Открытие Америки Колумбом и открытие морского пути в Индию Гамой завершили процесс, в результате которого атлантическое побережье получило преобладающее значение для развития торговли и укрепления мощи европейских государств, а Средиземное море перестало быть центром западной торговли.

Открытие португальцев привело еще к одному большому изменению. До плавания Гамы на торговле с Востоком, прямо или косвенно, наживались — и вследствие этого приобретали возможность поощрять культуру и образование — города Италии; торговля с Востоком наполняла их сокровищницы и укрепляла их мощь.

Едва только «Сан-Габриэл» и «Берриу», вернувшись из Индии, бросили якоря в водах Тежу, как итальянские послы и шпионы в Португалии стали посылать отчаянные письма своим правительствам: они быстро поняли серьезную угрозу, создавшуюся для процветания Италии. Один венецианец писал в своем дневнике: «Как только новость о возвращении Гамы достигла Венеции, народ был поражен как громом и наиболее мудрые из людей считали это худшим известием, какое только могло быть получено». Эта новость означала, что поток богатства отхлынет от итальянских городов к берегам Атлантического океана и что вслед за центрами торговли с Средиземного моря передвинутся на запад и центры европейской цивилизации.

Наконец, открытие пути в Индию вокруг мыса Доброй Надежды ослабляло владычество турок, так как оно привело к тому, что на Востоке обосновалась европейская держава, которая вскоре значительно сократила турецкие доходы. Это способствовало постепенному ослаблению мусульманской державы, которая угрожала низвергнуть королевства Западной Европы, подобно тому как она уничтожила Римскую империю и другие империи на Востоке.

Тем не менее Гама не выполнил одной важной задачи, стоявшей перед его экспедицией. Ему не удалось проявить то сочетание проницательности, такта и терпения, которое столь необходимо в ведении дел с народами Востока. Он всюду вызывал недовольство и ненависть — как на берегах Африки, так и в Индии. Это недовольство и ненависть, а также страх, который внушали его высокомерие, надменность и его беспощадная решимость, его ничем не сдерживаемый темперамент и его пренебрежение правдой, когда ему казалось, что ложь лучше служит его целям, — все это затрудняло завоевание и эксплуатацию открытых им стран для тех, кто пришел после него, и в конечном счете в значительной степени способствовало утрате престижа и упадку могущества португальцев в Африке и Азии[346].

Сразу после получения сообщения Коэлью (а может быть, Жуана да Са) об успехе плавания Гамы и даже до того, как аДмирал прибыл в Лиссабон, дон Мануэл прибавил к своему титулу «короля Португалии и Алгарви по сю сторону и за морем, в Африке»[347] титул «владетеля Гвинеи и завоеваний, мореплавания и торговли Эфиопии, Аравии, Персии и Индии»[348]. В ознаменование этого события была даже отчеканена золотая монета. Она весила 712 гран, стоила 10 крузаду — примерно 25 долларов — и называлась «португеш».

Успех Гамы не только побудил короля Мануэла принять новый пышный титул, который фактически мало согласовывался с достижениями первого похода в Индию, но и вообще возымел странное на него действие. Легкомысленный и беспокойный по природе, король ушел с головой в строительные дела, проявив больше пыла, чем рассудительности; более того, жажда власти, порожденная успехами в Индии, заставили его совершить ряд поступков, граничивших с сумасшествием. Непосредственный предшественник Мануэла, Жуан II, так много сделавший для поощрения исследования дальних морей, покоился в Сэ — кафедральном соборе Силвиша[349]. Одним из первых актов Мануэла после возвращения Васко да Гамы из Индии был приказ перенести тело Жуана в монастырь Батальи. Это было сделано, как показалось многим португальцам, с неподобающей пышностью и торжественностью.

Вскоре после этого (10 декабря 1500 года) Мануэл приказал выкорчевать все оливковые деревья в Лиссабоне — именно они придавали городу живописность, — росшие во дворах церквей, монастырей или феодальных дворцов. Он приказал также расчистить и выровнять место у городских стен и в некоторых других частях города.

Особенно важно было то, что он начал строить новые общественные здания, в том числе величественные дворцы Рибейра, Каза-да-Индиа, Алмасинш (королевские пакгаузы) и Терсенаш (склады) в Катакифараше. Полный нетерпения и стремясь жить в возбужденной атмосфере строительства, шума и сумятицы, он отремонтировал дворец Сантуш-у-Велью и поселился в нем на время, пока строились его новые дворцы.

Наиболее честолюбивым проектом Мануэла в это время была постройка церкви иеронимитов в Белене, на месте церкви, в которой молились Васко да Гама и его моряки перед отправлением в свое полное приключений плавание. Эту церковь он задумал как вечный памятник в честь открытия Индии. Она до сих пор остается одним из величайших памятников архитектуры португальского Возрождения и представляет особый интерес для тех, кто изучает жизнь и приключения Васко да Гамы и Луиша Камоэнса.

Территорию Риштеллу король получил от братьев ордена Христа и в декабре 1499 года передал ее «главе и братьям ордена святого Иеронима — это был святой, которого король считал своим личным покровителем, — чтобы они воздвигнули там монастырь, возложив на них обязанность, помимо треб, предусмотренных по уставу, молиться за душу инфанта [Генриха], основателя раньше стоявшей на этом месте церкви, молиться за монарха-дарителя и его преемников». После этого Мануэл изменил название местечка Риштеллу на Белен (Вифлеем). Когда орден Христа отдавал эту церковь, он, к сожалению, удалил каменную статую богоматери с Христом, сидящих на деревянном кресле, — эта статуя была в церкви, когда Гама и его матросы бодрствовали в ночь на 8 июля перед отплытием в Индию. Монахи поставили статую в старой церкви Непорочного Зачатия («Conceição Velha»), где она находится и до сих пор, не пострадав от ужасного пожара, который разрушил значительную часть церкви.

Фундамент монастыря иеронимитов был заложен в 1499 году, а 6 января 1501 года на месте, предназначенном для главного входа, был заложен освященный камень: по этому случаю состоялась торжественная церемония в присутствии короля, королевской фамилии, двора и большой толпы народа. Строительство этого большого монастыря продолжалось до 1551 года, когда Жуан III приказал прекратить работы. В XIX веке были сделаны пристройки и изменения в здании, но в основном оно сейчас осталось таким, каким было в середине XVI века.