— Мой принц, Дар Посейдона работает не так, — отрезает Джаген. — Он ограничен до определенных...

— Лжец! — выкрикивает Рейна, заставляя всех вздрогнуть. Дельфины пугаются, выстреливая в разные стороны.

— Рейна, — осаждает ее Гром.

— Ауч! — вскрикивает она. — Ты делаешь мне больно.

Гален вздыхает, а его сердце камнем опускается в груди.

— Отпусти ее, Гром. Она говорит правду. У Паки нет Дара Посейдона.

Гром отпускает ее руку и морщит лоб. Рейна тут же уплывает за спину Галена.

— Только не говори мне, что она и тебя втянула в свою игру, — хмурится Гром.

— Это возмутительно! — ревет Джаген. — Гром, ты должен приструнить своих близнецов, пока я не сделал этого сам!

Гален закатывает глаза. Джагену уже перевалило за сто пятьдесят лет. Если он так хочет помахать кулаками с Галеном — милости просим.

— Гром, Дар Посейдона не ограничен несколькими видами рыб. Предназначение Дара — прокормить нас всех. Как же тогда Пещера Воспоминаний? На ее глубине нет дельфинов. Чем бы она смогла накормить Архивов, если бы ей понадобилось это сделать?

Гром складывает руки на груди, а его лицо каменеет.

— Я думаю, тебе пора заняться тем, что ты знаешь лучше всего, младший брат. Людьми. И прихвати свою сестру с собой. Я не могу за ней присматривать.

— Что? — Гален подплывает поближе к брату. — Ты хочешь, чтобы я ушел?

— От вас обоих сегодня одни проблемы. Нас всех ждет долгий разговор на этот счет, но уже после церемонии.

— Мы же и пытаемся тебе это сказать! — не выдерживает Рейна. — Не должно быть никакой брачной церемонии!

— Рейна, — мягко говорит Гален. — Я сам с этим разберусь. Пожалуйста.

— Нет, не разберешься, Гален, — отрицает Гром. — Ты оскорбил мою будущую королеву — свою будущую королеву — и все из-за своих предрассудков.

— Моих предрассудков? — переспрашивает Гален, раздражаясь.

— Следи за тоном, брат. Не заставляй меня отправить тебя в изгнание. Это только твое мнение, пока ты не сможешь доказать обратное. Нет никаких оснований утверждать, что Пака не обладает Даром Посейдона.

Отправить меня в изгнание?

— Да она использует руки! — взрывается Гален. — Она натаскала этих дельфинов реагировать на сигналы руками. Для настоящего Дара Посейдона достаточно одного голоса.

Гром поднимает бровь.

— Правда? Ты можешь это доказать?

Гален открывает было рот, но тут же его закрывает. Не в отсутствие Эммы.

— Ну...

— Нет, он не сможет это доказать, — выпаливает Рейна. Она не смотрит на Галена, хотя тот прожигает ее взглядом. Что она делает?

Она подплывает к нему.

— Он никогда тебе не поверит насчет Эммы, Гален, — шепчет она. — Даже не заикайся. Он не остановит церемонию дожидаться, пока ты ее приведешь. Посмотри на него. Он все уже решил.

— Я знаю, что он не может этого доказать, — рявкает Гром. — А если бы и мог, то ему стоило уведомить об этом всех раньше. Немного поздновато для подобных заявлений, вы не находите?

— Зачем ты это делаешь? Почему ты такой твердолобый? — в голосе Галена звучит обида. — Это все из-за Налии? Другая спутница не заставит тебя ее забыть. Надеюсь, ты идешь на это не ради того, чтобы забыться.

В этот раз охает Рейна. Гален перешел все границы, но похоже, ему уже все равно. Гром ведет себя очень неразумно. Проще говоря, как сам не свой.

Гром становится непреклонным и холодным, как айсберг.

— Уходите. Вы оба. Сейчас же.

— Вот как? — восклицает Гален, сцепляя руки за головой. — Мы теперь в изгнании?

Гром медленно кивает.

— Уходим, Рейна, — говорит Гален, не сводя глаз с Грома. — Идем домой.

* * * 

Когда они добираются до берега, Гален чувствует себя дико измотанным. Спеша увидеть Эмму, он тащил Рейну на спине всю дорогу, лишь бы побыстрее плыть. Он вытаскивает пару плавок из-под скалы и натягивает их. Рейна находит свои в паре футов от него.

Он не почувствовал Эмму или Торафа в воде, поэтому, по пути домой, безосновательно надеялся застать ее там, по какой-то причине, его ожидающей. Но Эммы здесь нет. Зато есть Тораф. И он не выглядит счастливым от их возвращения.

