— И не нужно. Я буду работать даром, только не выгоняйте мою сестру. Ей также можно не платить, пока не выучится ремеслу. Понимаете, она должна хоть что-то делать, иначе пропадет. Наш отец поручил мне заботиться о ней и оберегать. А лучшей таверны, чем у вас, в этом городе нет.

Польщенный в душе кабатчик заставил все же долго упрашивать себя, прежде чем дал согласие. Он был примерный семьянин, и ему понравился этот заботливый брат, а еще больше — мысль, что двоим работникам не придется платить ни гроша.

Пьер отправился на кухню. Кларисса многому его научила, и он быстро освоился с новыми обязанностями, причем выполнял все распоряжения расторопно и с улыбкой, в отличие от скованной и напуганной Камиллы. Впрочем, она тоже воспряла духом, ибо молочный брат подбадривал ее и помогал, чем мог.

Поэтому девушка вскоре стала управляться ловчее — она была полна решимости не упустить этот последний шанс. Работу подавальщицы следовало рассматривать как сражение — ее противником был этот шумный зал, и его необходимо одолеть. Она должна сосредоточиться, словно во время фехтовальной схватки; иными словами, выполняя заказ одного из клиентов, не обращать внимания на всех остальных.

В расследовании заговора Пьер также оказывал Камилле неоценимую помощь. Он суетился на кухне, но при этом незаметно наблюдал за всеми посетителями таверны — увидев подозрительных людей, показывал их своей молочной сестре, которая еще никого не знала. А девушка старалась подобраться к ним поближе, собирая заказы именно в том углу, где сидели негодяи.

К несчастью, всегда находился какой-нибудь пьяница, окликавший ее в самый неподходящий момент, и пока ей удавалось подслушать только обрывки разговоров.

Взяв себя в руки и проявив недюжинную волю, юная ученица-официантка приобрела необходимую сноровку: научилась запоминать и не путать заказы, равно как безошибочно разносить их по столам; приспособилась обходить все препятствия и уклоняться от нетерпеливых клиентов, которые попадались ей на пути в тот самый момент, когда она несла тяжеленный поднос. Она даже перестала пугаться огромной толстухи, хотя та по-прежнему на нее покрикивала.

Через несколько дней она уже уверенно сновала по залу, весело улыбаясь посетителям и вступая с ними в оживленную беседу, одновременно слушая все, что говорилось вокруг. Она вела себя теперь так непринужденно, словно бы всю жизнь проработала в таверне: умело отшучивалась от слишком назойливых приставаний, ставила на место тех, кто давал волю рукам и снисходительно сносила фамильярное отношение завсегдатаев. Одним словом, она стала царицей, а не рабыней этого зала.

И теперь она могла свободно заниматься тем делом, ради которого пришла сюда, — разоблачением заговора.

Когда заговорщики собирались в каком-нибудь углу, она старалась найти себе занятие поближе — убирала соседние столы и вступала в оживленную беседу с другими посетителями. Никто не мог бы заподозрить, что на самом деле эта веселая девушка очень внимательно слушает, что говорится у нее за спиной.

Не все ей удавалось разобрать, поскольку в зале было всегда шумно, а негодяи часто переходили на еле слышный шепот, однако многое для нее прояснилось. Она знала теперь не только в лицо и по именам основных участников преступного сговора, но и места их сборищ, методы вербовки подручных и прочие детали.

Каждый вечер, вернувшись в свою мансарду, Камилла тщательно записывала полученные сведения, даже если они казались безобидными. У нее постепенно сложилось настоящее досье, в которое вошли и данные, добытые Тибором.

Не хватало в этом досье только одного имени главаря и вдохновителя заговора. Этого человека все остальные почтительно именовали «монсеньор», в таверне он пока ни разу не появился.

Тем не менее сомнений не оставалось — приближалось время решительных действий!

18

По улицам города шла веселая группа молодых людей в роскошных камзолах с золотыми отворотами и невероятным количеством кружев. Некоторые из юных вельмож щеголяли в красных с золотом мундирах Королевского батальона.

