Мервин и Тул о чем‑то жарко спорили, кажется, они хотели заключить пари — кто больше съест… ну или нечто в этом роде. Алиса жалась к Лари, который выставил вперед ножны и крутил головой на все триста шестьдесят, находя опасность даже в простеньком рыцарском доспехе, стоявшем в затемненной нише.

Эш же, насвистывая незатейливую мелодию, размышлял о вечном. Увы, "вечное" весьма пагубно отзывалось о беспечном волшебнике и никак не хотело поддаваться разуму юноши. Так что уже совсем скоро житель цветочного луга попросту глазел по сторонам. Он подмечал мелкие детали, будь то щербинка на каменной кладке, или трещинка у основания ножки стула. Что‑то смущало флориста, и он никак не мог понять что. Возможно это было само проклятье, нависшее над стенами старинного замка, а может и нечто иное.

Вскоре, свернув в очередном холле, ребята оказались перед высокими, тяжелыми дверьми из за которых доносились звуки музыки, танца, смеха и звона дорогой посуды. В общем — по ту сторону дубовых досок, сбитых металлическими клепками и скобами, шел самый настоящий пир.

Эш, подмигнув ребятам, вновь схватил посох на манер рыцарского копья, размахнулся и уже собирался хорошенько вдарить по дверям, но те распахнулись и к гостям вышел камердинер. Он был одет в строгий, черный камзол с модным нынче пышным воротником. Волшебник и распорядитель встретились взглядами. Юноша, натянуто улыбнувшись, опустил посох и приветственно помахал рукой. Камердинер, в свою очередь, недоуменно изогнул правую бровь, а потом, прокашлявшись, произнес:

— Как мне вас представить, любезные гости?

— Отряд "Бродячие пни", — строго ответила Березка.

Камердинер смерил леди неприятным, даже высокомерным взглядом, но не смел возразить. Эш знал, что по этикету говорить должен самый "родовитый" мужчина, ну а поскольку среди "пней" не наличествовало ни единого титулованного, то они как‑то не заморачивалось по этому поводу. Березка же всегда переговоры вела самостоятельно, резонно полагая, что её парни могут наговорить такого, после чего придется переезжать в другое королевство.

Камердинер, поправив воротник, закрывающий чуть ли не весь подбородок, повернулся к участникам пира.

— Имею честь представить наших гостей! — кричал он. Впрочем, ему оказалось не под силу перекрыть гомон гулявших, и музыкантов, играющих на небольшой сцене у западной стены, сплошь состоящей из огромных, величественных панорамных окон. — Отряд "Бродячие пни"!

Кто‑то, кто слушал слугу, захлопал, но большинство и вовсе не обратили внимания на появление новых действующих лиц. Приключенцы зашли под свод трапезного зала и ни один не смог сдержать изумленного вздоха.

В огромном зале народу было не счесть. За длинными столами, ломящимися от разнообразных яств, сидело, стояло и даже лежало бесчисленное множество самой разношерстной публики. Где‑то барон лежал лицом в картошке, приобняв за талию смеющуюся служанку, флиртующую с пьяным старичком с графскими регалиями. В отдалении фрейлина, опустив руку под стол, жарко шептала что‑то на ухо конюху, залитому красным цветом вплоть до кончиков ушей. Многие смеялись, пили, ели и танцевали в центре, освобожденном от столов.

Где‑то выступали факиры, под аплодисменты выдыхая огонь, рядом с ними порхали танцовщицы, выпуская под далекий свод свои текучие разноцветные ленты. Перед столами ходили шуты, веселя народ плоскими, пошлыми шуточками, но именно такие и нужны полу — пьяной публике.

Менестрели играли на сцене так, словно от этого зависела их жизнь. Одни дули в трубки волынки, другие щелкали по струнам лютни, чьи‑то тонкие пальчики порхали по арфе, за редким исключением кто‑то играл на флейте или трубе. Целый оркестр стоял у стены, погружая зал в ритмы северных мелодий.

Камердинер провел отряд за один из длинных столов и усадил на свободные места. Что‑то прошептав на ухо кивнувшей Мери, слуга удалился.

