— Да, мое дитя…

Явно что‑то задумала. Подольем масла в огонь?

— Разумеется, если ваш сын окажется мальчиком, я передам ему корону. Но пока… Берегите себя, тетушка.

Разворачиваюсь и выхожу вон. Кто‑то хватает меня за руку у самого выхода из покоев. Я резко поворачиваю голову — и едва успеваю остановить занесенную руку. Карли…

— Алекс!

Резким движением высвобождаю кисть.

— Вон отсюда!

— Выслушай меня!

— Еще одно слово — и вы с мужем завтра же окажетесь в монастырях, — рычу я, теряя всякий контроль над собой. Как она вообще смеет?!

Карли шарахается в сторону, а я выхожу из покоев королевы.

— Ваше величество?

Канцлер.

— Вы не поторопились ли, любезнейший?

— Ваше величество, соблаговолите пройти в тронный зал?

— Зачем?

— Там собрались лучшие люди нашего королевства…

Понятно. Самые знатные, богатые и влиятельные. И мне хотят что‑то предложить, наверняка…

Чтоб на вас там крыша обрушилась!

Хотя нет. Дворец жалко… лучше потом просто повешу.

Придворные ждут меня в тронном зале. Десятки взглядов впиваются иголками. Разозленные, растерянные испуганные, оценивающие… я прохожу к трону Рудольфа — и поворачиваюсь к залу. Опускаюсь рядом на ступеньки.

— Его величество Рудольф умер. Убийцу мы найдем.

— ваше высочество, согласно завещанию короля, вы теперь король? — вякает какая‑то раззолоченная скотина.

Я усмехаюсь.

— А ребенок королевы?

И в следующие пятнадцать минут выслушиваю возражения. Ребенок еще не родился, роды в таком возрасте опасны, родится ли он вообще, а если это будет девочка, а если даже и мальчик — доживет ли он до нужного возраста, когда сможет принять трон?

Все шумят, галдят и заверяют, что будут счастливы такому королю, как я.

Ну — ну…

Но разочаровывать толпу лизоблюдов я не спешу. Успеется. Вместо этого…

— а что мне хочет сказать герцог Шартрез?

Папаша Абигейли тоже здесь. Стоит с таким видом, словно лимон сжевал. Эх, не успели они с дочкой, чуток не успели… бядаааа…..

— Ваше высочество, мы полагаемся на ваше чувство чести.

— Особенно, когда на носу война с Теварром, — усмехаюсь я.

— Да, ваше высочество.

Я вздыхаю. Мученически возвожу глаза.

— Нор корона… это такая тяжесть, такая ответственность… может быть, все‑таки регентство после родов?

Голоса опять сплетаются в гул, в котором отчетливо прослеживаются возражения. И Шартрезы в первых рядах. Ну и что они задумали?

Все равно скоро узнаю.

Примерно через час я позволяю себя убедить. Завтра — похороны. Послезавтра — коронация. А сейчас отстаньте все от меня. Я молиться пошел. В дворцовый храм.

И чтобы никто меня там не беспокоил!

Я ничуть не обманывался льстивыми речами придворных подонков. Просто Рудольф умер… внезапно, потому и понадобился я. У нас на носу то ли война с Теварром, то ли договор с Риолоном, то ли что еще… Шартрез не обманывается — случись сейчас что — его на части раздерут со всей семейкой. Он и рад бы напялить на себя корону регента, но Абигейл еще 'не родила'. Как‑то не принято рожать девятимесячного ребенка, будучи всего лишь на третьем месяце. Ну, на четвертом, край — на пятом. Еще месяца три ей проходить с пузом придется — и изображать все тщательно.

За это время многое разрешится и многое поменяется.

Разгребет мальчишка ситуацию (на самом деле это иначе называется и вилами разгребается, но все ж таки)?

Отлично, посмотрим, что дальше делать. Родим мальчика, и пусть передает трон добровольно, как обещал. А если нет… что, кинжалов дефицит?

Засыплется?

Прихватим побольше денег и драгоценностей и сбежим. А он уж пусть тут сам, как хочет.

Но для подготовки обоих вариантов требуется время. А вот его я давать наглецам и не собирался.

То время, которое я должен был молиться, я провел в храме, вызывая духов.

