Наш гид объясняет: здесь было покушение против царя, это дворец фаворита Екатерины II, здесь площадь, на которой похоронены жертвы революции, это сад с белыми мраморными статуями, которые цари привезли из Италии, а это Смольный, где во время Октябрьской революции начало работать новое правительство. Все это вызывает любопытство, потому что перед твоим взором пробегают улицы, площади и дворцы, где не раз решали и нашу судьбу, где сидели правители, царствовавшие над большей частью Европы и Азии, где проходили кровавые бои, определившие жизнь современной России. Каждая улица связана с каким-нибудь важным историческим событием. Я вдруг вспоминаю, что по, этим улицам когда-то ходили Пушкин, Гоголь и Достоевский, что здесь жили, страдали и радовались их герои, и в голову приходят прекрасные стихи Пушкина из «Медного всадника»:

Люблю тебя, Петра творенье,

Люблю твой строгий, стройный вид,

Невы державное теченье,

Береговой ее гранит…

Но это все прошлое, история.

Я стараюсь смешаться с толпой, услышать, почувствовать, понять, чем живут эти неисчислимые толпы, которые все идут и идут по улицам. Я вглядываюсь в каждое лицо и думаю: кто он? Что прячется в душе этих людей? Ведь они живут совсем иной жизнью, чем жители наших городов. Здоровые, энергичные, они идут, весело и громко разговаривая. Я ловлю обрывки фраз — обычные разговоры о работе фабрики, стахановском движении, соцсоревновании, театре, кино. Почему-то почти не видно пьяных, хулиганов, я не слышу ругани, без которой до войны, говорят, не обходился ни один гражданин России начиная с дворника и кончая царем. Поражает полное равенство в одежде. Здесь не отличишь, кто директор предприятия, а кто рядовой рабочий. Лишь иностранцы выделяются шляпами, меховыми воротниками или элегантной тросточкой. Нет даже традиционных русских бород, которые еще несколько лет назад мелькали в советских фильмах. Своеобразную, нигде не виданную картину являют собой красноармейцы, которые шагают по тротуарам с детьми на руках — а дети смеются или спят.

* * *

Кинотеатр «Рот фронт». Мы идем на фильм «Мы из Кронштадта», который сегодня начали показывать в четырнадцати кинотеатрах Ленинграда. Люди толпятся не только в фойе, но и на улице. Несколько десятков кинотеатров и в Ленинграде, и в Москве не могут вместить всю публику.

Вечерний город прекрасен. Над лесом колонн зажигаются рекламы кино и театров, а внизу мчатся трамваи и автобусы. В розовой вечерней мгле исчезают мосты через Неву и дремлющие на берегу сфинксы, а парки, монументы и красивые здания погружаются в сверкающие сумерки Ленинграда. Вечером улицы просто переполнены людьми. Проституток не найдешь даже с огнем: это непременное «украшение» любого западноевропейского города окончательно искоренено. Интересная беседа на эту тему была с одним железнодорожником, бывшим следователем по делам несовершеннолетних преступников.

— Проституция у нас искоренена, — говорил он, когда мы ехали из Ленинграда в Москву. — Нелегко было. Проституток мы перевоспитываем трудом. Правда, бывает еще, что и теперь появляется женщина, которая начинает промышлять этим ремеслом, хоть и в малых масштабах. Если такая женщина работает на фабрике, ее перевоспитывает коллектив. Обычно это хорошо действует. Так же поступаем и с ворами. Могу со всей твердостью сказать, что у нас редкость хищение общественного имущества. Немножко больше хлопот с карманным воровством. Но и карманников тоже перевоспитываем трудом. Преступники — пережиток дореволюционного времени, скоро они окончательно исчезнут.

Действительно, надо отметить, что за все путешествие у нас не пропала ни одна вещица, хотя наши чемоданы не запирались, а часто мы забывали закрывать даже свои номера в гостинице.

* * *

Здесь обращают огромное внимание на воспитание человека. Людей воспитывают различными методами. Большим успехом пользуется сейчас пьеса молодого автора Погодина «Аристократы». В пьесе убедительно показано, как бывших воров и убийц работой на канале, соединяющем Белое море с Балтийским, превращают в честных людей. И это не сказка. Канал длиной в двести двадцать семь километров действительно сооружен за двадцать месяцев. По окончании строительства было освобождено много бывших преступников, некоторым даже предоставили стипендии для ученья. Как мы видим, отношение к человеку здесь совсем другое, чем в Западной Европе или Америке, где преступник, угодивший однажды в тюрьму, превращается в рецидивиста, постоянного обитателя тюрем.

