— Вы что?! Я жить хочу!

— Некромант, — тут же опознал Рене.

— Алекс? — удивленно выдохнула Марта.

Я закивал. Алекс, Алекс… да узнайте ж меня, наконец!

— Алекс?

Рик постепенно возвращал нормальный цвет лица.

— Нас предупреждали, что он годам к шестнадцати так сможет делать…

А нас!? — вознегодовал Анри.

Марта опустила глаза. М — да, разговор с Аргадоном мы не пересказали. Слишком это было для меня личное, вот я няню и упросил. А Марта меня слишком любит…

Анри шагнул вперед и достаточно сильно дернул меня за ухо.

— Балбес!

— полегче! Оторвешь!

— и стоило бы!

Новый вид мне тоже понравился. Очень симпатичный я.

Голубые большие глаза, белые волосы, той же длины, что были и у меня — полудемона, белая нежная кожа, маленькие руки и ноги, как у истинного аристократа, очень узкая тонкая кость.

Почти копия Мишель. Только черты лица чуть несхожи. У нее лицо было аккуратным, почти кукольным. А у меня высокие скулы, тяжелый подбородок, слишком высокий лоб — и к тому же черные брови и ресницы. Брови — почти две прямые, проведенные к вискам. Все это придает достаточно хищный вид. Но несомненно — человеческий.

Этакий невысокий, хрупкий паренек. Такого и в девчонку переодеть можно, если б не лицо.

Когда мои родные (ну да, родными я своих воспитателей и воспринимал, а кого еще‑то, дядюшку, что ли?) во всем разобрались — то довольно потерли руки. Вот теперь меня можно было и вывозить потихоньку в большой мир.

Никогда не забуду свою первую поездку по стране. Никогда…

На семейный совет пригласили меня, Рика, Анри и Марту. Остальных это просто не касалось. Нет, они жили здесь, они были членами семьи, но именно эти трое были рядом с моей мамой. Именно они…

Принцесса Мишель. Мама. Мамочка.

Мне безумно жаль, что она умерла. Но — увы. Родив полудемона, женщина умирает. Это непреложный закон. Мы забираем себе слишком много сил. На жизнь их просто не остается.

Они знали, чего хотела Мишель, они вложили всю душу в ее план. Разговор начал Рик.

— Алекс, через год тебе ехать ко двору.

Я кивнул. За что я люблю Рика — он никогда вокруг да около не ходил, говорил все прямо в лицо. Так устал от окольных путей, пока при своем герцоге был, что сейчас правду — матку в глаза резал.

— ты должен решить, чего ты хочешь.

Чего я хотел? Стать некромантом круче, чем Рене. А еще? Да ничего, мне и тут уютно было. О чем я и сказал.

Мужчины переглянулись. Слово взяла Марта.

— Мишель мечтала, что ты займешь трон Раденора.

Я посмотрел на Анри. На Марту. На Рика.

— Дядя… да зачем мне та корона?

Мужчины переглянулись. И слово взял Рик.

— Алекс, я тебе хоть раз врал?

Я покачал головой. Кстати — не из чистоты душевной, просто я вранье почувствую раньше, чем оно с губ слетит.

— вот. Я мог бы тебе сказать многое — и ты мне поверишь.

Ну — ну…

— а вот иронии не надо. Ты еще молод, а я умею играть словами. Есть способы сказать правду так, что она станет страшнее любой лжи.

Наверное… этому меня Рик тоже учил. Еще и жаловался, что навык потерял — тренироваться‑то не на ком.

— Потому у меня есть предложение.

Я молчал и ждал. И дождался.

— Нам сделали заказ на большую партию серебра. Я хочу, чтобы ты ее сопроводил вместе с Анри. Посмотрел мир, поучился, поглядел на Раденор. Вот если тебе покажется, что в стране все благополучно — слова не скажу. Уедем в Миеллен или еще куда, пусть Рудольф с Абигейл правят спокойно. Согласен?

Я кивнул. Тогда я не знал, на что соглашаюсь.

Прав был Рик. После увиденного в Раденоре, оставлять дядюшку править несчастной страной мне не захотелось. Я только одному удивлялся после той поездки — как люди такое терпят? Что с ними сделать‑то надо, чтобы они все терпели? Но об этом чуть позднее…

Хотелось ли мне корону?

