– Других таких как я вообще не должно было быть, – сказал я. – Но вы продолжаете создавать копии. И это неправильно. Я хочу, чтобы вы отключили все незаконно изготовленные копии меня, уничтожили запись, сделанную во время мнемосканирования и никогда больше не делали моих копий.

– Иначе…? – спросил Гадес. – Вы не сможете даже доказать, что они существуют.

– Вы думаете, вам было тяжко с биологическим Джейкобом Салливаном? Поверьте: вам не захочется иметь дело со мной настоящим .

Эпилог

Сто два года спустя: ноябрь 2147

О Господи!

– Что?

О Господи! Боже…

Я не слышал голосов у себя в голове уже больше столетия. Я думал, что они ушли навсегда.

Не могу поверить!

– Алло? Алло? Меня слышно?

Я знаю, они говорили, что будет странно, но… но…

– Но что? Кто это? Джейк? Это ещё один Джейк?

Что за…эй! Кто это?

– Это я, Джейк Салливан.

Что? Это я – Джейк Салливан.

– Я тоже.

Где ты?

– В Лоуэллвиле.

Лоуэлвилле?

– Да. Ну, ты знаешь – самое большое поселение на Марсе.

На Марсе? Нет никаких поселений на Марсе…

– Очень даже есть, уже тридцать лет. Я переехал сюда десять лет назад.

Но… ох. Э‑э… Какой сейчас год?

– 2147.

Две тысячи сто сорок седьмой? Ты меня разыгрываешь? Сейчас 2045‑й.

– Нет. Ты отстал на столетие.

Но… ох. Правда?

– Ага.

Почему ты улетел на Марс?

– По той же причине, по какой масса народу давным‑давно отправилась в Америку из Европы. За свободой культивировать нашу собственную ветвь человечества. Марс – прибежище всех, кто шагает под другие барабаны. Нам отказали в идентичности на Земле. Мы довели дело до самого Верховного Суда США, но проиграли. Так что…

Так что остался Марс.

– Точно. Здесь у нас очень милая община. Множественные браки, однополые браки, множество мнемосканов. По марсианским законам – разумеется, созданным теми из нас, кто здесь живёт – все формы брака законны и открыты. Через три дома от меня живёт семья, состоящая из женщины‑человека и самца шимпанзе, генетически модифицированного, чтобы увеличить объём мозга. Мы с ними играем в бридж раз в неделю.

Я пожал плечами, хотя другой я никак не мог увидеть, что я это делаю.

– Если не можешь изменить старую конституцию, уезжай куда‑нибудь в другое место и напиши там новую.

Ах. Это… вау. Это круто, да.

– Нереально круто.

Я… Марс – вау. Но постой‑ка. Я не на Марсе, а нет никакой задержки сигнала.

– Ага. Я с этим уже сталкивался раньше, когда один из нас был на Луне. Когда бы ни запускали нового меня, он, похоже, оказывается квантово спутанным со мной; квантовая коммуникация мгновенна, как бы далеко ты ни находился.

А мы находимся очень далеко.

– О чём ты говоришь?

Акико Утияма сказала, что меня посылают на 47 Большой Медведицы.

– А где это?

В девяноста световых годах от Земли.

– Световых годах! Что ты такое говоришь?

Она сказала, что отправляет меня – ну, знаешь: передаёт по радио копию моего мнемоскана – к одной из планет, которую они изучали с помощью громадного телескопа SETI на обратной стороне Луны.

– Боже… И ты согласился?

Они, э‑э… вообще‑то не предложили мне никакого выбора. Но я, похоже, уже там. И это невероятно! Солнце – здешняя звезда – выглядит просто огромным. Она занимает, наверное, восьмую часть неба.

– И ты считаешь, что сейчас по‑прежнему 2045? Это тогда тебя… тогда тебя передали?

Да. Но Акико сказала, что она не просто посылает меня; она также посылает инструкции, по которым для меня можно собрать роботизированное тело.

– И ты сейчас находишься в этом теле?