Да я уже упоминал, что в каждом дворце есть масса дворцовых призраков — и они слетались сейчас на мой зов и на мою кровь. Без последнего можно бы и обойтись, но так меня никто не почует. Все‑таки на собственной крови — оно колдовать выгоднее. Ни храмовников, ни следов… вот только и крови в человеке не так много.

Призраки слетаются быстро. И так же быстро соглашаются послужить мне. Да, хозяин, почему бы и не рассказать о происходящем в покоях аристократов?

Дело‑то хорошее, шпионаж называется…

В храме некромантией заниматься нельзя?

Да помилуйте! Еще как можно и нужно! Вот было б это святое место, из тех, что благодатью и верой пропитано — тогда да, вопрос другой. Только откуда здесь такому добру взяться? От придворных, что ли?

Или от местных святых холопов и прислужников?

Простите, на березе розы не растут. Нет во дворце ни праведдных, ни верующих, а единственное святое место, которое тут есть — это сердце Раденора. А оно мне поможет, даже если я тутжертвоприношениями займмусь. Я так подозреваю, что и мой предок некромантии не чуждался, иначе откуда у нас магия в роду? Огня? Так ведь это по — разному переродиться и проявиться может. Но если в крови есть дар — он себя покажет.

Я инструктирую призраков и отпускаю их на подслушивание и подглядывание, а сам с удобством пристраиваюсь подремать на скамейке, чтобы меня не было видно от входа — и остаюсь там до вечера. Пока в храм не вносят тело Рудольфа. Обмытое, с уложенными внутрь кишками и даже одетое в шикарный белый камзол. А что?

Не собаку хоронить будем, короля…

Тело возлагают на алтарь, и рядом занимает место Абигейл. Подкладывает под колени белую бархатную подушечку, молиться будет всю ночь. Я раскланиваюсь с тетушкой, целую ей руку и удираю к себе. А там уже ждет Том.

— Что будем делать?

О, и Рене тут… Отлично.

Оглядываюсь по сторонам- не подслушивают ли? Хотя… пусть хоть услушаются! Я кладу руку на стену и отдаю приказ дворцу. Этого хватает — нас уже не слышно снаружи, хоть ты ухо себе оборви!

— Рене, ты канцлером стать не хочешь?

Большие глаза служат ответом.

— Алекс, нет. Я не справлюсь.

— А твой отец?

Ответ читается на лице. Справится, но воровать будет.

Ладно, мне в любом случае нужны свои люди на всех постах. Так что…

— Значит, можешь отправляться к отцу и сообщать ему, что он станет канцлером, как только я стану королем.

— Алекс…

— Только не надо про честь и ответственность, ладно?

Рене кивает.

— Я… мы постараемся тебя не подвести.

— Вот — вот, именно, что мы. Ты пойдешь ему помогать. Потому что все мы смертны, рано или поздно, а канцлер — должность сложная.

— Это верно.

— Том, на тебе будет дворцовая стража.

— Алекс, но я…

— Справишься. Куда ты денешься?

Судя по лицу друга — никуда.

— Зато мы спокойнее себя чувствовать будем во дворце. Увольняй, набирай новых, муштруй… ну, ты понял. Справишься — еще что‑нибудь доверю.

Том кивает.

— Далее. Напиши Рику, пусть пришлет кого‑нибудь готового к должности казначея.

— Но….

— старый меня не устраивает. Он Шартрез, и этим все сказано. Кстати, Рене, подготовь с помощью отца записку. Сколько у нас Шартрезов и их родни, сколько они наворовали и чего их можно лишить в возмещение ущерба. Понял?

— Понял. Вешать будешь?

— Обязательно буду.

— Алекс, как тебе не стыдно!

— То есть?

— Они ж дворяне! Никаких грязных пошлых веревок! Только топор и золоченая плаха.

— Действительно, чего это я веревками разбрасываться вздумал? Непорядок… Вы меня поняли?

— Вполне.

— Тогда…?!

Друзья понимают меня правильно и расходятся. Я остаюсь один и вызываю призраков. Отчеты меня тихо радуют. Примерно девяносто пять процентов придворных уверены, что на троне я не усижу. Так, перебедую войну с Риолоном или Теварром — и Шартрезы меня скинут.

Шартрезы, кстати, тоже в себе уверены. Абигейл меня ненавидит, но считает везучим идиотом. Карли же…