Изменить стиль страницы

Свое поведение Моршанский объяснил политической несознательностью, а теперь, в эти тревожные дни войны, он, якобы, все глубоко осознал и раскаялся.

Мне больно сознавать, что я так долго верил Моршанскому, вместо того чтобы проявить бдительность, но теперь уже поздно плакаться об этом!

В конце третьей тетради, со слов Моршанского, я сделал расшифровку подлинных имен этих негодяев. Тот, который фигурирует в повести под фамилией Воронинский и кличкой Захудалый Аристократ, в действительности — Слободинский Глеб Александрович, названный Ланцетом — Игнатий Исаев и т. д.

Самая крупная фигура во всей этой истории — Слободинский. Он агент иностранной разведки. Факты, подтверждающие это, указаны в повести.

Володя, я не стал бы тебе все это писать. После ухода Моршанского я написал заявление в органы госбезопасности и со всеми материалами намеревался утром передать по назначению. Но когда я прочитал телеграмму о твоем приезде, решил оставить все до тебя.

Аню я не посвятил в эту историю. Она только передаст тебе письмо и тетради. Если ты по каким-либо причинам не приедешь в ближайшие дни, то пакет она отнесет в органы госбезопасности.

Но я надеюсь, что на этот раз ты обязательно приедешь и сам займешься разоблачением мерзавцев.

Через некоторое время сообщу тебе свой фронтовой адрес, и ты будешь держать меня в курсе дальнейших событий.

Твой Александр Орлов».

Орлов был знаком со Слободинским. В этом он убедился вчера. Он специально пошел посмотреть директора Дома культуры и застал его выходившим из подъезда в компании артистов областной филармонии. В смуглолицем толстяке Орлов сразу узнал мальчишку в бархатной курточке.

Пришел и ответ из Москвы от брата Анны Александровны, Виктора Александровича Полянова. Он писал, что Слободинского, работавшего в реставрационной мастерской, он помнит и привел ряд фактов, характеризующих этого проходимца.

Орлов отложил письмо и занялся просмотром тетрадей.

Постучав в дверь, вошел Ершов. Полковник ждал его с утра. Вчера поздно вечером, возвращаясь в трамвае домой, лейтенант увидел того, за которым охотился в последние дни. Когда Ершов выскочил из вагона, тот скрылся в воротах монастыря и будто провалился сквозь землю. И вот сегодня Ершов и Голиков отправились на поиски. Не говоря ни слова, лейтенант подошел к столу Орлова и развернул узелок: на столе оказались белая полотняная куртка и желтая соломенная шляпа.

— Были спрятаны, товарищ полковник, в нише лестничной клетки монастырской колокольни, — волнуясь, сказал Ершов. — Это то самое одеяние, в котором неизвестный сидел в цветнике и наблюдал за Бочкиным. Мы облазали все закоулки монастыря и ничего больше не нашли.

Орлов взял куртку и шляпу и отнес их на стул, где уже лежала одежда, привезенная Максимом.

— Пока только оболочка, — вздохнув, проговорил Орлов. — А где же люди?

Затем он решительно подошел к своему столу, взял тетрадь брата со списком фамилий и сказал:

— Немедленно установите, проживают ли эти лица в городе.

Вечером Кускова задержали жители Горликовской улицы, когда он в одном из дворов стащил сушившиеся на веревке брюки и рубашку.

В отделении милиции уже было известно о возможности появления в районе упитанного мужчины с рыжеватыми волосами и темными усами, одетого только в трусы и хромовые сапоги. Когда Кускову пришлось снять с себя чужое, у сотрудников милиции не осталось никаких сомнений, что перед ними тот, кого ищут.

Оказавшись в кабинете Орлова, Кусков растерялся, не ожидая увидеть столько устремленных на него глаз. Кроме Орлова здесь были прокурор, начальник отдела уголовного розыска подполковник Сабуров с заместителем Игловым, майор Заливов, лейтенанты Ершов и Голиков.

— Оденьтесь, — коротко сказал Орлов, кивком головы указывая на угол кабинета.

Кусков взглянул, и лицо у него посерело — на стуле лежала его одежда. Новая неожиданность поразила его, когда он, торопливо одевшись, подошел к маленькому столику, перед которым уже сидел до этого. На зеленом сукне стола стояла деревянная рамка с фотокарточкой Моршанского. Он усмехнулся, опустил голову и с каким-то злым упорством смотрел на ножки стола, не отвечая на вопросы, которые ему задавал Орлов.

