- В основе каждой семьи, - с пьяной настойчивостью продолжал занудствовать Семен Маркович, - лежит взаимовыручка. Каждый может положиться на другого, как на себя самого, а беда одного члена семьи становится общей. Таким образом, мои проблемы становятся твоими проблемами. Улавливаешь?

   - Улавливаю, Семен Маркович!

   - То-то. Давай-ка, плесни себе еще, и выпьем за то, чтобы не бросать друг друга в биде, - Блохин тоненько заржал, страшно довольный своей "изысканной" шуткой.

   Разговор становился интересным. Похоже, все это не было простой болтовней поддавшего человека. Видимо, Блохин преследовал какую-то цель, к которой осторожно подводил своего слушателя.

   - Кроме того, Константин, я - гарант твоего будущего процветания, и защищая меня, ты, в сущности, защищаешь себя и свое будущее. Так что здесь не только альтруизм, но и чистейшей воды эгоизм. И это хорошо, потому, что сильнее инстинкта самосохранения нет ничего, если не считать инстинкт продолжения рода. Улавливаешь?

   - Улавливаю, Семен Маркович.

   - То-то. Давай, еще по одной, за разумный эгоизм!

   Незаметно посмотрев на часы, капитан подумал, что, если не ускорить события, он непременно опоздает на двадцатичасовые посиделки, что было чревато брюзжанием Старого К., а то и чем похуже. Поэтому, дождавшись, когда хозяин бросит в рот орехи, и по необходимости замолчит, Слава перехватил инициативу:

   - Да не надо меня агитировать, Семен Маркович, я все понимаю: и про то, что Вы - главный, и про то, что Ваши трудности теперь стали и моими тоже. Скажите лучше, что у Вас случилось и чем я могу помочь? А то я чувствую, что у Вас есть проблемы, а Вы, вместо того, чтобы сказать, что я должен сделать, менжуетесь...

   - Что за сленг, Константин? - Блохин картинно поднял брови и, вздохнув, согласился с очевидным: - Да, проблемы у меня, действительно, есть или, скажем так, могут появиться. Я тебе о них уже вскользь говорил: по делу гаденыша Катухова замели одного мужика, и если он "запоет" (о чем, тебе знать не обязательно), у меня могут быть крупные неприятности. Этот Зотов знает, что я - человек серьезный, и, скорее всего, будет молчать. Но рассчитывать нужно всегда на худшее. Поэтому лучше всего, если его отпустят под подписку о невыезде, а потом он того... исчезнет. Улавливаешь?

   - Улавливаю, Семен Маркович.

   - Для осуществления этой идеи кое-что сделано. Но мне нужна и твоя помощь.

   Поплавский про себя отметил, что, в отличие от дневного разговора, в котором его собеседник позволял себе довольно прозрачные намеки, на этот раз Семен Маркович себя контролирует рассказывает об этот деле только необходимый минимум.

   - Вот ты работаешь в Интернет-салоне. Там толкаются самые разные люди. Смог бы ты подобрать там несколько отморозков, лучше наркоманов, готовых на все?

   - Думаю, что смогу. Но зачем? Ведь у Вас у самого есть крепенькие ребята. Я с ними вчера познакомился!

   - Этих мы побережем. У Опера и его команды другие задачи. Ну, так как, подсобишь?

   Капитан плеснул себе виски на брюки. Опер! "У Опера другие задачи"! Вот оно! Таинственный "опер" из Мишкиного послания... Слава настолько погрузился в свои мысли, что потерял нить беседы.

   - Так поможешь ты мне, или нет? - раздраженно повторил свой вопрос Блохин.

   - Без проблем. Когда они Вам понадобятся?

   - Теперь уже скоро, очень скоро... Давай-ка, займись этим вопросом прямо сегодня. А завтра после обеда мы с тобой обсудим дальнейшие наши шаги. Лады?

   - Лады!

   - Вот и хорошо. Давай, налей еще по одной, стремянную. Так сказать, "на ход ноги".

   Вот зараза, торопясь на Петровку, ругался про себя Слава. Все время темнит мой "папаша по бизнесу", поди угадай, похищал он Мишку, или нет? Но кличка главаря его головорезов "Опер"... Кажется, сходится?!

