Дальше стали покупать все, что попало. Купили кучу бижутерии, браслеты, кольца, отличную белую в черных бархатных аппликациях кофточку, из-за которой группа чуть не передралась. Купили смешную соломенную шляпу с цветами и цилиндр Брайану. Ахтэ, привстав на цыпочки, долго поправлял его у гитариста на голове, под конец этих поправлений Мей думал только о том, когда наступит обещанное «потом» и как он будет объяснять друзьям и соратникам, почему он так недвусмысленно выглядит с разошедшейся на джинсах молнией. Но, слава Богу, пронесло. У гитариста уже и в голове не лежало, что это мальчик. Ему хотелось лишь одного — остаться с Ахтэ наедине в запертом помещении.

В машину напихали столько барахла, что один человек уже не помещался.

— Ахтэ, сядь к кому-нибудь на колени. Ты легкий, — посоветовал Гор.

«Интересно, откуда он знает?» — ядовито подумал Мей, чувствуя, что задыхается от внезапной ревности.

Ахтэ улыбнулся и сел на колени Брайана, который сидел прямо рядом с дверью.

— Держи меня, а то я свалюсь, — приказал он. Мей покорно обхватил мальчика за талию и откинулся на спинку, борясь с искушением уткнуться лицом в его волосы. Начал считать до десяти, но сбился.

Ахтэ действительно был совсем легоньким, казалось, у него птичьи кости. Он сидел смирно, не ерзал, только обхватил руками шею Брайана, словно боясь свалиться.

«Какой милый, — думал он. — Пугливый. Ну, ничего. Он мне нравится».

Фредди смотрел на них и поминутно заливался хохотом. Тейлор всякий раз с каменным выражением лица толкал его локтем в бок.

Гортхауэр тоже улыбался, поглядывая в зеркальце заднего обзора. Ему приходилось спать с Ахтэ. Дизайнер лег с ним в постель из любопытства и пробыл его любовником совсем недолго. Однако воспоминаний у Гора осталось множество. Он помнил, как требователен и изощрен в любви этот юноша, и мысленно жалел Брайана.

А гитарист сидел в диком напряжении и очень ему было интересно, удобно Ахтэ сидеть у него на коленях или нет? Неужели он ничего не чувствует? Ахтэ все прекрасно чувствовал, и ему очень хотелось хихикать, но он боялся смутить Брайана. Впрочем, он не собирался доставаться музыканту так легко. Он намеревался еще поводить его за нос недельку, пока тот сам не начал бы предпринимать какие-то шаги. Причем, поступал дизайнер таким образом вовсе не из изощренной жестокости, просто он совершенно не хотел после ночи любви получить упрек в том, что соблазнил ничего не подозревающего невинного гетеросексуала. Такие случаи в его практике уже были.

Наконец они приехали, Ахтэ слез с колен Брайана, тот посидел еще минутку, приходя в себя, вылез из машины и побрел вслед за остальными.

В маленькой квартире Ахтэ, забитой произведениями прикладного искусства, группу тут же обрядили по всем правилам, и, когда Фредди увидел Дикона в новом костюме, он просто сел на диван и некоторое время не мог подняться. Стеснительный басист краснел, но очень нравился самому себе в большом трюмо. Тейлора одели в новокупленную жакетку, накрасили ему веки серебристыми тенями, растрепали волосы, и довольный ударник состроил присутствующим такую кокетливую и томную мордочку, что теперь Гор считал до десяти, а потом пошел и умылся холодной водой. Стоя над раковиной и глядя на свое бледное лицо с лихорадочными пятнами на щеках, он уже совсем не понимал, что с ним творится.

Брайан, повинуясь настояниям Ахтэ, а он не ослушался бы его сейчас, даже если бы ему приказали прыгнуть с девятого этажа, надел распахайку прямо на голое тело и застегивать ее не стал. Коварный Ахтэ провел мимолетно кончиками пальцев по его груди, и Брайан пообещал себе, что он заплатит за все, как только они останутся одни. Но остаться одним им не удалось.

Когда Ахтэ проводил своих новых клиентов, он повалился на диван, дико хохоча.

— Еще один поклонник готов! — весело проговорил он Гортхауэру.

Тот подсел к нему на диван и положил ладонь на бедро юноши.

— Я тебя хочу, — без экивоков сказал он. — Брось хохотать и раздевайся.

Ахтэ, которого и самого раззадорила сцена в машине, принялся неторопливо стаскивать с себя рубашку.

— А он тебе понравился? — спросил дизайнер.

— Брайан? Он не в моем вкусе.

— А кто в твоем вкусе? — Ахтэ скинул с себя оставшуюся одежду и, оставшись в одних украшениях, забрался на колени к Гортхауэру. Украшения он не снимал никогда, считая это верхом утонченности. На щиколотке у Ахтэ оказался тонкий браслет в виде колечка.

— Угадай! — засмеялся Гор, обхватывая руками его талию.

— Ну уж не я, это ясно. Должно быть, этот неотразимый красавчик-ударник.

— Верно. Иди ближе.

— А что, если я не хочу?

— Вот еще. Зачем ты тогда разделся?

— Подразнить тебя.

— Вот еще.

Они расхохотались, Ахтэ прижался к губам Гортхауэра с поцелуем.

— Хорошо, — сказал он. — Я буду на них работать.

— Только учти, что пока им нечем платить тебе. Платить буду я, точнее, Мелькор.

— Не беспокойся, милый, даже если бы я не получал ни цента, все равно стал бы работать на них. Меня забавляет их гитарист. Я хочу поразвлечься.

Когда Гортхауэр вышел от Ахтэ, он ощущал себя очень странно. Тело его было удовлетворено, но в остальном он чувствовал себя препогано. Теперь он понимал, что лег с Ахтэ только потому, что не мог больше оставаться в этом ужасном возбужденном состоянии. Входя в тело юноши, он представлял себе красивое невинное лицо ударника и его мальчишеское тело. Сейчас от этого ему было муторно и тяжело. Гор жалел, что не подъехал к нему тогда, когда это было возможно. Однако, когда он видел Тейлора, его охватывало какое-то странное оцепенение. Мысль о том, что он получит грубый отпор, пугала его страшно, что было совершенно непохоже на наглого и знающего себе цену гангстера. Но здесь все было совсем по-другому. Гор совершенно не знал, что делать.

Брайан вернулся домой после трехдневного отсутствия, что-то буркнул матери, кинувшейся к нему с расспросами (а это было для него нетипично, Брайан был хорошим мальчиком, отличником и любил маму), и прошел в свою комнату. Там он повалился на свой узенький диванчик, стена над которым была оклеена постерами, изображающими Хендрикса, Леннона и Питера Таушенда. Он думал об Ахтэ. Даже невероятная удача группы, подцепившей богатого спонсора, не волновала его больше. Он вспоминал сладкий рот мальчика, его жаркое дыхание, соблазнительную хрупкость его тела и пытался понять — играл с ним Ахтэ или это все было серьезно? Несмотря на всю свою браваду, музыканты не совсем были уверены в себе в плане личной жизни, полностью состоятельным в этом плане в группе чувствовал себя только Фредди. Остальные были еще, в сущности, мальчишки. Просто Мей и Тейлор уже успели поваляться в десятке постелей, а Дикон оставался до недавнего времени девственником. Но это не было большим различием, поскольку самым сильным чувством Тейлора за все это время была влюбленность в девочку из параллельного четвертого класса, которую он два раза дернул за косичку, а Мей влюблялся каждую неделю, и серьезно его никто не воспринимал, даже объекты его страсти. А теперь он ощущал, что все тело у него горит, в животе что-то сладко сжимается, когда он думает о маленьком Ахтэ, и в голову не лезет ничего, кроме него, даже нет охоты поиграть на гитаре.

Дикон тоже вернулся домой сам на себя не похожий. Бумажку от батончика, купленного ему Фредди, он сохранил в кармане и время от времени касался ее пальцами. Он бы дорого дал, чтобы опять оказаться рядом с солистом. Иногда ему становилось стыдно, что он ужасно трусил и, наверное, был совсем не так ловок, как пытался представить это его возлюбленный. Потом он вспоминал огненное наслаждение, разливающееся по телу, и его бросало в жар. Он не знал, сможет ли спать этой ночью.

Он помог маме прибраться, сыграл с отцом партию в шахматы, не понимая, как родные не видят, в каком он состоянии. Тут вдруг зазвонил телефон. Он подошел и услышал в трубке голос Фредди.