Плавание назад, к африканскому берегу, началось с инцидента, который мог бы иметь серьезные последствия. В полдень того дня, когда были подняты паруса, ветер спал и флотилия остановилась поблизости от Каликута. Сразу же корабли окружило около семидесяти лодок с вооруженными людьми. Гама очистил палубы для боевых действий и, подождав, пока лодки подойдут на расстояние выстрела, открыл огонь из бомбард. Тем временем снова подул ветер. Несмотря на залпы, лодки продолжали преследовать корабли около полутора часов. К счастью для обеих сторон, поднялась буря и, наполнив паруса судов Гамы, вынесла их в открытое море; «а когда они увидели, что уже больше не могут принести нам вреда, они повернули назад, а мы продолжали наш путь». В течение нескольких дней вследствие слабых ветров и чередующихся бризов с суши и с моря корабли держались около берега.

В понедельник 10 сентября 1498 года Гама, находясь неподалеку от маленького городка, воспользовался этим, чтобы высадить на берег одного из шести заложников — человека, потерявшего глаз, — с письмом примирительного тона к саморину, которое написал Монсайди на арабском языке. Командир флотилии объяснял в своем письме, что он увез малабарцев для того, чтобы доказать королю, какие он сделал открытия, и отмечал, что он не оставил в Каликуте своего фактора только потому, что он боялся, что мусульмане убьют его[332].

В субботу 15 сентября флотилия оказалась около небольших островов Санта-Мария, и на одном из этих островов был установлен третий падран, по имени Санта-Мария. Дружественно настроенные рыбаки поднялись на борт кораблей, а позже помогали воздвигнуть падран. 20 сентября корабли прибыли на Анджидивские острова (14°45' северной широты, вблизи индийского берега)[333]. Там флотилия стала на якорь и запаслась дровами и водой для перехода в Африку. Были получены образцы корицы (или кассии) и на борт были взяты свежие овощи. Пока команды занимались этой работой, два довольно больших судна приблизились к якорной стоянке. Поскольку марсовый с верхушки мачты известил, что в море видны еще шесть судов, задержанных штилем, Гама решил, что его преследует неприятель, и приказал потопить оба корабля. Одному удалось ускользнуть, у другого был поврежден руль, а когда португальцы подошли ближе, команда бежала на судовой лодке. Матросы Гамы вступили на покинутое судно, но нашли там лишь продовольствие, кокосовые орехи, пальмовый сахар и оружие. По остальным семи судам был открыт огонь — неизвестно с какими результатами. На следующий день индийцы, попавшие на борт, сказали командиру, что эти суда были посланы из Каликута, чтобы уничтожить португальскую флотилию. Но нет никаких доказательств, что они сказали правду.

На следующее утро команда накренила корабли «Сан-Габриэл» и «Берриу» и начала чинить их и чистить. Пока велась эта работа, подошли две галеры (фусты), полные вооруженных людей. Они гребли под звуки барабанов и волынок. Заложники сообщили тогда Гаме, что галеры эти — пиратские суда, занимающиеся разбоем и убийствами. Гама открыл стрельбу по ним, как только они оказались в пределах досягаемости, и они бежали, некоторое время преследуемые Николау Коэлью.

Во время стоянки флотилии у Анджидивских островов Гаму посетил человек, который впоследствии оказал португальцам большую помощь в их индийских предприятиях. Ему по видимости было лет сорок, и он был хорошо одет. Он обратился к Гаме на венецианском наречии и заявил, что он — христианин, прибывший в молодости в Индию с Запада, и что в настоящий момент он находится на службе правителя Гоа (см. главу двадцать первую). Он прибавил также, что его обратили в ислам, «хотя в душе он по-прежнему христианин». Услышав, что в Каликут прибыли какие-то франки, он попросил у своего господина разрешения посетить корабли. Его просьба была удовлетворена. Правитель Гоа передал ему письмо, в котором приветствовал португальцев и изъявлял им чувства дружбы. Пришелец был общительным человеком, «который говорил так много и о стольких вещах, что иногда он противоречил сам себе».

