Изменить стиль страницы

Змея применила оружие, нам не очень знакомое. Студия вдруг стала наполняться отвратительным запахом (кто брал в руки ужей, знают это свойство некоторых змей таким образом защищаться). Не удалось показать нам существо экзотическое. Сначала с визгом студию покинули женщины, а потом замахал руками («Уносите, уносите!») редактор программы Алексей Макеев. И работники зоопарка унесли корзину с тяжелой ношей.

Второй случай касается кобры. Этот некрупный экземпляр ядовитой змеи увидели мы в туркменской пустыне, когда снимали куланов. Орудуя палочкой, оператор Володя Ахметов вынудил змею переползти на голое глинистое местечко и стал снимать. Привыкшие тут к жаре змеи днем все-таки прячутся от нее в норы. Но тут прятаться было негде. Змея завертелась, чувствуя себя так, будто попала на разогретую сковородку. Куда податься?

Увидев объектив Володиной камеры, защищенной от солнца воронкой бленды, змея решила, что это и есть спасительная для нее норка, и, высоко подняв голову, в нее устремилась. Змею мы хорошо сняли, а у меня на память остался фотографический снимок: змея ищет спасения от жары.

А в Кировской области мы «раскатали губу» снять волков. Этого зверя на воле запечатлеть крайне трудно — умен, хитер, осторожен, скрывается раньше, чем можно его увидеть. Но в какой-то деревне старик-охотник нам рассказал, что накануне волки свалили на речном льду лося и, отяжелев от еды, спят теперь где-нибудь близко в лесу. Охотовед Михаил Павлович Павлов встрепенулся: «Попробуем прихватить их на лежке».

Волки в еде меры не знают, с распертыми боками и отвисшим брюхом бегать им трудно — в этом был для нас шанс.

Звери действительно спали в лесу, но нас почуяли вовремя и, конечно, немедля бросились убегать. На широких лыжах двинулись мы по следу с надеждой увидеть отяжелевших волков. Оказалось, серые в критические минуты умеют себя облегчать. На следах мы увидели отрыгнутые зверями куски осклизлого мяса. По этим кровавым меткам преследовали беглецов километра два. У заросшей тростниками низины Павлов снял заячью свою шапку и вытер вспотевшую голову: «Все, теперь увидеть их невозможно».

Вернувшись в деревню, мы как следует выслушали рассказ старика о волках. Он показал нам собаку, бегавшую на трех лапах. «Четвертую волк отгрыз. Мой Пегий рванулся в сени. Я в одну сторону пса тяну, а волк — в другую».

Собака внимательно слушала старика, видимо, понимала, что речь шла о ней.

Есть у меня снимок, сделанный у опушки бора вблизи Воронежа. Мы тут что-то снимали и на дороге во ржи спугнули молодого зайчонка. Не очень резво он побежал, а оператор Яшка Посельский — за ним. Зайцу погоня не нравилась, и он решил защищаться. Яшка присел со своей камерой, а заяц — в атаку и, приняв объектив за чей-то огромный глаз, стал по нему колотить лапами.

В Хопёрский заповедник мы приехали в самое жаркое время года. Все живое спасалось в зарослях у реки. Увидеть кого-либо не удалось. Сидим у костра, обсуждаем невеселую ситуацию, и тут подходит директор заповедника Александр Иванович Зобов с ведерком раков. Гляжу, раки в ведре шевелятся. Мы сразу сообразили: раков, прежде чем сварят, надо бы снять.

С местным мальчишкой скинули мы штаны и рубашки и, найдя мелководное место Хопра, из-под берега стали выкидывать будто бы пойманных раков. Оператор Сергей Урусов этот процесс снимал. И вот она, минута удачи: к интересному месту подбежал мальчишка с резвым, но еще глупым щенком. Раков этот «зверь» еще ни разу не видел, и очень они его забавляли. Один рак клешнею вцепился в нос кобелька. Тот завизжал, стал бегать и крутиться на месте, а рак мотался у него на носу. Все присели от смеха. Гляжу в сторону оператора — не растерялся, снимает! Великолепная сцена должна быть на пленке. Мы и еще кое-что на Хопре сняли, а что-то взяли из прежних съемок. Но удивительное дело: именно сцена с раками и щенком стала «пружиной» всей передачи. Вот уж действительно не знаешь, где найдешь, а где потеряешь.

