— Передавай: «Хорошо, с вашим предложением о замедлении переезда согласен, подготовьте только заблаговременно связь в Бузулуке и пошлите для этого соответствующий аппарат. Все поступающие в Бузулук части временно будут подчиняться начдиву 25-й товарищу Чапаеву, который находится в Бузулуке. У меня тоже все. Исполняйте мои указания. Командующий Южной группой поиск Фрунзе».

Когда в кабинете у Фрунзе появились Куйбышев и Новицкий, он отдал распоряжение Сиротинскому никого к нему не пускать, а телефон переключить и запер дверь на ключ.

— Товарищи, я надеюсь, с ленинскими документами вы уже знакомы. Надеюсь даже, что Валерьян Владимирович сможет доложить нам конкретно план работы с этими замечательными материалами: судьба революции решается сейчас на нашем фронте — ленинский призыв надо довести до сознания каждого красноармейца! Эти же слова со всей ответственностью должны понять до конца и мы сами. Я срочно вызвал вас в связи с необходимостью внести серьезные изменения в наш приказ № 021.

— То есть, как изменения? — воскликнул Куйбышев. — Сколько трудов ушло на то, чтобы его продумать, чтобы получить его одобрение, наконец на то, чтобы довести до сведения и исполнения командармов, и теперь менять?

— Что, Михаил Васильевич, оперативная обстановка, непрерывный отход Пятой армии вынуждают нас отнести к западу район ударной группы? — осторожно спросил Новицкий.

— Нет, Федор Федорович, дело более серьезное. Я довольно продолжительно разговаривал с командармом Первой Гаем. Он непохож на себя, на известного героя Гая, находится в унынии, в неверии. Как он сам сказал, уже месяц назад он докладывал командующему фронтом Каменеву, что всем армиям надо отойти за Волгу. Его двадцать четвертая дивизия во время планового отхода потеряла половину артиллерии. Уверяет, что его начдивы ежедневно запрашивают разрешения на отход. Ну и так далее. Доверить ему ударную группу сейчас не могу. Короче говоря, читайте сами текст наших переговоров и решайте, правильно ли я понял настроения Гая. — Он протянул им пачку сколотых скрепкой листов.

Новицкий и Куйбышев склонились над ними…

— Конечно, когда вы заговорили с ним жестко, он несколько изменил тон, однако вижу, что уверенности у него нет.

— А что скажет Валерьян Владимирович?

— Вряд ли Гай с энтузиазмом будет бороться за такой план, в котором сомневается.

— Согласен. Следовательно, отменяем прежнее назначение Гая. Предлагаю подчинить ударную группу командарму Туркестанской армии Зиновьеву, — сказал Фрунзе. — Я знаю, что военная подготовка у Зиновьева меньше, чем у Гая, но он верит в успех контрудара, а весь его предшествующий путь доказывает, что это человек исключительно активный, я сказал бы даже — агрессивный!

— Что ж, это то, что нужно, — согласился Куйбышев.

— Кроме того, ему легче и проще, чем Гаю, будет перебросить свою тридцать первую дивизию и кавбригаду Каширина в район Бузулука, — добавил Новицкий.

— Теперь попрошу выслушать подготовленный мною после разговора с Гаем приказ:

— Ну как, согласны вы на то, что я поставил заранее ваши подписи? — закончил чтение Фрунзе.

— Нет, подождите, Михаил Васильевич! — с необычной для него экспансивностью воскликнул Новицкий. Он вскочил и энергично заходил по комнате, что также было ему не свойственно. — Вы смогли так быстро отказаться от своего блестящего замысла, изложенного в приказе 021, а я — не могу! Посему моей подписи здесь быть не должно!

Фрунзе тревожно глянул на Новицкого, но потом лукаво улыбнулся:

— Не прибедняйтесь, Федор Федорович: моя школа в значительной мере — ваша школа. Отмену наступления под Уральском помните?

— Ничего не понимаю, — искренне удивился Куйбышев. — Федор Федорович, объяснитесь.

— Ничего? — Новицкий остановился. — Во-первых, время идет, обстоятельства меняются. Старые генштабисты держались бы мертвой хваткой за утвержденный, да еще великолепный план. Большевистский генерал от каторги — гм, гм! — судил иначе: помимо основного удара Бузулукской группой он предлагает нанести еще одновременно удар и Михайловско-Шарлыкской группой. Это дает что? Это путает противника — где же наносится главный удар? — раз. Вторая группа направляет острие в более глубокий тыл противника — два. А кроме того: Гай снят и Гай не снят! Никто самолюбия его не задел, и он в меру своих сил, а никак не меньше, воюет, а не сворачивается, как улитка. И ведь думал я, что все понял, когда вы преподнесли мне урок с Плясунковым, так нет же: далеко не все!

— Ну, Федор Федорович, — сказал Куйбышев, — бросьте прибедняться. Так, как вы, моментально раскусить это изменение приказа, я уж и не знаю, кто сумел бы. Во всяком случае, до меня его смысл только сейчас доходит, и то не знаю, до конца ли.

— И опять же: какой старый генерал, господин большевистский экс-губернатор, посмел бы в этом сознаться? Да ведь лопнул бы, а держался бы с величественным видом.

— Какой? — живо парировал Куйбышев. — А генерал Новицкий!

Все весело засмеялись.

— Видать, и я становлюсь чистокровным большевистским генералом, — возразил Новицкий. — С кем поведешься…

Федор Иванович Фролов к написанию писем готовился серьезно и вдумчиво, как к любому непростому делу. В дополнение к обычной лампе, он заправил керосином еще одиннадцатилинейную и дважды протер ветошью изнутри и снаружи ее фигурное стекло. На стол он положил кусок глянцевитого, безукоризненно гладкого линолеума, чтобы перо не продавливало бумагу. Принес из мастерской кусочек химического карандаша и острейшим сапожным ножом аккуратно настругал грифеля в маленькую широкогорлую бутылочку, — фабричных чернил давно уже не было в продаже. Доливая воду в пузырек чуть ли не по капле, он каждый раз делал пробу пером на бумаге, пока не добился того, что вся пыльца растворилась и чернила стали в меру темными и в меру густыми.

— И все-то колдует, колдует, старый черт, — по привычке не утерпела Пелагея Никитична. Она сидела в углу, штопала шерстяные носки. До чего ж она похудела, истаяла, подалась за месяцы, прошедшие с отъезда сына…

Федор Иванович, не отвечая, внимательно осмотрел кончик пера, аккуратно, чуть наискось положил лист разграфленной бумаги из какого-то конторского журнала и задумался.

— Резвость, мать, знаешь, где нужна? — не торопясь ответил он ей.

— А где? — Она поглядела штопку на свет.

— При ловле блох, во-первых, — назидательно ответил он, — а во-вторых…

— Тьфу, можешь не добавлять, старый охальник! И годы тебя не берут!