Ага, три раза. И корону, и корову и крокодила. Я его на картинке в книжке видел. А чего мелочиться? Все хочу, все давай!

Смешно.

Родные меня так воспитывали, что я понимал — корона это ответственность. И ни демона она не дает, она только налагает. А Рудольф с Абигейл…

Да не король и королева это были, ни разу. Просто детки до игрушек дорвались — и пихали сладости за обе щеки, пока зад не лопнет!

Именно дети и именно в лавке игрушек. Глупые, жестокие, безмозглые.

Но это ж не повод их свергать?

И похуже были.

И вообще — вы как себе это представляете? Явился, это, полудемон, встал в своем истинном обличье перед дворцом, хвостом в затылке почесал и орет 'Эй, король, выползай на нечестный бой! Лучше — с семейством!'

Тут Рудольф подхватывает под мышки своих домочадцев — и несется мне навстречу, тараня меня головой Абигейли. За ним мчится Андрэ с Руфиной в той же позе. Я насылаю на них на всех порчу, чтобы два раза не ходить — и усаживаюсь на освободившийся трон, так?

Народ громко хлопает в ладоши и кричит 'Ура демонам!'. Полудемонам, простите.

А холопы и слуги Святого утирают умиленную слезу. А вдруг я исправлюсь и буду мудрым и добрым правителем? А что, я могу!

Не верится?

Мне верилось еще меньше, уж простите.

Скорее всего, меня просто числом запинают и одолеют. А нашлю я там чего на Рудольфа со семейство, не нашлю… да кого это волновать будет?

Силы у меня конечны, а толпа — бесконечна. Полудемонов боятся и ненавидят, и я не исключение. А королевская там во мне кровь или нет — никто и внимания не обратит. Сначала прикончат.

А кто на трон сядет?

Меня это уже волновать не будет никак. Найдутся охотники, еще как найдутся. Трон — не нужник, равнодушным никого не оставит.

Эх, не хотелось мне во все это ввязываться. Я бы и не стал.

Это Рик, сволочь такая, отправил меня караван с рудой сопровождать. Чего я за эти дни насмотрелся?

До сих пор как вспомню — тошнота накатывает. Нет, потом‑то в моей жизни много всего было, но первый раз — он как лишение девственности. Надолго запоминается.

Дороги, яма на яме. Хижины, как решето. Люди в таком тряпье, что в Торрине его на пугало б не повесили — постыдились. Разве что полы помыть — и то, дыр там было больше, чем ткани.

И самое страшное.

Дети.

С запавшими щеками, ручками — веточками, тощие, рахитичные…и с совершенно старческими глазами, в которых читалась безнадежность. Они ничего хорошего от этой жизни не ждали. И их родители тоже.

И вдоль дорог я видел умирающих, видел повешенных за страшные (кража нескольких грошей или куска хлеба) преступления, видел — и мне становилось страшно. Я сравнивал холопов, толстых, сытых, холеных и их шатающуюся от голода паству и не понимал — солнцем им что ли голову напекло?

Да как же можно — так?!

Что доводит людей до этого скотского состояния?

Да если б мой ребенок с голоду помирал по милости короля, я бы его…

Никогда не забуду ту женщину, которую не смог спасти.

Мы проезжали через городок Раитор — и услышали крики. Спутники хотели меня остановить, но я направил туда коня.

Кричала женщина, которую на виду у всей толпы, на помосте полосовали кнутом. Медленно так, с оттяжечкой…

А народ…

Нет, народа там не было.

Была толпа. Такие же тощие и голодные мрази. И они наблюдали, жрали и плевались, обсуждали, как быстро палач забьет несчастную, скоро ли она потеряет сознание…

Убил бы!

Минута — и моя сила выплеснется, поднимая всех мертвецов в окрестностях. И это будут не чистенькие контролируемые зомби, нет!

Это будут голодные и жадные до крови упыри, вроде тех, что здесь…

Я бы сделал это, адом клянусь, сделал. Но мое плечо сильно, до крови, стиснула рука Анри.

— Смотри, Алекс, — ударил в ухо горячий злой шепот. — Смотри!

— Мрази! — зашипел я. — Твари…

— Нет. Они — люди, но Рудольф сделал из них зверей…

— Ага, а до того они добренькими были…

По моим щекам текло что‑то горячее и мокрое. Брызги крови летели в толпу. Я дернулся, но Анри не отпускал.