Девушки любовались красавцами-офицерами, а те во все горло распевали песни, будучи, видимо, слегка навеселе. Они всегда шумно праздновали какое-нибудь важное для них событие — повышение в чине, свадьбу одного из товарищей или же победу королевского оружия.

Зеваки останавливались, чтобы полюбоваться этим зрелищем и обменяться впечатлениями. Появление молодых аристократов на улицах города вызывало обычно доброжелательный интерес — несмотря на свое высокомерие, они вели себя достойно и не опускались до тех дурных шуток, которыми славились студенты соседнего с казармой университета.

Даже развлекаясь, они не забывали о дисциплине и дворянском достоинстве, ибо король превыше всего ставил чувство чести и требовал от своих приближенных безупречного поведения. Каждый из офицеров знал, что низкий поступок неизбежно повлечет за собой опалу и немилость. Король считал, что знать должна служить обществу, а не наводить страх, хотя в других странах дело обстояло иначе.

Молодое поколение дворян, в отличие от вельмож пожилого возраста, одобрительно относилось к новым веяниям — юноши в большинстве своем стремились поступить на службу к столь просвещенному монарху.

В настоящий момент офицеры веселились от души, нисколько не смущаясь тем, что все на них глазеют. Они привыкли к этому во время парадов, а потому чувствовали себя вполне непринужденно. Речи их были довольно вольными, что в те времена никого не шокировало — во всех слоях общества пользовались весьма крепкими выражениями.

Внезапно один из молодых людей отделился от группы. Кто-то из товарищей потянул его за рукав, но он лишь отрицательно качнул головой и застыл на месте, разглядывая гиганта с длинными рыжими усами, который возвышался над толпой на целую голову. Этого человека явно не интересовали разодетые аристократы, напротив, он всеми силами старался выбраться из скопления зевак, загородивших ему путь.

Великан свернул в переулок, а молодой офицер крадучись пошел за ним. Шевалье д’Амбремон не хотел попадаться на глаза венгру-оруженосцу — тот не должен знать, что его выследили…

Филипп преследовал Тибора в надежде добраться до Камиллы. Венгр, обернувшись несколько раз, вошел в какой-то дом, и молодой дворянин заколебался. Идти следом, рискуя получить удар по голове? Но торчать на виду у всех на улице тоже глупо, поэтому шевалье решил укрыться в соседней таверне. Если устроиться у окна, то можно наблюдать за подозрительным домом, оставаясь незамеченным.

Не обращая никакого внимания на посетителей, он направился к подходящему столику и даже не взглянул на громадную толстуху с напудренным лицом, которая немедленно устремилась к красивому офицеру, беспрерывно кланяясь и называя его «монсеньор».

Шевалье думал о Тиборе. Впервые он увидел этого странного колосса при самых драматических обстоятельствах — во время бегства Камиллы, когда девушка бросилась с башни в ров и ее вытащили из воды гигант с карликом.

После этого ужасного события молодой офицер потерял покой и сон — ему постоянно мерещилась юная узница, а душу терзали вопросы, на которые он так и не получил ответа.

Сбивало с толку и поведение короля: монарх, узнав о неудаче д’Амбремона, не выказал ни удивления, ни гнева. Виктор-Амедей с трудом сносил поражения, однако на сей раз не счел нужным сделать выговор оплошавшему офицеру и даже поблагодарил за преданность. Молодой дворянин воспринял это как пощечину, ибо знал, что потерпел полный крах.

Его мучило неведомое доселе чувство бессилия — проклятая девка сумела прокрасться ему в сердце. Он хорошо помнил, какое отчаяние охватило его при мысли, что Камилла утонула… И ругал себя за это последними словами. Нельзя допускать, чтобы женщина заняла такое важное место в его жизни, — он создан их повелителем, а не рабом!

Внезапно молодой офицер напрягся. До ушей его донесся мелодичный смех и голос, который он узнал бы их тысячи других. Сначала он подумал, что грезит наяву… Слишком много выпил с друзьями, перегрелся на солнце, вот и чудится всякая чепуха!