Пока чужеземец без умолку тараторил, Паулу да Гама тайно расспросил о нем индийцев, которые сопровождали его, и получил удивительный ответ: это был пират! После этого Гама приказал схватить его, отвести на судно, вытащенное на берег, и там высечь, чтобы он признался. Хотя он и заявил теперь Гаме, что чужестранцев подстерегают корабли, которые нападут на них, как только будут собраны достаточные силы, он не хотел изменить показаний о себе самом. Гама без колебаний приказал пытать его. Пленника пытали три или четыре раза, так что он не мог уже говорить и только жестами показал, что он явился разведать все, что можно, о португальских кораблях и их вооружении. Его перестали пытать, но оставили на корабле Гамы. Через несколько дней, когда корабли были далеко в море, пленный признался, что господин послал его с тем, чтобы заманить флотилию к себе в страну, а там он намеревался использовать португальцев для войн с соседними государями. Васко да Гама взял его в Португалию; там он был крещен и получил имя Гашпар да Гама, хотя иногда его называют Гашпаром да Индия. Позже он сопровождал Кабрала на Восток в качестве переводчика и участвовал в некоторых других португальских экспедициях в Индию. Последнее упоминание о нем относится к 1510 году. Сообщалось, что он был фаворитом короля Мануэла, который сделал его кавалером своего двора. Лунардо да Ка Мессер, бывший в 1504 году венецианским послом в Лиссабоне, рассказывал в письме к Синьории[334], что Гашпар женился на португалке (хотя один источник утверждает, что у него была жена в Кочине, а другой, что у него были жена и дети в Каликуте) и что он получил за свои услуги государственную пенсию в семьсот дукатов в год. Флорентиец Джироламо Серниджи, находившийся в Лиссабоне в момент возвращения Гамы, видел Гашпара и подробно рассказал о нем в письме к флорентийскому другу, впервые опубликованном в 1507 году. Гашпар признался Серниджи, что он еврей; его родители бежали из Познани (в Польше) во время гонений на евреев при короле Казимире (около 1456 года)[335]; после короткого пребывания в Палестине они переехали в Александрию, где родился Гашпар. Серниджи называет его «лоцманом», между тем как в одном письме короля Мануэла (к кардиналу Жоржи да Кошта) говорится, что он был купцом и гранильщиком.

Флотилия оставалась у Анджидивских островов двенадцать дней и отплыла после того, как было сожжено одно захваченное индийское судно — хотя его капитан предлагал крупную сумму за его возврат. Плавание по Аравийскому морю было ужасным. Оно продолжалось со 2 октября 1498 года до 2 января 1499 года, и в течение всего этого времени флотилии приходилось иметь дело только с мертвым штилем да противными ветрами. Все овощи были съедены, вода протухла, пищи не хватало, и среди команды снова вспыхнула цынга. Тридцать человек умерло от этой болезни, а еще тридцать умерло раньше; здоровых членов команды, которые могли работать, осталось мало — на каждом корабле только по семь-восемь человек, и даже эти несколько человек были слишком слабы для того, чтобы делать свое дело как следует. «Дошло до того, что исчезла всякая дисциплина», и даже Гаме, известному своей железной волей, с трудом удавалось добиться повиновения. Наконец он созвал совет своих капитанов: они были в таком отчаянии, что пришли к решению: «в случае, если нам позволит попутный ветер, мы вернемся в Индию, откуда приплыли».

Наконец счастье улыбнулось бедным португальцам: «богу в его милосердии было угодно послать нам ветер, который за шесть дней принес нас к земле, и мы радовались ей так, как если бы мы увидели Португалию, потому что мы надеялись с божьей помощью восстановить здесь наше здоровье».