— Простите, Фабрис. Я только что вспомнил, что мне надо сделать один важный звонок. Надеюсь, вы извините, что ухожу раньше вас. Счет оплачу по дороге.

Фабрис с досадой посмотрел ему вслед. Они провели за обедом меньше часа. Фабрис заметил про себя, что от состояния мало толку, если нет времени им воспользоваться. Хотя он все-таки продал Шагала… Фабрис недоуменно пожал плечами.

Выйдя в вестибюль, Амадео направился к телефонам и набрал номер Шаннон. Услышав записанное на пленку сообщение, что абонент отключен, он вздрогнул и, охваченный тревогой, бросился ловить такси. У него уже не хватало терпения дожидаться Мигеля, который мог появиться не раньше, чем через полчаса.

Такси мчалось по площади Согласия. Лицо Амадео выражало крайнюю озабоченность. С самого детства он научился доверять своей интуиции, а случайное упоминание Фабриса о встрече в Тюильри породило у Амадео ощущение, что Шаннон сейчас в нем очень нуждается.

Все лето Амадео вел нескончаемую борьбу, чтобы изгнать Шаннон из своей памяти. Эти отчаянные попытки подвигли его к занятиям любовью с десятком женщин. Амадео сознательно искал нечто противоположное Шаннон, выбирал не похожих на нее, но в результате оставалась лишь пустота. Это его бесило. Амадео обнаруживал, что занимается любовью с тенью той, что не уходила из его памяти, и это еще больше ущемляло его самолюбие. С некоторых пор, однако, Амадео решил, что ему удалось воздвигнуть между собой и Шаннон непреодолимый барьер. При случайной встрече с ней где-нибудь на приеме в Париже или на скачках в Лонгшане он смог бы спокойно поздороваться с ней. Но представив, что Шаннон осталась одна, беременная и беспомощная, Амадео почувствовал, как в нем пробуждается глубоко запрятанное желание ее защитить. Его гордость, гнев были забыты: он переступил через них так, как разъяренный бык переступает через сухую траву пампасов, стремясь защитить то, что ему принадлежит.

Выйдя из такси на рю Бонапарт, Амадео посмотрел на плотно закрытые ставни на окнах Шаннон. Позвонив консьержке, он был почти уверен, что сейчас услышит, что Шаннон где-нибудь на Бали или Сейшелах.

— Мадемуазель Фалун? Она наверху, как обычно, месье, — ответила консьержка, узнав богатого джентльмена, который обычно заезжал за Шаннон на машине с шофером.

Нехороший признак — «как обычно», подумал Амадео, взбегая вверх по ступенькам. Он несколько раз стукнул кулаком в дверь, но ответа не последовало. Амадео быстро спустился по лестнице и опять обратился к консьержке.

Та неохотно сходила за ключами и принялась с убийственной медлительностью подниматься по лестнице.

— Входите, месье, — раздраженно пробормотала она, повернув ключ в двери.

Амадео не стал ждать и проскочил вперед.

— Месье! — послышался сзади недовольный возглас консьержки.

В тусклом свете, проникающем через закрытые ставни, Амадео разглядел комнату, находившуюся в полном беспорядке. Она была совершенно не похожа на то опрятное жилище, которое он помнил. На столе стояли невымытые чашки из-под кофе. Из открытого ящика стола торчали конверты. У квартиры был нежилой вид.

— Шаннон! — позвал Амадео, пройдя в спальню.

Разбуженная шумом у двери, она сидела на кровати, кутаясь в халат.

— Шаннон! — увидев ее, с недоверием прошептал Амадео. С бледного лица, окруженного прядями нечесаных волос, на него безучастно смотрели большие темные глаза, Сухие губы открылись и произнесли его имя:

— Амадео…

— Шанита, — пробормотал он, сев рядом с ней. Обняв Шаннон обеими руками, Амадео понял, насколько ее тело стало меньше по сравнению с разбухшими грудями и животом. Это несчастное создание мало походило на ту очаровательную женщину с загадочным взглядом, образ которой так долго тревожил его воображение. Но сейчас желание забыть ее испарилось, утонуло в потоке странной, неожиданной нежности, равной которой Амадео никогда не испытывал.

— Почему? Почему ты мне ничего не сообщила? — горячо воскликнул он. Сердце Амадео билось так, как будто вот-вот разорвется. Подумать только, все эти месяцы Шаннон носила в себе его ребенка и ничего не сказала! Она оказалась слишком горда, чтобы прийти к нему. С чувством раскаяния Амадео вспоминал безобразную сцену на борту «Карисмы» и свое поведение потом, когда старался только успокоиться.

Амадео теснее прижал Шаннон к себе, и она задрожала от молчаливых рыданий. По лицу текли слезы, слезы долгого отчаяния, которые чудесным образом заливали пожар в неистовой душе Амадео. Осторожно прижав ладонь к ее животу, он закрыл глаза. Во рту Амадео пересохло при мысли о том, что можно было потерять ребенка. На этот раз все будет по-другому, не так, как много лет назад. Амадео поклялся себе, что его ребенок обязательно выживет, даже если это будет стоить ему всего состояния.

Через некоторое время Амадео спустился по лестнице, держа на руках завернутую в одеяло Шаннон. Машина ждала его во внутреннем дворике. Консьержка стояла около ворот, с изумлением глядя, как Амадео осторожно кладет женщину на заднее сиденье и садится рядом. Когда Мигель захлопнул за ним дверь, Амадео сказал:

— Сразу едем в Ле-Турель.

Ночь уже опускалась на замок, а Амадео все мерил шагами библиотеку, раздраженно глядя на часы, минуту за минутой отмечавшие долгое ожидание. Услышав стук в дверь, он повернулся, но это оказалась только служанка.

— А, это вы, Аннетта. Входите.

— Я пришла опустить занавески, месье, — сказала Аннетта, подходя к окну. Она с любопытством посмотрела на Амадео.

Когда он приехал сюда сегодня вечером с женщиной, завернутой в одеяло, все слуги принялись гадать, кто бы это мог быть. Совсем не в характере месье Бенгелы было появляться вот так, чуть ли не инкогнито. А тот факт, что он сам внес по лестнице женщину, при которой не было багажа, вызвал в замке настоящий переполох.

— Месье Альбер просил узнать, на сколько человек накрывать обед.

— Не знаю, — резко ответил Амадео, неприязненно взглянув на нее.

— Конечно, месье, — ответила служанка, стараясь уйти до того, как проявится его знаменитый характер.

Через несколько секунд за дверью раздалось отдаленное покашливание. Амадео повернул голову. Наверно, это наконец спускается врач.

— Я уже начал беспокоиться. Что-нибудь не так, доктор Фабер?

— Она рассказала мне очень мало, но ясно, что с некоторого времени она пребывает в состоянии глубокой депрессии.

— Но с ней все в порядке? — настойчиво спросил Амадео.

— Да, хотя она истощена, что в ее состоянии всегда нехорошо. Ей нужно оставаться в постели по меньшей мере две недели, а потом, вплоть до accouchement[11], необходим щадящий режим — много отдыхать, хорошо питаться, делать упражнения.

— А ребенок? С ребенком будет все хорошо?

— Женщина на пятом месяце беременности.

— Да, я знаю, — сказал Амадео.

— Сердцебиение совершенно нормальное. Она молода и скоро восстановит форму. Роды должны пройти без осложнений, где-то в феврале.

На лице Амадео были написаны облегчение и радость.

— Простите, не хотите ли вы выпить со мной? Виски, доктор? За рождение моего ребенка! — сказал Амадео, передавая ему бокал.

Врач на мгновение изумился.

— Примите мои поздравления, месье Бенгела, — сказал он, чокнувшись с Амадео. — Я, конечно, это предполагал, хотя она ничего не сказала, — тактично добавил он, сделав глоток. Врач внимательно посмотрел на Амадео, которого знал уже много лет. — Кажется, вы очень рады. До сих пор у вас не было детей. Разве это правильно?

Амадео резко сменил тему.

— Могу я увидеться с ней сегодня вечером?

— Да, но помните — она пережила несколько неприятных месяцев. Чтобы поправиться, ей нужен полный покой. Не говорите ничего, что может ее встревожить.

Врач смотрел на Амадео, пытаясь отгадать загадку. Единственное, что приходило в голову, — аргентинский магнат соблазнил девушку, бросил ее, а затем передумал. Учитывая, с какой радостью он говорил о рождении ребенка, было ясно, что эта хрупкая молодая женщина сумела покорить его сердце.