Для мышления многих наших хозяйственников стала характерна забота не о приращении национального достояния, а о том, чтобы в то или иное изделие вложить побольше материалов и труда, рабочего времени и продать подороже. В результате «вал» был, а товаров не хватало. Мы тратили, да пока еще и продолжаем тратить, значительно больше сырья, энергии, иных ресурсов на единицу продукции, чем другие развитые страны. Богатство нашей страны природными и трудовыми ресурсами избаловало, грубо говоря, развратило нас. В немалой степени поэтому-то наша экономика имела возможность десятилетиями развиваться экстенсивным путем.

Воспитанные на идеях приоритета количественного роста производства, мы пытались задержать падение темпов, но действовали преимущественно методом все новых и новых затрат — наращивали топливно-энергетические отрасли, форсировали вовлечение в производство природных ресурсов.

Со временем они становились все более труднодоступными, все больше дорожали. Экстенсивные формы наращивания производственных фондов привели к искусственному дефициту трудовых ресурсов. Под давлением этого дефицита, в расчете на то, чтобы как-то поправить положение, стали выплачиваться крупные суммы необоснованных, фактически незаработанных премий, вводились разного рода незаслуженные поощрения, а из этого потом возникла практика приписок уже ради наживы. Разрастались иждивенческие настроения, стал падать престиж добросовестного и качественного труда, в сознании стала укореняться психология «уравниловки». Нарушение связи между мерой труда и мерой потребления, ставшее едва ли по ключевым звеном механизма торможения, не только сдерживало рост производительности труда, но и привело к искажению принципа социальной справедливости.

Так инерция экстенсивного роста тянула в экономический тупик, к застою в развитии. Нарастало финансовое напряжение в народном хозяйстве. Не помогал, а лишь загонял болезнь внутрь широкий выход на мировой рынок с нефтью и другими топливно-энергетическими и сырьевыми товарами. Валютная выручка от их продажи использовалась в основном на решение текущих задач, а не на цели модернизации экономики, преодоления ее технического отставания.

Торможение и застойные явления в экономике не могли не отразиться на других сторонах жизни общества. Негативные процессы серьезно затронули социальную сферу. Сложился, как мы говорим, «остаточный принцип» выделения средств на развитие социально-культурной сферы, то есть в нее направлялось столько, сколько оставалось от дел чисто производственных. Появилась своеобразная «глухота» к социальным вопросам. Социальная сфера стала отставать и по своему техническому оснащению, и по квалификации кадров, а главное — по качеству своей работы.

И тут опять парадоксы. Наше общество успешно решило вопросы занятости населения, обеспечило социальные гарантии принципиального характера, и в то же время мы не смогли полностью реализовать возможности социализма в удовлетворении растущих потребностей в улучшении жилищных условий, в качестве, а то и количестве продовольствия, в организации на нужном уровне работы транспорта, медицинского обслуживания, образования, в решении других проблем, которые, естественно, возникали в ходе развития общества.

Складывалась нелепая ситуация. Огромное по масштабу производство стали, сырьевых и топливно-энергетических ресурсов, в чем СССР уже давно не знает себе равных, и рядом — их нехватка, дефициты вследствие расточительного, неэффективного использования. Одно из первых мест в мире по производству продовольственного зерна — и необходимость ежегодно закупать миллионы тонн зерна на корма. Самое большое число врачей, больничных мест на тысячу человек населения — и вместе с тем серьезные недостатки, снижение качества медицинской помощи. Наши ракеты с поразительной точностью находят комету Галлея и летят на свидание к Венере, а рядом с этим триумфом научной и инженерной мысли — явное отставание в применении научных достижений для нужд народного хозяйства, отставание от современного уровня многих наших бытовых приборов.

Но и это, к сожалению, не все. Как-то тихо, вроде бы незаметно начали подтачиваться идейные и нравственные ценности. У всех на виду были резкое снижение темпов роста, ухудшение всего комплекса качественных показателей, невосприимчивость к научно-техническим нововведениям, замедление роста жизненного уровня, трудности с продовольствием, жильем, товарами широкого потребления и услугами. А набравший силу механизм торможения также и в идеологии привел к тому, что попытки конструктивного анализа назревавших проблем и новые идеи встречали все большее сопротивление. Верх брала пропаганда успехов — реальных и мнимых, свыклись с пренебрежительным отношением к справедливым требованиям и мнению рядовых тружеников, общественности. В общественных науках процветало схоластическое теоретизирование. Из обществоведения выдворялась творческая мысль, а непререкаемыми истинами, подлежащими лишь комментированию, стали поверхностные, волюнтаристские оценки и суждения. Были выхолощены научные, теоретические и иные дискуссии, без которых невозможно развитие мысли, творческая жизнь. Негативные тенденции не обошли культуру, искусство, публицистику, да и педагогику, медицину. И там вышли на поверхность посредственность, формализм, суетное пустословие.

«Беспроблемный» показ действительности сослужил плохую службу: образовался разрыв между словом и делом, порождающий общественную пассивность, неверие в провозглашаемые лозунги. Понятно, что в такой ситуации стало падать доверие к тому, к чему призывали, что говорилось с трибун, печаталось в газетах и в учебниках. Начался упадок общественной нравственности, ослаблялось великое чувство солидарности людей друг с другом, выкованное в героическое время революции, первых пятилеток, Отечественной войны и послевоенного возрождения, стали расти алкоголизм, наркомания и преступность, усилилось проникновение в советское общество стереотипов из чуждой нам «массовой культуры», навязывающей пошлость, примитивные вкусы, бездуховность.

Произошло ослабление партийного руководства, была упущена инициатива в некоторых важных общественных процессах. Уже у всех на виду были застой в руководстве, нарушение естественного процесса его смены. На каком-то этапе это привело к ослаблению работоспособности Политбюро и Секретариата ЦК партии, да и в целом Центрального Комитета КПСС, партийного и государственного аппарата.

Подлинная забота о людях, условиях их жизни и труда, социальном самочувствии нередко подменялась политическим заигрыванием, массовой раздачей наград, званий, премий. Складывалась обстановка всепрощения, снизились требовательность, дисциплина, ответственность. Все это пытались прикрыть проведением парадных мероприятий и кампаний, празднованием многочисленных юбилеев и в центре, и на местах. Мир повседневных реальностей и мир показного благополучия все больше расходились друг с другом.

Многие партийные организации на местах не смогли удержаться на принципиальных позициях, повести решительную борьбу с негативными явлениями, вседозволенностью, круговой порукой, с ослаблением дисциплины. Все чаще нарушались принципы равенства членов партии. Многие коммунисты, занимавшие руководящие посты, оказались вне контроля и критики, что привело к провалам в работе, серьезным нарушениям.

В некоторых руководящих звеньях появилось пренебрежительное отношение к законам, мирились с многочисленными фактами очковтирательства и взяточничества, угодничества и славословия. Справедливое возмущение трудящихся вызывало поведение работников, которые, будучи облечены доверием и полномочиями, злоупотребляли властью, глушили критику, наживались. Некоторые даже стали соучастниками — а то и организаторами — преступных действий.

Ради справедливости надо сказать, что и в эти годы многие жизненно важные вопросы все же решались. Но, во-первых, это была лишь часть тех проблем, которые уже давно надо было решить, и, во-вторых, даже принимавшиеся решения на практике не проводились в жизнь или выполнялись лишь частично. И самое главное — все эти меры носили некомплексный характер, затрагивали лишь некоторые стороны жизни общества, оставляя в неприкосновенности сложившийся механизм торможения.