Очень охотно бывали мы в Псковской области. Тут на озерных островах вблизи селенья Пустошка ленинградские приматологи устроили полигон для наблюденья за обезьянами. Обезьяны боятся воды. С острова они никуда убежать не могли и жили тут в безопасности почти на воле. Все природные инстинкты бурно начали в них пробуждаться. Снимать и наблюдать обезьян было исключительно интересно. Можно вспомнить много всяких забавных историй. Вот две из них.

Я вожу с собой запасную фотокамеру — на всякий случай. Снимаю обезьян и вижу вдруг одну «шимпанзиху» на дереве — сидит с моим «Никоном». Забравшись в сумку, обезьяна схватила то, что больше всего ее занимало, и теперь, приставляя, как и я, аппарат к глазу, «снимала» нас сверху. Ну, думаю, пропал «Никон»! Уронит сверху — и все. Попытался выманить свое имущество у воровки: никакого успеха — только выше поднялась на дубу. Со знаньем характера своих питомцев действовал профессор Фирсов.

Он протянул обезьяне большой апельсин, и та поняла, что ей предлагают обмен. Тем и закончилось дело.

А вот другая история и в другой раз. Приплыли к острову мы целым десантом на лодке. Вторжение чужаков «островитянам» не понравилось. Они неподвижно сидели рядком, настроенные враждебно. А вожак Бой действовал очень активно. Мы с профессором шли по мелкой воде вдоль берега, оператор, стоявший в лодке, снимал обезьян и нашу беседу.

Бой никак не хотел, чтобы мы появились в его владеньях, бегал и стряхивал на нас с профессором сухие сучья с деревьев. Но больше всего ему не понравился оператор, стоявший в лодке. Ветки до него не долетали, и Бой пустил в ход камни. Швырял он не очень метко, но один «снаряд» мог бы достигнуть цели. Увернувшись от камня, оператор вместе с камерой оказался в воде. Это была катастрофа. Камеру разобрали и просушили все ее «косточки». Но собранный французский «Эклер» не заработал. Что делать? Посылать человека в Москву за другой камерой, и это при дефиците съемочной техники — четыре-пять дней потери.

Я предложил рассказать зрителям все как было. Кое-что до этого успели мы снять, остальное дополнили фотографиями: сняли оператора, вылезающего из воды со своим инструментом, сняли Боя, швыряющего каменья, и много всего другого. В Москве добычу смонтировали и при озвучивании рассказали обо всем, что случилось. Представьте себе, на «летучке» передачу отметили как удачную: «Замечательный ход вы придумали!»

Полное собрание сочинений. Том 23. Лесные жители _117.jpg

Окно лесника в Белоруссии.

И кое-что о кепке ведущего передачу. Молодым я все перепробовал: берет, шляпу, иностранный картузик. Остановился на кепке. Она лучше всего подходит фотографу, которому приходится куда-то лазать, на животе по земле ползать. Когда начался ералаш «перестройки», я купил про запас сразу дюжину кепок. И правильно сделал. Кепку то на теплоходе ветром сдуло, то упавшую автомобиль превратил в тряпку. А вот два случая, уместные тут припомнить. Оба связаны с Алма-Атой.

Заехал я, будучи в этом замечательном городе, к другу — почти столетнему литератору-натуралисту Максиму Дмитриевичу Звереву. На веранде оставил свою одежку и кепку. После застолья я заспешил в аэропорт. Одевшись, не обнаружил кепки. А жил Максим Дмитриевич в районе, который тут называют «Компотом». Улицы: Грушевая, Виноградная, Айвовая, Абрикосовая… В ворота двора, где мы бражничали, никто не входил, да и кому нужна моя пропахшая дорожной пылью и потом кепка?

Стоим в недоумении: куда же делась? Рядом крутится овчарка, и я заподозрил: ее работа. Хозяева засмеялись: ничего подобного никогда с собакою не случалось. А я настаивал поискать. И что же — в опавших осенних листьях возле забора обнаружен был бугорок. Шевельнули его ногой — и вот она, кепка с очаровательными для овчарки запахами…

Вторая история посерьезнее. В Алма-Атинском зоопарке снимали слона. Я стоял по одну сторону стенки с металлическими шипами поверху, слон — по другую. Угощал великана небольшими арбузами. Слон протягивал хобот, ловко гостинец подхватывал и швырял в разинутый рот. Оператор все это снимал. Арбузы кончились, и я попросил служителя зоопарка принести еще несколько штук. Пока он ходил, я забавлял собравшихся любопытных подходящими к случаю анекдотами. И вдруг из-за стены в мою сторону что-то метнулось, я инстинктивно присел и увидел, как слон, сдернувший хоботом мою кепку, поместил ее в рот и под оглушительный хохот публики стал с аппетитом жевать.