- Здорово, мам, - прогудел он мягким, на грани инфразвука, басом, - это - куда?

  - На кухню давай. К погребу, к холодильнику. Чего у тебя там?

  - Сало. Окорок копченый, лопатка. Грудинки килограмма три...

  - Свинью колол? Кабанчика?

  - Не. Пусть подрастет покуда. Свинью. Фроську. Такая свинья разумная, - аж жалко. Хотел на свиноматку оставить, а потом подумал... Некогда нам счас. Еще лещи там, с десяток, орехи, каштаны. Ну и по мелочи... Здорово, дядя Гера.

  И с привычной осторожностью пожал немцу руку. Он вообще двигался осторожно: подчиненные шутили, что, когда Коля задумается, ему все равно, в какую сторону открывается дверь или откручивается гайка. В этом была своя сермяжная правда, вот только рассеянностью он не отличался. Не мог себе позволить такой роскоши. Отсюда и привычка поспешать медленно, что все вокруг такое легковесное, хрупкое, хлипкое.

  Мама Даша с удовольствием посмотрела на него, потом на дочку. Статью, понятно, не в нее, помельче, но все равно справная бабенка. Сбитая, как камушек, плечи круглые, не поймешь, где шире, в плечах или в заду... Харя свежая, хоть и обветренная, под солнцем зажаренная, глаза наглые... - все в порядке! Отошла девка, слава тебе, Господи, слава тебе, Царица Небесная... заступилась, Пресвятая Заступница, опасла непутевую.

  - А ты, чадо непутевое, заблудшее, - собирайся... В отпуску ты с понедельника, по закону, двенадцать ден. Две, стало быть, седьмицы... Баловство, понятно, похоть дьяволова, господь дал человеку день седьмой для воздержания от мирских трудов, да и то не для праздности, для молитв искренних и благочестивых размышлений, святые подвижники и вовсе день и ночь труждались, день седьмой с колен не вставали, били поклоны земные... однако с инспектором по труду мне спорить не с руки. И так смотрят косо. Так что езжай давай, мать навести. О-хо-хо... грехи наши тяжкие.

  Мать ошиблась, утверждая, что чадо выдержит скитскую каторгу, именуемую "Послушанием" не больше полугода. Чем дольше она была тут, тем дальше уходили в прошлое воспоминания, а с ними потихоньку гасло и все остальное. Чувства, которые еще оставались, и даже обычные потребности тела как бы сжались до минимума, вообще позволявшего жить. За полтора года, без малого, она похудела на шесть килограммов, как от нормальной такой, не слишком скоротечной чахотки, и выглядела лет на двенадцать-пятнадцать старше своего возраста. Жила, как в полусне, бездумно, почти не общаясь с другими людьми, но качественно работать это ей не мешало. Инспектор - инспектором, но Питирим всерьез начал опасаться, что послушница вконец себя уморит..., а скандал ему был вовсе ни к чему.

  По старой памяти вернувшись, она нашла землянку брошенной и пустой, воняющей стылой золой, плесенью и запустением. Впрочем, оставшиеся соседи сообщили, куда именно отбыла Дарья Степановна с домочадцами, а также где находится автобусная остановка. В позапрошлом году ничего подобного не существовало даже и в мечтах.

  Место, куда отвез ее новенький автобус, официально именовалось "РТ 112", и там вовсю шла стройка. Немцы попросили разрешения построить выселки на отшибе, немного, да в сторонке от поселенческих бараков, и без особых проблем разрешение получили. Оно, конечно, национальная рознь жестоко пресекалась, но люди были всякие, и настроение у них бывало всякое, так что лишнего мозолить глаза все-таки не стоило. Место, как место, есть небольшая ложбинка, таких в степи совсем немало, но только рыжий, веснушчатый Хохбауэр с белыми ресницами, который первым набрел на это место, насторожился. Сделал рогульку из лозы и обмерил ложбину шагами вдоль и поперек. Потом подошел к Эшенбаху, и вдвоем они составили обращение к властям. Надо отдать должное, те отреагировали быстро, поскольку дело выходило серьезное, а к Эшенбаху прислушивались. Позвали геологов, те подтвердили предположение, и вскоре в низине установили буровую установку. При всей своей флегме рыжий Хохбауэр порядком волновался: в том, что вода тут есть, особых сомнений не было, он не мог так ошибиться. Но вот только она могла оказаться соленой, и тогда толку от нее чуть.

