузабытого желания, и он с трудом подавил в себе стремление прижать Шаннон к себе. Он резко отвернулся и стал ворошить тлеющие угли в камине.
— Я рад, что мы договорились, Шанита. Мне нужен кто-то, кому я мог бы доверять, — нужен друг.
Париж, февраль 1981 года
Шаннон родила ребенка в «Америкэн хоспитал» в Нейи в восемь часов вечера в День святого Валентина. Когда сестра принесла ей крошечный комочек, завернутый в мягкое шерстяное одеяло, Шаннон находилась в безмятежном изнеможении. Но до тех пор, пока она не увидит своего ребенка и не подержит его на руках, о сне не могло быть и речи.
— Ну, вот и ваш маленький сын, — объявила сестра. — Какой красивый мальчик! — одобрительно добавила она, погладив его по черным волосикам.
— Дайте мне на него посмотреть, — прошептала Шаннон, протягивая руки. — Я больше не могу ждать.
Впервые увидев крошечное сморщенное личико, Шаннон почувствовала, что она уже его обожает. Глядя на почти прозрачные розовые пальчики, Шаннон понимала, что это существо она теперь любит больше всех на свете. Она поцеловала маленький, самый прекрасный в мире лобик и прошептала несколько слов, которые все эти месяцы берегла в своем сердце.
Шаннон впервые кормила ребенка, когда раздался стук в дверь. Это был Амадео, который с нерешительным, почти робким видом вошел в комнату, держа в руках букет красных роз и шампанское.
— Я приехал сюда сразу, как только смог. Мигель сообщил мне новость сразу по прилете в аэропорт Шарля де Голля, и всю дорогу он мчался быстрее ветра. Если бы я знал, то отложил бы сегодняшнюю поездку в Милан. Шанита, с тобой все в порядке?
Она была так занята ребенком, который сосал грудь, что не заметила на лице Амадео выражения гордого ликования, с которым тот смотрел на безмятежную мать с младенцем.
— Можно мне его взять? — спросил Амадео, когда Шаннон убрала младенца от груди.
Если кто-то и имел право разделить ее торжество, то это именно Амадео. Шаннон улыбнулась, глядя, с какой чрезмерной осторожностью он берет младенца на руки. С инстинктивной нежностью Амадео прислонил ребенка к плечу, прижавшись щекой к крошечной головке. Несколько мгновений он прижимал дитя к себе; лицо магната светилось счастьем и гордостью за Шаннон. Амадео был настолько переполнен чувствами, что не мог говорить. Его темные глаза излучали немое обожание.