— Мы ни за чем не посылали! — сердито вскрикнула Ульпия.

— Он не сумасшедший, — ровно, без всякого выражения произнесла Уна.

— Кто это, скажите, чтобы убирались!

Голос был неровный, тонкий, прерывистый, и морщины, хотя и глубокие и прочерченные уже давно, тоже были неровными и дрожащими, придавая лицу постоянное выражение встревоженного и в то же время коварного беспокойства.

— Вы не сумасшедший, — на сей раз с отвращением произнесла Уна, решительно входя в спальню.

Луций заморгал, глядя на них, но ничто в выражении его лица не изменилось, серо-зеленые подернутые дымкой глаза все так же блуждали, однако он сказал:

— Разве? — печально, испуганно хихикая, словно икая.

И, по крайней мере, на какой-то миг Уна почувствовала себя сбитой с толку. Работать с Луцием было трудно, его мысли ускользали, крошились, как и его голос, лишаясь смысла, даже не успев сформироваться. Однако, подумала Уна, он делает это нарочно, словно позволяя себе забыть об умственном разладе, и вряд ли что-либо могло быть хуже, но забвение успокаивало его. Луций не был безумен в том смысле, которого боялся Марк, но назвать его умственно здоровым тоже было нельзя.

— Кто вы такие? Прочь! — запинаясь, пробормотала Ульпия и первым делом подумала прорваться сквозь них и позвать на помощь и только потом, вспомнив о звонке на стене, сделала несколько неуверенных шагов к нему.

— Если вы это сделаете, я всем расскажу, — поставила ее в известность Уна. Затем, жестом пригласив войти Сулиена, Клеомена и Даму, закрыла дверь.

— Нет, о нет, — сказал Луций, между тем как Ульпия пришла в полное замешательство. — Что вам нужно? Вы грабители?

Только тогда остальные стали понемногу доверять собственным глазам, и Клеомен, инстинктивно повернувшись прежде всего к Ульпии, спросил:

— Так он действительно не…? А вы, значит?..

— Но почему? — потребовал ответа Сулиен.

— Вы расстраиваете его, убирайтесь немедленно, — жалким голосом произнесла Ульпия. Луций весь как-то сморщился и прикрыл нижнюю часть лица. Горячая краска залила его щеки и лоб да самых густых седых волос.

— Мы хотим видеть императора.

— Тита? Но его здесь нет, — протестующе прохныкал Луций.

— Вызовите его.

Луций в изумлении отнял руки от лица:

— Я никогда этого не делаю. Не могу.

Уна нетерпеливо, яростно скрипнула зубами — и это жалкое существо еще стоит между нею и Марком?

— Мне без разницы, пусть это сделает кто-нибудь еще!

— Нет, — проскулил Луций, съеживаясь, как от удара. — Я ничем не стану вам помогать. Вы хотите убить брата? Я всегда знал, что что-нибудь подобное произойдет.

— Уже произошло, — сказал Сулиен, подходя к Луцию.

Краска сбежала с лица Луция Новия, и он медленно положил руки на колени. Впервые туманный взгляд чуть прояснился, и в нем мелькнул намек на скорбь, как если бы — и это было странно, потому что Уна не сомневалась в обратном, — Луций уже думал об этом.

— Лео… о, бедный Лео, — невыразительно произнес он.

— Не только Лео, но и Марк, — настойчиво сказал Сулиен. — Если вы вызовете сюда вашего брата и заставите его выслушать нас, он сможет это предотвратить.

— Так, значит, Марк жив, — с облегчением вздохнул Луций. — Кто бы мог подумать? Люди явно считали, что он умер, но, слава богу, мне ничего не говорили, пока все окончательно не выяснилось. Теперь ему нужен уход, и он поправится.

— Не нужен ему никакой уход, с ним и так все в порядке! — крикнула Уна.

— Возможно, ненадолго, — глухо произнес Дама, удивив всех, так как уже очень давно молчал. — А потом скажут, что он выбросился из окошка или утонул в ванне.

Уна вздрогнула. Но Луций, казалось, уже позабыл все, что ему говорили, и даже то, что успел в это поверить, и покачал головой:

— Нет, они этого не сделают. Это неправильно.

Ульпия немного оправилась и сказала:

— Рассказывайте, кому хотите. Никто вам не поверит.

