Подальше от берега находились арсеналы и королевские товарные склады. В литейных, где работали главным образом негры, изготовлялись громадные якоря, оружие и боеприпасы. По словам одного немецкого очевидца, эти негры «казались циклопами в кузнице Вулкана». В арсеналах собирались большие запасы свинца, меди, древесного угля, селитры и серы, а также «бесконечное число копий, пушечных ядер, шлемов, металлических нагрудников и всякого рода снаряжение и оснастка, которые могли быть использованы на кораблях». В доках стояли суда, большие и малые, на всех стадиях постройки, потому что фрахтовая торговля португальцев быстро развивалась.

Узкие улицы нижнего города, обнесенного стеной, были полны народу; с утра до вечера на них раздавались крики продавцов съестных Припасов. На углах, раздувая пламя в глиняных жаровнях, предлагали свой товар продавцы каштанов. Лотошники и лотошницы с лотками на головах торговали маслом, рыбой, водой и овощами. Булочники продавали хлебы, лежавшие у них на голове в больших плоских корзинах. В корзинах же, похожих на клетки, продавалась кричащая и гогочущая птица. На перекрестках стояла вонь от боен и доносились запахи жареной пищи; почти каждую минуту прохожих просили посторониться криками, которые и сейчас еще можно услышать в Лиссабоне: «Agua vae!» («Берегись, вода!») — это жильцы верхних этажей открывали окна и выливали ведра с водой и помоями; нечистоты текли по открытым канавам в середине улицы. Над головами прохожих вывешивалось на жердях, как это делается и поныне, белье для просушки.

Через множество ворот по узким крутым переулкам взбирались вверх полунагие негритянки-рабыни с кувшинами воды из источников; волы и ослы, запряженные в телеги, тянули по булыжной мостовой в верхний город груды капусты, репы, дынь, оливок и иных плодов. Дома верхнего города, окрашенные часто в яркие цвета, с изящными трубами из тёмнокрасной адобы, покрытые цветной черепицей, выглядели при южном солнечном свете радостно и весело. Веселили взор и шпили дворцов, соборов и башни церквей, монастырей и мо'настырских подворий. Облик этих зданий безошибочно выдавал их мавританское происхождение. А высоко над ними вздымался блестевший, подобно короне, старый мавританский дворец короля — у него были высокие крыши и похожие на стрелы башни.

В нижнем городе находились мельницы, там слышался немолчный однообразный грохот тяжелых жерновов, вращаемых лошадьми. На углах продавали жареную пищу, постоянно звенели молотки оружейников, и улицы были полны едкого дыма, плывущего из кузниц. На углах площадей сидели писцы, которые за небольшую мзду могли написать любовное письмо, прошение, деловое обязательство, стихи или эпитафию.

На невольничьем рынке всегда толпилось множество покупателей и бездельников, — часами они наблюдали за торговлей людьми и ликовали, обнажая и осматривая жадными глазами бронзовые тела рослых мужчин и стройных, как статуи, женщин. Работорговец громко восхвалял физические достоинства невольников. Покупатели торговались и, наконец, уводили с собой людей, как скот…

Когда на город спускалась ночь, узкие извилистые улицы были опасны, особенно в наиболее темных местах: от ночной стражи было мало пользы; все горожане носили с собой ножи; очень часты были стычки, драки, поножовщина и еще худшие дела. Когда заходило солнце, можно было видеть, как сидели на своих порогах и шили брезентщики, гаснущий свет мерцал на оружии проходящих солдат, слабо освещая мрачных, суровых монахов с тонзурой[366], шагавших в своих длинных сутанах и в сандалиях, и горшечников в белых алжубах[367], без конца вращавших свои гончарные круги в наступающей темноте. А позже, когда тени удлинялись и пропадали в черной ночи, в городе и на берегу реки зажигались факелы. Звуки лютен и бубнов, дудок и барабанов в тавернах и кабаках смешивались с криками и смехом мужчин и женщин и с грубыми ругательствами пьяных.

С восходом солнца в городе снова начиналось движение, снова в теплом воздухе слышался шум человеческой деятельности. На верфях отрывисто ударяли молотки плотников и конопатчиков, весело гудели горны и шипел огонь кузниц в квартале Сан-Франсишку, из-за реки доносились матросские песни; чем ближе было к полудню, тем громче становился поднимающийся в небеса многообразный шум процветающего средневекового города.

Таким знал Лиссабон дон Васко да Гама; взяв вновь на себя командование флотилией, он проехал через него, прибыв из Эворы. Он привык к этим зрелищам и звукам, ежедневно обходя суда, арсеналы и склады и пополняя амбары для нужд королевской службы. Значительная часть этого Лиссабона исчезла, была совершенно сметена с лица земли ужасным землетрясением 1755 года, но общий вид, звуки и краски повседневной жизни населения города у реки Тежу с этих далеких дней 1502 года изменились очень мало — если вообще изменились.

Флотилия Гамы была разделена на три части. Самая большая часть, под непосредственным командованием адмирала, состояла из десяти судов. Вторая часть, из пяти судов, была под командой Висенти Судрё, дяди Гамы. Висенти Судрё было приказано, крейсируя по Индийскому океану, ликвидировать или серьезно расстроить арабскую морскую торговлю. Третья группа тоже состояла из пяти кораблей, ею командовал Иштаван да Гама, племянник адмирала[368]. Таким образом Гаме удалось передать командование подчиненными группами в руки членов его собственной семьи, преданных его (и своим) личным интересам. Такой порядок как нельзя лучше удовлетворял всех, кто имел касательство к делу.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ.

ВТОРОЕ ПЛАВАНИЕ ВАСКО ДА ГАМЫ

Сам дон Васко не оставил никаких записей о своей второй экспедиции в Индию, как и о первой. За исключением одной дошедшей до нас заметки об африканском прибрежном городе Килва[369], все сведения о его плавании мы извлекаем из посторонних источников.

Таких источников у нас имеется три. Один — это рассказ о путешествии, составленный фламандским матросом или офицером, служившим на одном из кораблей. Этот рассказ, напечатанный впервые в Антверпене в 1504 году и озаглавленный «Калькун» (Каликут), не обработан, неуклюж по форме и стилю, со многими пропусками (и, вероятно, кое-где очень приукрашен); повидимому, это сочинение невежественного человека[370]. Как ни странно, на протяжении всего рассказа имя Васко да Гамы нигде не встречается; однако нет никакого сомнения, что в данном случае мы имеем дело с подлинным отчетом о втором плавании Гамы на Восток. Даты, названия местностей и события соответствуют известным нам датам, названиям и событиям, а кроме того, отчет сообщает интересные детали, которые не встречаются больше нигде. Тот факт, что на одном из португальских кораблей служил фламандец, не удивителен, поскольку среди моряков и торговцев с Востоком уже давно были искатели приключений из Нидерландов. Это были те же смелые люди, которые впоследствии основали и прочно утвердили власть голландцев в Ост-Индии. Мало того, если мы только можем верить подлинности сохранившегося итальянского перевода одного письма короля Мануэла, написанного в 1505 году[371], фламандские купцы к тому времени уже достигли Каликута, пройдя через Египет или Персию.

Фламандский отчет начинается словами: «Это — путешествие, которое описывал один человек после того, как он отплыл… от Лиссабонской реки в Португалии в Кальцикут в Индии в 1501 году»[372].