— Потрясающе, — сглотнул Лари, чья настороженность мигом улетучилась, стоило ему взглянуть на сочное мясо, приправленное изысканным соусом из белых грибов и сметаны.

Ребята, будто голодные волки, смотрели на изыски кулинарного мастерства, кои иногда и в самых дорогих гостиницах не подают. Впрочем, о подобных заведениях "пни" знали лишь по слухам, так как никогда не обладали достаточными средствами для остановки в таких местах.

— Пусть это и проклятый замок, — буквально рычал Мервин, наворачивая на серебряное блюдо одновременно и куропатку в чесночном соусе, и печеную в лавровых листьях картошку, и сочную баранину с маринованными грибами, и даже наливая в кубок красное, полусладкое вино. — Но, демона мне в жены, здесь отлично кормят!

— Беффпорфно, — кивал Криволапый, увлеченно жуя медовую утку, фаршированную яблоками.

Тул тоже не отставал от ребят, во всю точа то ли свинину, то ли говядину. Лучник, разбрызгивая по сторонам капли мясной крови, держал стейк за кость, ничуть не беспокоясь о правилах приличия. Тоже самое можно было сказать и о девушках. Хоть они и старались манерно резать пищу ножиком, а миниатюрные кусочки подцеплять вилками, но было видно, что дай им волю, и они голодным зверьем вгрызутся в еду зубами.

Играла музыка, смеялись гости, танцевали пары. Взгляд сам собой искал леди, кои были наряжены в самые разные платья. От старомодных, пышных "куполов", держащихся на корсетах и специальных каркасах, и до нового явления — узких нарядов с открытыми рукавами "в разрез", чьи края касались пола. Мужчины же предпочитали банальные камзолы, так что их наряды не стоят даже строчки истории.

И, как будто само собой, в какой‑то момент взгляд непроизвольно останавливался у главного стола, будто стоявшего надо всеми остальными. Там тоже слышались веселье и смех, но в центре оказалось довольно тихо. Как можно догадаться — виновники торжества находились в своей собственной вселенной, немного отличающейся от окружающей гостей действительности.

Высокий юноша с выразительным, волевым подбородком и черными, смоляными волосами — маркиз (видимо старший сын какого‑то состоятельного герцога) Сойский сжимал в руке ладонь баронессы д" Ламены. О, это леди была, хотя, теперь уже вернее — миледи, небывалой красоты. Пожалуй, на этом поприще лишь Её Величество Элассия могла посоперничать с новоявленной маркизой.

У девушки были необычайно густые, волнистые каштановые волосы. Тонкие брови в разлет, точеный, немного курносый носик, высокие скулы, естественный румянец на белых щечках, глубокие, яркие, такие живые карие глаза и улыбка с ямочками. Ох эти ямочки. Как много про них спето песен, как много сложено стихов, но они все так же заставляют сердце мужчины биться сильнее, а глаз теряться между ними и тонким станом с красивой, высокой грудью.

Многие сэры, находящиеся в зале, нет — нет, а с завистью поглядывали на молодоженов. Впрочем, за своей похотью, щедро обвеянной алкогольными парами, они совсем не замечали другую девушку. Она сидела по правую руку от маркиза. Леди цветущего возраста была несколько похожа на хозяина торжества, что не оставляло сомнений — это миловидная девушка с пышной грудью и тонкими запястьями приходилась маркизу сестрой. Она смеялась вместе с гостями и что‑то весело и неугомонно щебетала, завораживая своим бархатистым, высоким голоском.

— Эш, старина, не хочешь попробовать куриную ножку под сырным соусом?

Мервин, не поворачиваясь в сторону волшебника, протянул блюдо, украшенное зеленью и овощами. Защитник подержал его немного, но не ощутив, что поднос стал легче, все же обернулся. Какого же было удивление Мочалки, когда он увидел чистую тарелку и задвинутый стул — Эш даже не садился за стол.

— Ребята, — обеспокоенно позвал защитник. — Дурачок загулял.

За глаза волшебника в отряде называли "дурачком". Такими темпами этот не самый лицеприятный эпитет мог стать прозвищем магика.

— Да вон он! — засмеялась Алиса, указывая рукой куда‑то в толпу танцующих.