Нашим читателям может быть интересно положение религии в Советском Союзе. Наши литовские газеты писали, что, например, на пасху все московские церкви были переполнены. В первый день пасхи мы находились в Ленинграде, но заметили лишь двух старух, которые крестились у Казанского собора. Никакого праздничного настроения. Правда, сама советская печать не скрывает, что на пасху в некоторых церквах был народ, в основном старики. Это понятно. Религии в Советском Союзе никто не запрещает. О деятельности «Организации безбожников» все меньше слышно, потому что вопрос о религии все менее актуален для Советского Союза. Если и попадаются среди старшего поколения верующие люди, они ни для кого не опасны, на них не обращают внимания. Государство не содержит попов и церквей. Большинство церквей, например Исаакиевский собор в Ленинграде, превращено в музеи. В них оставлено все по-старому, лишь на стенах надписи: религия — опиум для народа. Советская молодежь говорит о религии как о совершенно неинтересной вещи.

* * *

Как советские граждане смотрят на свое положение, чем они живут? Мне пришлось разговаривать не только с официальными лицами, но и со многими железнодорожниками, официантами, рабочими.

— Трудное время уже прошло, — говорит почти каждый. — Нельзя сравнить то, что было года два назад, с тем, что сейчас. За два года значительно понизились цены на все продукты и возросла заработная плата. Теперь рабочие работают семь часов в день, пять дней в неделю, и каждый шестой день — выходной. Жалованье здесь от ста до двух тысяч рублей в месяц; те, кто может работать быстро и хорошо, зарабатывают больше; кроме того, многие получают премии, право бесплатной поездки на курорт.

Если смотреть с нашей точки зрения, цены различных товаров довольно высокие: ботинки — 60–70 рублей (один лит — примерно 80 копеек), сигареты — от 30 копеек до 8 рублей пачка, фунт мяса — 3 рубля. Но надо знать, что в семье обычно работает несколько человек и все получают зарплату. Квартиры очень дешевые — стоят 6–7 рублей в месяц. Совершенно покончено с жилищным кризисом, потому что выстроено множество новых домов. Питаются почти все в заводских столовых, значительно дешевле, чем в городских ресторанах.

Официант, пятидесятилетний турок, работающий в ресторане в гостинице «Европейская», откровенно рассказывает о своей жизни:

— Что я знал до войны? Лишь салфетку под мышкой и оплеухи. Помню, служил в армии. Вернулся в Петербург на побывку, встретил на улице брата. Кинулся здороваться, целоваться. Не заметил и не отдал честь офицеру. Тот подскочил и избил меня до крови! А сейчас, если я рядовой солдат, я смело могу подойти к самому Ворошилову, попросить огонька, он даст мне сигарету. Он поговорит со мной как с человеком. Мы не могли войти в трамвай, театр, библиотеки были нам недоступны. Мы знали лишь дешевую водку. До войны я не умел ни писать, ни читать, — рассказывает он, — а сейчас и меня, и мою старушку жену заставляют учиться. А молодежь! Она вся сплошь учится. У нас уговаривают, заставляют учиться, дают стипендии. Теперь мы знаем, для чего живем. Если на нас нападет враг, я первый возьму в руки винтовку. Я знаю, за что мы будем бороться. Это понимает каждый.

— Как у вас живут люди различных национальностей? Нет ли ненависти, ссор? — не раз мы спрашивали у советских граждан.

— Этот вопрос у нас в корне пересмотрен. Как вы знаете, довоенная Россия называлась тюрьмой народов. Литовцы тоже испытали лапу царизма на своей шее. Теперь разжигание национальной розни считается хулиганством и, как любое проявление хулиганства, карается законом. Человек любой национальности может не только свободно говорить на своем языке, но имеет на своем языке и газеты и книги. Нынче свои поэты есть даже у цыган, киргизов и калмыков. Многие народности лишь после Октябрьской революции получили алфавит.