— Как все прошло? Нам нужно поговорить, — выпаливает Тораф.

Гален замирает.

— Где Эмма? С ней все в порядке?

— Она дома со своей мамой. С ней все хорошо. Но есть проблема.

— Если ты не заметил, я тебя не перебиваю, — цедит Гален сквозь плотно сжатые зубы. — Так что, давай, рассказывай.

Тораф нервно вертит пальцами.

— Ты только не сильно расстраивайся.

— Слишком поздно.

— Ладненько, раз ты уже расстроен. Но я сделал это ради твоего же блага.

— Трезубец Тритона, Тораф! — взрывается Рейна. — Что ты там сделал? У нас был тяжелый день!

Тораф разом выдыхает:

— Я попросил Юдора приплыть и мне помочь. Я объяснил ему, что я либо не могу распознать преследователя, либо его пульс смешивается с чьим-то еще. Больше я ему ничего не говорил.

— Что ты сделал? — Гален уже сжимает кулаки.

Тораф поднимает руки вверх:

— Гален, он тут же ее распознал.

— Эмму? — выдыхает Гален. Этого не может быть.

— Нет. Преследователя.

— Подожди, — говорит Рейна. — Ее? Ее — это кого?

— Гален, — продолжает Тораф. — Это Налия. Юдор поклялся памятью Тритона, что это она. Она не мертва. Он уже возвращается назад, чтобы остановить брачную церемонию.

Налия. Все кусочки паззла внезапно встали на свои места.

Гален вылетает из гостиной на пляж, Тораф и Рейна следом за ним.

* * * 

Дом Эммы освещает верхушки песчаных дюн перед ним. Обычно, это означает, что Эмма и ее мама обе дома — живут разными жизнями в разных комнатах.

Гален бежит к раздвижной стеклянной двери, ведущей на задний двор, и стучится. Сейчас не время для этикета. Он указывает Торафу и Рейне подождать его в стороне. Он мог бы сказать, что Рейна скорее съест собственное ухо, чем так сделает, но Тораф ее удерживает.

Эмма подходит к двери, улыбаясь до ушей.

— Из-за чего ты так спешил? — восторг пляшет в ее фиолетовых глазах.

— Наверное, по мне соскучился, — раздается голос мамы из кухни. Она подмигивает Галену, еще не зная, что ее мир вот-вот перевернется.

— Мам! — возмущается Эмма, протягивая Галену полотенце и захлопывая дверь.

— Спасибо, — говорит он. — В смысле, за полотенце.

— Что-то случилось? — судя по выражению ее лица, он выглядит таким же встревоженным, как себя и чувствует.

Он проводит тыльной стороной ладони по ее щеке.

— Я люблю тебя. Больше, чем ты можешь себе представить. Чтобы ни было.

Она целует его в ладонь.

— Угу. Чтобы ни было? Звучит пугающе, не находишь? — шепчет она. — Но это не важно. Я тоже тебя люблю. Боже, я так по тебе скучала. А ведь прошло всего двадцать четыре часа!

Он наклоняется, прильнув к ее губам. Обычно, он бы не стал ее целовать перед ее матерью из уважения, но сейчас особые обстоятельства.

Он навсегда запомнит этот момент. Момент, перед тем, как все изменится. Он целует ее напоследок, затем поворачивается в сторону кухни.

— Давайте я вам помогу, миссис Макинтош.

Она улыбается и качает головой.

— Нет, не надо Гален. Я уже почти закончила. Кроме того, с тебя все еще стекает вода.

Тем не менее, Гален подходит к мойке. С каждым шагом, обрывки его догадок становятся по местам, образуя полную картину.

Все это время он впустую подозревал отца Эммы. Как он мог быть таким глупцом?

У нее цвет кожи и волос, как у Сирены, лишь за исключением голубых глаз. Голубых глаз без всяких контактных линз; голубых глаз, ставших такими из фиолетовых за годы, проведенные ею на суше. И это не легенда. Рисунок на Тартессосе был верным. Те же самые годы виновны и в проблесках седины в ее волосах — признаке ускоренного старения.

И ее дотошная привычка звонить всякий раз, после того, как объявлялся преследователь. Она, должно быть, чувствовала их всех в воде и хотела убедиться, что с Эммой все в порядке. Если доктор Миллиган был прав, и Эмма достигла зрелости совсем недавно, то она могла никогда ее и не чувствовать до этого. Она могла даже не осознавать наличия у Эммы Дара.