ЧЕТВЕРГ, 18-06 - 19-59. БАРАНОВ

   Ни фига себе! Покушение! Может, оно будет не первым в практике Вострикова? Спокоен и деловит, как будто за картошкой собрался... Что же делать? Отказаться? Задержать и сдать милиции? Эти и другие мысли заметались в голове Баранова, но внешне он и бровью не повел. Только придурковато приоткрыл рот и задал естественный вопрос:

   - А на черта он нужен тебе, этот директор?

   - Если помнишь, утром я говорил тебе, что у меня есть друг, кстати, тоже каскадер, которого держат в тюряге потому, что подозревают в убийстве жены. Так вот, я хочу его оттуда вытащить. Пока не получается. Но вот с помощью этого подонка может получиться.

   - Он что, внебрачный сын Генпрокурора?

   - Все шутишь... Я начинаю подозревать, что он причастен к убийству Аллочки, жены моего кореша. Слышал про такую артистку, Перминову?

   - А как же! Кто ж про нее не слышал!

   - Кое-что мне Гена рассказывал, кое-что я сам узнал - всегда легче искать, когда знаешь, что! Ну, кое о чем я еще и догадываюсь. Мог он ее убрать. Вот я и задумал отвезти его в спокойное местечко и хорошенько порасспросить. Если докажу, что это он убийца, Генку отпустят. Остальные пути оказываются малореальными: сила силу ломит. Если только за взятку...

   - Я что-то не понял, Боря: что ты называешь "хорошенько порасспросить"? Под пыткой, что ли?

   - Да нет, до этого дело не дойдет! Он такой трус, что, если рыло в пушку, сознается просто от страха. Пугнем его, и все! Кстати, насчет того, что пугнем: вот, держи шпалер.

   С этими словами Востриков протянул Виктору вороненую машинку под названием "пистолет Макарова".

   - Настоящий?

   - Откуда? Газовый, имитация. Но чтобы припугнуть - в самый раз. Так, кончаем разговоры, сейчас этот тип должен приехать.

   В автомобиле наступила тишина, хотя Баранову очень хотелось спросить, какой мотив для убийства мог быть у "этого гада". Это хорошо, подумал Виктор, что Востриков придумал про маски: хорошенькое дело началось бы, когда директор драмтеатра признал бы во мне сыщика, приходившего к нему накануне! И вообще, когда эта история раскроется, он обязательно обвинит МУР в незаконных методах следствия! Но делать нечего, спектакль придется довести до конца.

   - Внимание! - раздался через пару минут голос Вострикова. - Надеваем маски и по моей команде выскакиваем из машины, подбегаем к Николаю Кузьмичу (так его зовут) и под белы рученьки ведем в "Ауди". Ты садишься с ним сзади и все время больно тычешь стволом ему в ребра. Пошли!

   Синхронно хлопнув дверцами, похитители оказались на улице. Баранов не мог не оценить оперативного чутья Вострикова: его "Ауди" была припаркована так, что они за считанные секунды добрались до автомобиля директора, причем, что было критически важно, двигались в темноте, благодаря чему никто из случайных прохожих не мог увидеть людей в масках и поднять тревогу. У Николая Кузьмича практически не было времени, чтобы осмыслить происходящее. Выйдя из своего "Пежо", он едва успел поставить его на охрану, и в следующий миг уже семенил куда-то, увлекаемый подхватившими его под руки незнакомцами в ужасных масках. Директор вращал глазами и издавал нечленораздельные звуки, что-то вроде бессвязных слогов, издаваемых новорожденными. Однако продолжалось это недолго: Борис заклеил ему рот заранее припасенной полоской широкого скотча. Не обделался бы, подумал Баранов, с невольной жалостью глядя на страдания умирающего от страза Николая Кузьмича.

   Втолкнув директора в машину, похитители по быстрому уселись в нее вслед за ним, причем Востриков приказал своей жертве согнуться и закрыть голову руками, после чего накинул на нее для усиления ужаса черный пластиковый мешок. После этого можно было снимать маски и уезжать. Услышав звук работающего двигателя, директор со стоном боли отодрал от лица клейкую ленту, после чего смог выдавить из себя несколько слов:

   - Что все это значит? Кто Вы?

   Борис подмигнул Виктору и кивком головы указал ему на фальшивого "Макарова". Тот понял и ткнул стволом Николая Кузьмича.