  Обошлось. Чуть минерализованная, но и для питья, и для полива годится вполне. И, главное, линза громадная, воды полным-полно и хватит на долгие годы. Когда немцы начали строиться, выселки, казалось бы, резонно было бы обозвать "Берлином", но с чьей-то легкой руки к ним приклеилось прозвание "Мюнхен". И вовсе уж непонятно, почему только чуть погодя все чаще в обиходе начало звучать название "Мухин". Так он и остался "Мухиным", под этим названием его и зарегистрировали несколько лет спустя.

  Селились широко, скорее, по-русски, а вот с домами не заморачивались. Домостроительный комбинат "Восток" вырос в колоссальное объединение со множеством филиалов. Он обеспечивал потребности всего востока страны, в значительной мере обеспечивал потребности СРК и вывозил продукцию на экспорт. После катастрофического землетрясения в Фукуи шесть с половиной тысяч комплектов на двухквартирные коттеджи было отправлено в пострадавшие районы бесплатно, в качестве бескорыстной помощи. Со временем он, понятно, начал выпускать широкую номенклатуру изделий, но специализация на одноэтажное строительство все-таки сохранилась. Сохранил свое ключевое место в руководстве и Сун Ю, так что о качестве комплектов не стоит даже и говорить: в домах можно было жить, пока не надоест. Это бесконечно ускоряло и упрощало стройку, но, разумеется, дела и забот все равно было через край. Дарья Степановна со своим немцем работали на диво слаженно и эффективно, как будто бы дополняя друг друга, но было и еще одно существенное обстоятельство. По вечерам приходил помощник, который один стоил, пожалуй, трех-четырех. Приходил, Мама Даша ставила перед ним миску щей, он молча ел, так же безмолвно съедал солидную, на двоих, порцию каши или картошки на сале, выпивал с литр квасу, сидел минут десять и переходил к делу. Работали при ослепительном свете калильного фонаря вдвоем с Эшенбахом, а женщина принималась за хозяйство. Когда Николай Васильевич Панков, дотемна и до предела занятый на своей МТС, в этот период своей жизни спал, - непонятно.

  Вот и в самый первый день пребывания Анфисы в отпуске он тоже пришел.

  - А это, Кольша, дочка моя, Анфиса Афанасьевна, так что будьте знакомы.

  От него не укрылось, что слова эти Мама Даша произнесла с едва заметной чопорностью, а, сказав, - поджала губы. Скорее всего, - безотчетно. По всему, отношения между матерью и дочкой не были вполне безоблачными, но это его никак не касалось.

  - Николай, - услыхала она до предела сдержанный, мягкий, даже, наверное, ласковый рык очень, очень матерого медведя, - будем, значит, знакомы. Очень, значится, приятно...

  Он стоял, возвышаясь над нею на целую голову, как башня, но это ничего не значило, видала она мужиков и повыше на ногах. Важнее, что стоял он слишком близко, и от него исходило ощущение мощи, как от нового трактора "КС-500", когда он спокойно стоит себе, едва слышно клокоча дизелем на пол-мегаватта. Как от танка "Махайрод", который ей однажды довелось видеть в Чите, в одной из немногих в ее шоферской карьере дальних поездок. Рядом с таким человеком ощущаешь, что твоя сила просто не имеет значения, а он стоял, смотрел на нее благожелательно... и без всякого интереса!!!

  ... Представив себе, только на секунду вообразив, как выглядит, как смотрится со стороны, она содрогнулась от омерзения. Захотелось зажмуриться, а потом, наверное, взвыть: это ж надо так попасть! Нашла момент рядиться смиренницей, идиотка!!! В тряпки, которые уже и потом-то не пахнут, а какой-то затхлостью, будто в прабабкином сундуке. Которые добрый человек и на чучело-то постыдится надеть!!!

  Но Фиса теперь была другая. Фиса теперь была большая и умная. Взрослая. Никто со стороны и не заметил мгновенно пронесшегося, сокрушительного шквала. Пластмассовая полу-улыбка на бескровных губах.