Интуиция Верховского оправдалась. Единственное, что он не предугадал до конца, так это то, что вопреки его совету Алексей Крылов на всю жизнь остался приверженцем компасного дела. Чем бы ни занимался в дальнейшем Крылов, пристрастие к компасу у него никогда не пропадало.

Отклонение показаний компаса от истинного под влиянием корабельного железа или электрических токов — это и есть его девиация. По Крылову оказалось, что девиация должна быть учтена уже при конструировании компаса.

Начав теоретическое осмысливание с работы «О расположении стрелок в картушке компаса», опубликованной в 1886 году, через 54 года, в 1940 году, Крылов представил монографию «Основание теории компаса», в которой обосновал и теорию гирокомпаса. Он как бы вооружил точным путеводителем капитанов и летчиков.

Пожалуй, наиболее полно оценил и представил развитие способностей молодого мичмана его первый непосредственный начальник и руководитель де Колонг. Флотская молва говорила о его якобы абсолютном убеждении, «что корабли строятся для того, чтобы было на чем устанавливать компасы и уничтожать их девиацию».

Профессор де Колонг, патриот русского флота, отдавший компасу и душу, и незаурядные способности, знал, что в несколько гротесковом определении его преданности любимому делу нет и грана от насмешки. Истинный ученый и вдумчивый практик, заведующий Компасной мастерской очень скоро убедился, что заполучил в свое подчинение не просто талантливого помощника и восприемника, но личность, могущую свершить нечто большее, чем продолжить пусть и очень важное, но налаженное дело. Чинить препятствия такой личности из служебного эгоизма — преступно, и поэтому-то генерал де Колонг одобрил переход подчиненного без выслуженного срока в 4-й флотский экипаж в Кронштадте, где мичман Крылов прошел краткий курс в офицерском минном классе. Это произошло осенью 1885 года, то есть один год спустя после производства в мичманы.

Целью такого служебного перемещения было стремление познать как насущную жизнь флота, так и воочию приобщиться к практико-теоретическим задачам, стоящим перед ним. Крылову мыслилось, что расширенный таким образом общий кругозор поможет избранию специальности в Морской академии.

С июня 1887 года двенадцать последующих месяцев отводилось на кораблестроительную практику на одном из судостроительных заводов — таково безусловное требование к офицеру, желающему поступить в Морскую академию.

Этот год в жизни будущего академика можно с полным основанием назвать годом Петра Акиндиновича Титова — выдающегося русского кораблестроителя-самородка.

Их встреча на Франко-Русском заводе как знаменательна для них, инженеров, так и символична для всего русского кораблестроения. Это была своеобразная встреча поколений на стапелях, которые в ближайшие годы должны были принять на себя постройку нового флота.

Биографии П.А. Титова и А.Н. Крылова в известном смысле очень схожи: прежде чем достигнуть независимого положения в области применения творческих сил, они прошли все ступени, ведущие к нему. Разумеется, каждый по-своему и в соответствии со своим временем и его требованиями.

Первые шаги к самостоятельности 12-летний Титов сделал у пароходной машины, у которой нес вахту его отец. Приобщение к машине, завораживающей своим огнедышащим действом, шло через узнавание каждого ее узла, всех деталей в их прямом назначении. Естественный переход от машины к узнаванию всего корабля определил дальнейшую судьбу любознательного мальчишки — отец пристроил его на Кронштадтский пароходный завод. Рабочий — чертежник — разметчик — помощник плазового — корабельный мастер и, накопец, при встрече и знакомстве с Крыловым, переросших в творческую дружбу, — управляющий верфью — таково становление русского корабела Титова. За плечами 44-летнего богатыря немало судов, бороздящих моря, другие он готовит к встрече с бутылкой шампанского, третьи он вычерчивает в натуральную величину на масляном полу плаза, как называется огромный зал завода. Есть еще и четвертые — это те, что спроектированы Титовым в глубокой тайне от всех. Этим проектам предстоит сразить недругов и восхитить друзей инженера-самоучки.

