Изменить стиль страницы

В тот день, наблюдая, как Амадео принимает кубок «Галанта» из рук принцессы Кентской, Шаннон с трудом сдерживала гнев. Позднее, когда команда помощников принялась укладывать восточные декорации с той же быстротой, что и распаковывала, Шаннон захотелось вместе с шатром убрать подальше и свои амбиции. Когда неожиданно вошел Амадео, у нее уже была готова маленькая речь на тему отставки, но он не дал ей заговорить.

— Шаннон, я пришел извиниться. Я глубоко сожалею о том, что испортил тебе день, — внезапно сказал он. — Я не имел права так себя вести. Это непростительно.

Гнев Шаннон мгновенно пропал. Она была застигнута врасплох столь неожиданным для самодовольного Амадео раскаянием. Видеть в его глазах искреннее сожаление было настолько необычно, что Шаннон не смогла высказать то, что собиралась. За время долгого путешествия на Дальний Восток она тщательно обдумала свое решение оставить «Галант». Сейчас от нее зависело слишком много людей, и Шаннон пришла к выводу, что она вряд ли может себе позволить пойти на поводу у чувства ложной гордости. Сейчас ее уход может поставить под угрозу уход Зана от Розмари. Какое бы решение она ни приняла в отношении «Галанта», оно должно быть спокойным и взвешенным и учитывать мнение Зана. Сейчас, когда лицо Шаннон овевал ароматный теплый ветерок, ей казалось, что беспокоиться не о чем. Одно немного смущало Шаннон — это сообщение ее помощницы, что после матча в поло в одной английской газете появилась статья, полная намеков насчет нее и Зана. Сначала Шаннон ужаснулась, но потом успокоилась, решив, что нет худа без добра. В крайнем случае Зану придется уйти от Розмари раньше, чем он собирался, а такая перспектива не могла не радовать Шаннон.

Приехав в Сейян, Шаннон оставила машину на площади и пешком направилась к зданию, которое считала своим настоящим домом. Карло, муж экономки, позаботится о багаже. Среди стопок одежды, аккуратно выстиранной в гонконгском отеле «Пенинсула», лежали подарки Зану — ремень из кожи ящерицы, золотая зажигалка и маленький смеющийся Будда из слоновой кости.

Шаннон вошла в дом, заметив, что Карло побелил стены и заново покрасил ставни. Красная герань на подоконнике пышно расцвела. Как обычно, ставни в гостиной были закрыты, и Шаннон поспешила их отворить. Аврора привела все в идеальный порядок, не забыв даже поставить в кувшин на столе букет ноготков.

За прошедшие годы Шаннон превратила маленький дом в уютное гнездышко. Они с Заном вместе прочесали все близлежащие антикварные магазины в поисках старой провансальской мебели, оловянной посуды и керамики. Любимой комнатой Шаннон была спальня. Войдя туда, она открыла ставни, впустив теплый благоухающий воздух. Увидев выкрашенную в синий цвет деревянную кровать, накрытую лоскутным стеганым одеялом и вышитыми льняными простынями, Шаннон удовлетворенно улыбнулась. Аврора положила под обшитые кружевами подушки пакетики с лавандой.

В большой светлой кухне над старым камином, выложенным белой и синей плиткой, сияла коллекция медных котелков. На большом деревянном столе, окруженном стульями с плетеными спинками, стояла ваза с фруктами. Шаннон взяла гроздь винограда. Сегодня они с Заном, как всегда в первый день, будут ужинать дома. В холодильнике лежали нашпигованный розмарином большой цыпленок, снежно-белый круг сыра, салат и несколько бутылок розового вина с местного виноградника. Весело насвистывая, Шаннон отломила ломоть хлеба и отправила в рот маслину. Начинался торжественный ритуал, которым она отмечала очередной год. Шаннон будет долго лежать в ванне, переоденется в джинсы и будет всласть бродить по дому — до тех пор, пока не появится Зан. По ночам еще холодно, так что к его приезду Шаннон разожжет огонь в камине, наполнив дом ароматом горящего оливкового дерева. Услышав стук в дверь, Шаннон выглянула в переднюю и увидела Карло.

— Добрый день, Карло, — сказала она, протягивая руку. — Как дела?