Как только Кускову были предъявлены фотоснимки, сделанные Максимом на Каменных Холмах, он заколебался. Самое лучшее было бы рассказать сейчас все, но Кусков не мог решиться на это сразу. Ему еще казалось, что отрицанием вины он может спасти себя. Инстинктивно он оглянулся на стул, около которого одевался — чемодана там не было. Где же записки?

Его уже не особенно беспокоило, что в кабинете много людей. Что же, это их работа! Но вот сейчас Кусков увидел на карточке Моршанского. Он не выдержал и, впервые продолжительно посмотрев на Орлова, сказал:

— Да, я убил Моршанского! Я…

— Зачем вы это сделали? — спросил Орлов.

Кусков начал рассказывать историю своей преступной жизни. Упомянул, что настоящая его фамилия Исаев, что он — сын крупного лучанского домовладельца. Знали об этом только двое: Моршанский и Слободинский. На Слободинского он надеялся, а Моршанского всегда держал на примете, как человека, с которым надо разделаться…

— Почему? — спросил Орлов.

— Он знал обо всех моих делах, мог продать… Его письмо к Слободинскому заставило только поспешить с этим…

— Мне непонятно, — сказал Орлов. — Что он знал? Только то, что вы — сын крупного домовладельца и скрываетесь под чужим именем, или еще что?

— Сын домовладельца — это не преступление, гражданин полковник, — ответил Кусков. — Имя чужое — уже преступление, но пустяк! Моршанский знал другие дела!

— Он ваш соучастник?

— Нет! Он ищейка! — заявил Кусков. — Убедившись, что у Моршанского имеются письменные улики против меня и Слободинского, я решил завладеть ими, а ту сумму, что Моршанский запросил с нас, содрать со Слободинского…

— Вы все время упоминаете Слободинского, — сказал Орлов. — Кто это?

— А вы не знаете? — вопросом ответил Кусков, и в его глазах промелькнула откровенная насмешка.

— Допустим, мы знаем, что Слободинский Глеб Александрович — директор Дома культуры, — спокойно сказал Орлов. — Интересно, что вы о нем еще скажете.

— Больше того, что вы знаете, ничего. Могу только добавить: я для государства меньшее зло, чем он. Я вор, грабитель, ну вот убийцей стал, но никогда не совал нос в политическую борьбу.

— А как Моршанский — оказался на Мыгре? — спросил Орлов.

— С испугу. Я с ним разговаривал о записках, ну и пригрозил… Он тогда срочно взял отпуск и решил скрыться от меня, пока не придумает какой-нибудь новый ход…

— Фамилия Питерский вам знакома? — неожиданно задал вопрос Орлов.

— Первый раз слышу, — пожал плечами Кусков.

— Так ли?

— Уверяю вас.

Вы знаете, где живет Слободинский?

— Никогда не был у него! — угрюмо сказал Кусков.

— Вы Орлову Анну Александровну тоже убили? — подойдя к арестованному, спросил подполковник Сабуров.

Кусков разгладил усы, усмехнулся и покачал головой:

— Никакой Орловой не знаю! Никого больше не убивал!

В его тоне чувствовалась уже настороженность, и лицо сделалось напряженным.

Орлов взглянул на часы. Приближалось время для проведения операции, а до нее необходимо было еще провести оперативное совещание. Допрос Кускова пришлось отложить.

Арест Слободинского прошел тихо. Была ночь. Слободинский только что уснул, утомившись за день выполнением поручения шефа и своими собственными заботами. Работой в Доме культуры в этот день Слободинский не занимался. Он выяснил, что Бочкин пропал, о чем заявлено в милицию. В парткоме завода ему сказали, что Лена Маркова накануне вечером предотвратила серьезную диверсию, а пособник диверсанта Чупырин убит своими же. Слободинский обомлел и, немного справившись с волнением, поспешил всем, кто тут был, рассказать, что он всегда неохотно пускал Чупырина в Дом культуры, чувствуя в нем морально разлагающегося субъекта. Слободинский понимал, что попытка диверсии дело рук шефа, однако не спешил к Адамсу. Он думал о личных неприятностях, которые ему может причинить Кусков, и все время, вплоть до позднего вечера, потратил, на его поиски. Но Кускова не было ни на работе, ни дома. С мрачными думами вернулся Слободинский в башню, представляя себе, как внизу беснуется шеф, ожидающий его…