Конкурс на лучший проект броненосца проводился с девизами на конвертах, то есть имена авторов, а среди них были кораблестроители Англии, Германии, Италии и других стран, до объявления окончательных результатов не были известны. Когда же итоги подвели, то оказалось, что первое и второе места в конкурсе заняли проекты под девизами «Непобедимый» и «Кремль». И тот и другой имели одного автора — Титова. «Два его проекта, — писал академик Крылов о своем судостроительном учителе в «Воспоминаниях», — оригинальных, отлично разработанных, превосходно вычерченных и снабженных всеми требуемыми расчетами, получают обе высшие премии».

Ему-то, Титову, и представился в июне 1887 года мичман-стажер Крылов, позднее вспомнивший свое представление так: «Меня радушно принял сидевший за письменным столом, в маленьком, площадью не более 6 кв.м. кабинетике, могучий русский богатырь, с которого Васнецов смело мог бы писать Илью Муромца. Выслушав, что мне надо, он сказал, что все, что есть на заводе, для меня всегда открыто и что чем большему я научусь, тем радостнее ему будет».

И Крылов воспользовался столь искренним предложением в полную меру. Пролетевший одним мгновением, казалось, год был буквально насыщен ежедневным узнаванием, как возводится корабль.

Талант разглядел таланта, богатырь сошелся с богатырем. Они вместе сидели в чертежной, ползали на разметке, «глухарили» в трюме, керновали, зенковали, обрубали, точили и после такой работы в удовольствие возвращались к прямым своим обязанностям: Титов к управлению верфью, Крылов к первому своему труду в области кораблестроения — «Расчету башни броненосца «Император Николай I».

Наверняка под обаянием личности Титова, его неожиданных инженерных решений, принимаемых подчас на месте действия, но оттого нисколько не терявших точности и оригинальности, мичман Крылов принял решение поступать на кораблестроительное отделение Морской академии. Мало того, отношение Титова к большим и мелким вопросам создания корабля оказало прямое влияние на формирование научно-технического мировоззрения будущего академика. В одном из своих выступлений в 40-х годах А.Н. Крылов сказал, что за последние 50 лет «судостроение преобразовалось из искусства в строгую точную науку». Развивая мысль академика, его ученик, также ставший академиком на ниве кораблестроения, Ю.А. Шиманский говорил, что это определение «в значительной степени обязано именно самому А.Н. Крылову, который в своих многих оригинальных и классических трудах широко применял средства строгого математического анализа к решению практических задач, возникавших в процессе бурного развития техники судостроения в течение этого периода времени, создавая тем самым научный фундамент, на котором базируется современное судостроение».

Дружба и сотрудничество между Титовым и Крыловым не прекратились с окончанием стажировки. Напротив, они становились теснее и плодотворнее хотя бы по причине обратной отдачи. По заданию Титова мичман Крылов производил расчеты тех или иных корабельных узлов и конструкций. «По окончании расчета, — писал академик, — он открывал ящик своего письменного стола, вынимал эскиз и говорил:

— Да, мичман, твои формулы верные: видишь, я размеры назначил на глаз — сходятся.

Лишь восемнадцать лет спустя, занимая самую высокую должность по кораблестроению, я оценил истинное значение этих слов Титова. Настоящий инженер должен верить своему глазу больше, чем любой формуле; он должен помнить слова натуралиста и философа Гекели: «Математика, подобно жернову, перемалывает то, что под него засыпают», — и вот на эту-то засыпку прежде всего инженер и должен смотреть».

Тогда, в общении с выдающимся русским судостроителем, зародился и принцип, осуществляемый академиком Крыловым в продолжение всей творческой жизни. Суть этого принципа в том, чтобы здравый смысл не заслонялся и не был бы жертвой, отвлеченной от насущности так называемой «чистой» науки.