— Добрый день, мадам Фалун. — В знак уважения он всегда называл ее «мадам». — С приездом. Если хотите, я сейчас принесу ваши вещи из машины, — сказал Карло, рассказав о том, как поживает его семья. — Между прочим, вам пришло письмо. Я положил его на холодильник.

— Спасибо.

Взяв письмо, Шаннон прошла на смежную с гостиной террасу и уселась в кресло — рядом с цветущей геранью и олеандром. За многие годы бугенвиллия оплела всю стену дома и добралась до красной черепичной крыши. Прислушиваясь к стрекоту цикад, Шаннон полной грудью вдохнула воздух. Она никогда не устанет глядеть на эти холмы и равнины, окрашенные в яркие, чарующие цвета южной Франции.

Держа письмо, Шаннон с любопытством смотрела на него, гадая, кто бы мог ей написать. Об убежище в Сейяне знали всего несколько человек. Адрес был напечатан на машинке, обратный адрес отсутствовал. В конверте находились листок бумаги и сложенная газетная вырезка. Развернув ее, Шаннон увидела собственную фотографию. Ее снимок с Патриком и Амадео появился в одном итальянском журнале год назад, и тогда Шаннон глубоко переживала это вторжение в ее личную жизнь. Две другие фотографии были помещены рядом — снимок Паркинсона для «Вог» в годы ее работы моделью, и сделанный этой весной снимок, где были засняты Розмари с Заном на скачках в Бадминтоне. Сердце Шаннон затрепетало. Видимо, это не та статья, о которой ее предупреждала помощница. Содержание ее было просто убийственным. Заметка появилась за те несколько дней, когда у Шаннон не было связи с Парижем. В полном смятении она развернула письмо, сразу поняв, что оно от Зана.

«Дорогая Шаннон!

Конечно, ты уже поняла, почему я пишу это письмо, и я уверен, тебя не удивит, что я не приехал в Сейян. На тот случай, если ты решила не приезжать туда после всего, что случилось, точно такое же письмо ждет тебя в Париже. Я прилагаю твою фотографию с Бенгелой и вашим ребенком, которая говорит сама за себя. Думаю, мы оба с облегчением воспримем окончание этого нелепого фарса.

Зан».

Через мгновение Шаннон выбежала из дома, помчалась к телефонной будке и набрала лондонский номер Зана. «Еще можно застать его в офисе», — с отчаянием подумала она.

— Алло! Будьте добры, я хотела бы переговорить с лордом Килгарином.

— Прошу прощения, но он до осени будет в долгосрочном отпуске. Может быть, оставить ему сообщение?

— В долгосрочном отпуске? — ошеломленно повторила Шаннон. — Не может быть. А вы знаете, куда он уехал? Я его знакомая, и это очень срочно.

Последовала пауза.

— Он с семьей в Ирландии.

— Вы не можете дать его номер телефона?

— А кто говорит? — спросила секретарь, которой надоела такая настойчивость.

— Меня зовут Шаннон Фалун.

Воцарилось мертвое молчание.

— Понятно. Боюсь, что не имею права давать кому бы то ни было ирландский телефон графа Килгарина.

Повесив трубку, Шаннон вышла из тени под палящее солнце. Ее трясло. Не надо было называть себя, думала она. Тогда можно было бы связаться с Заном, чтобы покончить с этим кошмаром. Теперь же он все лето будет недоступен.

Вернувшись в дом, Шаннон заставила себя еще раз прочитать письмо. Проанализировав каждое слово, Шаннон пришла к выводу, что Зан захлопнул дверь прямо перед ее носом. Пытаться его убедить в чем-то не было смысла. Зан использовал отвратительную клевету для того, чтобы избавиться от запутанного положения, которым начал тяготиться. При первом же осложнении вышел из игры, не дав ей возможности защититься.

Лежа на кровати, Шаннон глядела в окно на сияющий квадрат голубого неба. Грубый, не оставляющий никаких надежд тон письма Зана вызвал у нее шок. Но вскоре Шаннон почувствовала, что к ней начинают возвращаться силы. Если скандал мгновенно положил конец их отношениям, то они не стоили и ломаного гроша. Если бы она была так дорога Зану, как воображала, то он по крайней мере набрался бы мужества, чтобы встретиться с ней лично. А вместо этого отправился в Килгарин со своей снежной королевой. Эта поспешная попытка примирения с Розмари просто убила Шаннон.