Да. Оно выглядит каким‑то неправильным – должно быть, не получились какие‑то детали. А цвета! Понятия не имею, правильные ли они, но я теперь вижу столько новых цветов! Но да, я нахожусь в гуманоидном теле. Не могу, конечно, видеть своего лица…

– То есть в том мире есть разумная жизнь? На что она похожа?

Я их пока не видел. Я в комнате, которая выглядит так, будто её вырастили, словно стены сделаны из коралла. Но тут есть большое окно, и я могу смотреть наружу. Гигантская звезда такого цвета, который я не знаю, как называется. И ещё там облака, которые свёрнуты в вертикальные спирали. И… о, что‑то летит! Не птица; больше похоже на морского ската.

– Но никаких разумных инопланетян?

Пока нет. Но они должны быть. Кто‑то же, в конце концов, сделал для меня тело.

– Если ты в самом деле в девяноста световых годах отсюда, то инопланетянам понадобилось двенадцать лет, чтобы возродить тебя в новом теле после получения сигнала.

Им могло понадобиться много времени, чтобы сообразить, как построить искусственное тело, или чтобы решить, действительно ли возрождать меня такая хорошая идея.

– Надо полагать.

Ты можешь связаться со Смайтом? Он бы хотел узнать…

– С кем?

С Габриэлем Смайтом.

– Как будто где‑то слышал это имя…

Он из «Иммортекс». Главный психолог, кажется.

– Ах, да. Этот . Если он не прошёл мнемоскан, то давно уже умер; я попробую узнать.

Спасибо. Предполагалось, что я организую посылку ответного сигнала; попрошу об этом местных. Доказательство концепции: Акико и Смайт хотели доказать, что человеческое сознание можно передать по радио, что… что послы могут отправиться к другим мирам со скоростью света.

– И ты собираешься послать сигнал на Землю?

Если здешние жители, кто бы они ни были, позволят мне, то конечно. Но пройдёт ещё девяносто лет, прежде чем он доберётся до… как это по‑правильному называется? Солнечная система?

– Наверное. Так расскажи мне – что ещё ты видишь?

Как же это всё странно…

– Джейк?

Прости. Слишком много всего свалилось. Разговор с тобой; полноцветное зрение; где я оказался; сколько времени прошло.

– Что ещё ты видишь?

Растительность – да, думаю, это растения. Похожи на перевёрнутые зонтики.

– Ага. Что ещё?

Мимо едет какой‑то экипаж, формой похож на тыквенную семечку. Внутри что‑то живое, под прозрачным навесом…

– О Господи! Инопланетянин! На что он похож?

Тёмный, объёмистый… ах чёрт, уехал.

– Вау. Настоящий инопланетянин…

– Ты собираешься сказать людям? Сообщить человечеству, что ты вступил в контакт с далёким миром?

– Я… я не знаю. Кто мне поверит? Скажут, что я галлюцинирую. Мне нечего им показать, а подтверждающий сигнал, если ты его пошлёшь, придёт лишь почти через столетие

Да уж. Погано. У меня такое чувство, что будет очень интересно.

– Ну, одному‑то человеку я про тебя расскажу.

Один – это лучше, чем ни одного. Кому?

– Карен Бесарян. Ты с ней, кстати, встречался. Это та старушка, с которой мы разговаривали на презентации «Иммортекс».

Это была Карен Бесарян, писательница?

– Ага. И она по‑прежнему пишет. Даже снова начала писать книги про Диномир – его персонажи тридцать лед назад перешли в общественное достояние, но читатели признают Карен их создательницей, и книги, которые она пишет сейчас, продаются даже лучше оригиналов.

Она молодец. А что стало с нами? Как семейный бизнес?

– Неплохо. «Old Sully's» сейчас даже на Марсе варят.

Здорово! А что ещё? Мы женились?

– Я – да.

О‑о‑о, я знал! На Ребекке Чонг, да? Я всегда знал, что рано или поздно…

Я улыбнулся.

– Нет, не на Ребекке. Она умерла уже больше пятидесяти лет назад, и она, в общем, была невысокого мнения о мнемосканах.