<П. И. Вейнбергу> («Пусть проходят дни и годы…»)
Пусть проходят дни и годы,
Вечно та же сердцем я!
Жадно рвусь под Ваши своды,
И со мной – мои друзья.
Но… живу я наизнанку,
Как подняться спозаранку?
Разболится голова…
Мы приедем на Фонтанку
В среду, в среду, ровно в 2.
5 февраля 1901
Тема для стихотворения
У меня длинное, длинное черное платье,
я сижу низко, лицом к камину.
В камине, в одном углу, черные дрова,
меж ними чуть бродит вялое пламя.
Позади, за окном, сумерки,
весенние, снежные, розово-синие.
С края небес подымается большая луна,
ее первый взор холодит мои волосы.
Звонит колокол, тонкий, бедный, редкий.
Спор идет неслышно в моем сердце:
Спорит тишина – с сомненьями,
Любовь – с равнодушием.
Втайне!
1. Hommage[47]
«Га! Петушья у меня нога!»
Народами повелевал Наполеон,
И трепет был пред ним великий.
Герою – честь! Ненарушим закон!
И без надзора – все мы горемыки.
Курятнику – петух единый дан.
Он властвует, своих вассалов множа.
И в стаде есть Наполеон: баран.
И в Мирискусстве есть: Сережа.
2. Уши
«Имеющий уши – слышит»
П. П. Перцову, компании Мирискусства, а также В. Гиппиусу
Безумна я была, упряма, как ребенок.
Я думала, что мы свободны и равны.
Всё оттого, что был мой слух нелепо тонок
И различал шаги с нездешней стороны.
Но боле восставать мятежный дух не будет.
И я теперь, – как вы, – в туманной тишине.
Лишь гений нас, больных, когда-нибудь разбудит,
До гения ж поспим. И правы мы во сне.
Ни боли, ни борьбы… Как путь отрадно-ясен!
Как мне близки друзья, с тех пор, как я глуха!
Поверим лишь в того, кто будет громогласен,
И коль услышим крик, – хотя бы петуха, –
Он будет тот, кого мы ждем.
И мы пойдем за петухом.
Прямо в рай
Если хочешь жизни вечной,
Неизменно-бесконечной –
Жизни здешней, быстротечной
Не желай.
От нее не жди ответа,
И от солнечного света,
Человечьего привета –
Убегай.
И во имя благодати
Не жалей о сонном брате,
Не жалей ему проклятий,
Осуждай.
Все закаты, все восходы,
Все мгновения и годы,
Всё – от рабства до свободы –
Проклинай.
Опусти смиренно вежды,
Разорви свои одежды,
Изгони свои надежды,
Верь и знай –
Плоть твоя – не Божье дело,
На борьбу иди с ней смело,
И неистовое тело
Умерщвляй.
Помни силу отреченья!
Стой пред Богом без движенья,
И в стояньи откровенья
Ожидай.
Мир земной – змеи опасней,
Люди – дьяволов ужасней;
Будь мертвее, будь безгласней
И дерзай:
Светлый полк небесной силы,
Вестник смерти легкокрылый
Унесет твой дух унылый –
Прямо в рай!
1901
Любовь к недостойной
Ах! Я одной прекрасной дамы
Был долго ревностным пажом,
Был ей угоден… Но когда мы
Шли в парк душистый с ней вдвоем
Я шел весь бледный, спотыкался,
Слова я слышал, как сквозь сон,
Мой взор с земли не подымался…
Я был безумен… был влюблен…
И я надеялся… Нередко
Я от людей слыхал о том,
Что даже злостная кокетка
Бывает ласкова – с пажом.
Моя ж мадонна – молчалива,
Скромна, прелестна и грустна,
Ни дать ни взять – немая ива,
Что над водами склонена.
О, ей – клянусь! – я был бы верен!
Какие б прожили мы дни!..
И вот, однажды, в час вечерен,
Мы с ней у озера, – одни.
Длинны, длинны ее одежды,
Во взгляде – нежная печаль…
Я воскресил мои надежды, –
Я всё скажу! Ей будет жаль…
Она твоим внимает пеням,
Лови мгновения, лови!..
Я пел, склонясь к ее коленям,
И лютня пела о любви.
Туман на озеро ложится,
Луна над озером блестит,
Всё живо… Всё со мной томится…
Мы ждем… Я жду… Она молчит.
Туман качается, белея,
Влюбленный стонет коростель…
Я ждать устал, я стал смелее
И к ней: «Мадонна! Неужель
Не стоит робкий паж привета?
Ужель удел его – страдать?
Мадонна, жажду я ответа,
Я жажду ваши мысли знать».
Она взглянула… Боже, Боже!
И говорит, как в полусне:
«Знать хочешь мысли? Отчего же!
Я объясню их. Вот оне:
Решала я… – вопрос огромен!
(Я шла логическим путем),
Решала: нумен и феномен
В соотношении – каком?
И всё ль единого порядка –
Деизм, теизм и пантеизм?
Рациональная подкладка
Так ослабляет мистицизм!
Создать теорию – не шутка,
Хотя б какой-нибудь отдел…
Ты мне мешал слегка, малютка;
Ты что? смеялся? или пел?»
. . . . . . . . . . . . . . .
Мрачись, закройся, месяц юный!
Умолкни, лживый коростель!
Пресекнись, голос! Рвитесь, струны!
Засохни, томный розанель!
И ссохлось всё, и посерело,
Застыл испуганный туман.
Она – сидела как сидела,
И я сидел – как истукан.
То час был – верьте иль не верьте, –
Угрюмей всяких похорон…
Бегите, юноши, как смерти,
Философических мадонн!
вернуться
47
Дань уважения (фр.).