Она снова шагнула к звонку, но Клеомен, одним прыжком преодолев разделявшее их расстояние, схватил ее за плечи, профессионально встряхнул и, поскольку она едва не завопила от гнева и страха, с виноватым видом зажал ей рот рукой. Луций торопливо вскочил на ноги, и Клеомен твердо сказал, обращаясь к ним обоим:

— Простите. Не понимаю, что вы тут затеваете, сударь… — Но тут же сам испугался своих слов и продолжал: — Что бы то ни было, это нелепо и глупо. Так что советую вам прекратить. Нам нужно, чтобы вы сделали кое-что полезное, и никто не дотронется до звонка, пока я не буду уверен, что мы договорились.

— Но я не могу, и я не верю вам, я не могу… прошло уже двадцать лет! — жалобно произнес Луций. — Вы ведь не причините вреда Ульпии, правда?

— Нет, — ответил Клеомен, — но, надеюсь, вы понимаете, что это посерьезнее, чем… играть в ладушки или чем вы тут, черт возьми, занимаетесь.

Луций снова пронзительно хохотнул и робко закудахтал:

— Но, видите ли, я и правда не имею никакого отношения… раз уж люди поверили в это, их ничем не переубедишь. Иногда мне кажется, что, даже если бы я и захотел… я и вправду ничего не могу поделать. Я просто потакаю своим маленьким слабостям… вот и все, просто позволяю себе кое-какие вольности, с меня и этого хватит.

— Но, боже мой, ради чего весь этот спектакль? — недовольным тоном, в отчаянии спросил Клеомен.

Луций снова зарделся.

— Я думал, это действительно случится, — доверительно прошептал он. — Думал, что схожу с ума. Несколько ужасных лет. Тит почти не бывал в Италии, а Лео отправился в армию, и мне пришлось разъезжать повсюду и делать все это… все эти народные празднества, но хуже всего — собрания и речи, раньше я неделями не мог уснуть. Не мог, и все тут. А Тит уехал в Индию, и я подумал: а что, если с ним стрясется что-нибудь там или еще где-нибудь и мне придется заниматься этим все время? А тут еще Друзилла, мне никогда не следовало жениться, страшная ошибка, они меня просто заставили. А Друз… это не давало мне покоя… я всегда так боялся этого, мы все боялись — и мой отец, и тетушки, и Тит. И Лео. Но когда дело дошло до… я подумал… о боги. Все мигом уладится. Тогда кому-нибудь другому придется… а меня оставят в покое.

— Но ради всего святого, — сказала Уна, — никто не может требовать, чтобы его совсем оставили в покое. Вы не имели права.

— Ох-ох-ох, — подавленно ответил Луций, впрочем, не особенно следя за мыслью своей собеседницы. — Тит был в полном порядке, а… а Друз был еще совсем маленький, и я действительно редко его видел.

— Но это же позор! — взорвался Сулиен. — А как же народ?

— Зато у меня появилась Ульпия, — сказал Луций, пытаясь ободряюще ей улыбнуться. — И дворецкий Сорекс тоже знает, но никогда не скажет ни одной живой душе. Ценнейший человек. — Дама язвительно усмехнулся, но Луций не обратил на это внимания и продолжал: — Иногда… иногда и у меня выпадают приятные минутки. Тит… он вообще не привык быть один. Думаю, как раз сейчас он чувствует себя одиноким… он был такой расстроенный сегодня… но я не знал, что это случится. — Он скорбно опустил глаза и повторил: — Бедный Лео.

— Но ваш сын? — спросил Сулиен, окончательно запутавшись и мотая головой. — Друз Новий знает?

— Друз… — На выцветших глазах Луция блеснули слезы. — О, — прошептал он. — Для него это был такой удар. Да… он узнал, — и Луций так покосился на Ульпию, что Уна и Сулиен оба уверенно подумали: Друз Новий застал их вдвоем, и тогда они не успели… вот как все случилось. Но ей-то зачем это?

— Да, вот уже шесть лет, — сказал Луций, — и он ни разу меня не подвел, никому не проболтался. Не думал, что это так много для него значит… никогда не думал… а это так опасно, будучи членом семьи, и ведь я не хотел… вы понимаете, насколько это нелепо и опасно?

Уна обожгла его презрительным взглядом, в котором читалось отвращение, а Клеомен напряженно, но терпеливо проговорил:

— Именно поэтому мы и стараемся, по мере сил. Так помогите же нам.

Луций погрузился в задумчивое молчание, потихоньку вытирая слезы. Но вдруг странная виноватая дрожь пробежала по всему его телу, и, вскочив на ноги, он хрипло крикнул, словно истерически пародируя властный тон Новиев: