Толпа, которая была охоча до зрелища боев, но уже слегка пресытившаяся традиционными поединками в кругу, где лишь двое мужиков мутузят друг друга за деньги, с энтузиазмом приняла новый вариант расклада: один благородный против троих из рабочего квартала. В отличие от единоборства  Иласа со здоровяком, прошедшего в считанные вздохи, на этих 'бойцов' ушлые букмекеры ставки собрать успели. Кто–то из зрителей считал, что трое пьяных это больше, чем один трезвый, кто–то, что хороший хук вырубает лучше кружки самогона. Мнения разделились практически поровну.

 Спаситель, в отличие от прелестной фьеррины Урсулы, богатым боевым опытом не обладал, а потому уклонившись от одного, схлопотал по уху от второго.

 Илас, заинтересованно глядя на сие действо, произнес:

 – Раньше не понимал, что в этом такого. А сейчас ... в этом что–то есть... когда за твою честь дерутся мужчины...

 Васса, которая в последнее время приобрела обширный опыт в вопросе: «когда пора делать ноги», тихонько, пока никто не заметил, начала оттягивать Иласа к выходу. Новая драка была в разы интереснее, поэтому на этот раз препятствий они на пути не встретили.

 Покинув столь познавательное и милое заведение, лицедейка отряхнулась, по-хозяйски повернув Иласа к себе спиной, поправила на нем платье со  шнуровкой, и выдохнула:

 – Слышал выражение: 'Бегу, значит, живу!' Поэтому, чтобы выжить, нам сейчас с тобой надо убежать!

 – Куда? – Илас озирался по сторонам.

 –У меня есть вариант,–  произнес знакомый Вассе голос, как и его обладатель, цепко схвативший лицедейку за руку.

***

 Стоянка, где залитые угли двух кострищ уже не шипели, но еще и не подернулись поземкой. Здесь путеводная нить вертелась сбитым мотком. Словно заяц, что зимой петляет по поляне, запутывая след: то сдваивая его, то вновь разделяя. Дознаватель  не раз разгадывал подобные головоломки, безошибочно вновь беря верное направление, но в этот раз холоднокровие и выдержка дали сбой. Сердце отбивало бешенный ритм, словно задалось целью отдробить самую звонкую и быструю чечетку. Тревога вкупе с усталостью. Опасение потерять...

Эрден и сам не мог понять:  чем так зацепила его эта девчонка? Она не относилась ни к одной из двух, любимых мужчинами всех времен, категорий: ни тихая скромница (таких предпочитают брать в жены – они удобны), ни смелая блудница (а с этими интересно, феерично, посему чаще им достается роль любовниц).

 Вассария не была красавицей в классическом понимании, да и манеры порою оставляли желать лучшего. Да и примером послушной добродетели, что так старательно на каждой проповеди восхваляли хогановы служители, она явно не была. К манящим своей порочностью, обещающим ласки, и тем привлекательным для мужчин, фьеррам лицедейка тоже не относилась.

 Хитра, изворотлива, практична, и не пытается скрыть того – вот это да. Порою смела до безрассудства, порывиста, если действует сердцем, не головой.

 Эрден усмехнулся. Таких, как эта девушка, он, пожалуй, в своей жизни еще не встречал. Она была настоящей. От макушки до пят. Даже там, в трактире, когда обжуливала коренного. Играла. Но эта игра - без пустоты и шуршащей обертки фальши. Она жила, дышала, тем, кем была в тот момент.

Дознаватель на следующий день, прокрутив в мыслях пару раз сцену первого их нечаянного знакомства понял: как бы не везло в карты разбитной девице, а чтобы обыграть катал, нужно самому быть шулером. И, следовательно, спектакль, разыгранный Вассой как по нотам – не что иное, как попытка спасти незадачливого драгуна, проигравшегося до портков и родовой подвески. Смелый, безрассудный в свой искренности порыв - редкость.  Этой своей 'настоящейстью', отсутствием лжи, даже когда врала, она и покорила Эрдена. Потому и не стал он отбрыкиваться от супружеского ярлыка, когда на приеме у герра Бертрана Вассарии понадобилась помощь.

Сейчас мужчина корил себя за то, что поддался доводам отца: дескать, с девушкой не  случится ничего дурного за стенами монастыря. А как только ее вывезут из ворот обители Баяны - карету тут же перехватят свои люди...  'Перехватили, догнали и еще раз перехватили, чтоб их!' – в сердцах думал Эрден.

Наконец, запутанный узор следов стал складываться во вразумительную картину. Сначала Васса и какой–то мужчина подошли к одному костру, стояли, потом почему–то к другому. То, что стояли рядом два разных обоза было очевидно, как и наличие двух лун на ночном небе. А вот у второго костра было что–то странное и, хотя следы сплелись клубком влюбленных змей, их узор был по–своему красив.

 Поплутав еще немного, мужчина–таки определил, что второй обоз, к которому присоединилась лицедейка, двинулся в Армикополь. Пришпорив коня, дознаватель помчался в том же направлении, надеясь обогнать Хогановых приспешников и найти беглянку быстрее. Стражника, охранявшего ворота, он даже не удостоил взглядом, лишь махнул дознавательской бляхой, обогнав очередной обоз, коих сегодня было немерено, и помчался дальше. Служивый лишь сплюнул досадливо... Дознаватель, что с него взять... мракобес бы такого  побрал!

Еще несколько клинов погони, и Эрден возблагодарил небеса. След беглянки стал почти осязаем и, хотя на улицах попадались в основном зеваки от сорванцов до сморчков ( исключительно мужского полу и многие изрядно навеселе), это ничуть не заботило мужчину. Он чуял, что Вассария где–то рядом, и когда распахнулись двери одного примечательного заведения и голос по–старушечьи проворчал:

 – Слышал выражение: 'Бегу, значит, живу!' Поэтому, чтобы выжить нам сейчас с тобой надо убежать!

 Эрден с облегчением выдохнул.  Однако его радость не разделила рыжеволосая фьерра, составлявшая компанию той, за кем он так усердно гнался. Рослая девица, зло выплюнув: «Еще один!», - без обиняков двинула локтем дознавателю под ребра и собиралась уже добить ударом в челюсть, когда Васса повисла у нее на руке, гаркнув так, что дрессировщики собак пришли бы в экстаз:

 – Фу! Свой!

 Эрден, видевший всю гамму чувств, промелькнувших при этом коротком «Фу» на лице фьеррины, мог только теряться в догадках. Что же ту больше оскорбило: обращение к ней, как к собаке, то, что ей не дали завершить задуманное или то, что ей командуют.

 Хриплое мужское:

 – Какой свой? - из уст рыжухи расставило все точки над рунами для Эрдена.

 – Илас, а тебе идет! – первое, что он смог выдать после того, как его ребра ощутили все прелести ближнего знакомства с локтем Бертрана.

 И за данный комментарий чуть не схлопотал повторно. Васса же при этом не смогла сдержать улыбки, словно была соавтором комментария.

 – Давайте не здесь и не сейчас. Нужно убираться, и побыстрее, – Эрден вмиг стал собранным,

– Предлагаю зайти в ближайший трактир и там уже все обсудить, без лишних глаз и ушей, - и кивнул на вывеску, маячившую через пяток домов от того места, где они стояли.

Молчаливые кивки. Васса и Илас ускорили шаг в указанном Эрденом направлении. Дознаватель, видя такое рвение, лишь покачал головой. В пару шагов нагнав «дам» и улыбаясь с видом светского повесы, произнес, склонившись  к рыжеволосой фьеррине с той интонацией, с которой принято расточать сахарные комплементы:

 – И куда понеслись? Мы честные и добропорядочные степенные граждане, гуляем вот в праздник, а не пытаемся удрать.

 Илас, заскрипев зубами, совету внял. Замедлил шаг, выпрямил спину так, что ее можно было использовать вместо линейки. Васса, которая краем уха тоже слышала замечание Эрдена, сгорбилась и засеменила, с удвоенным усердием отыгрывая роль компаньонки.

 Дойдя до означенного трактира, Эрден недовольно скривился, с видом покупателя, которому ушлая торговка навяливает по дешевке явно тухлое мясо, обозрел вход и вынес вердикт:

 – Не этот, пойдем дальше.

 Васса начала закипать: «Еще один благородный на ее голову. Мало ей Иласа!». Но вслух ничего не сказала. Помянутый Илас тоже не выказал восторга от такого решения незваного спутника, лишь сжал кулаки покрепче.  Отойдя чуть дальше, дознаватель все же счел должным пояснить: