Если только что рассмотренные примеры можно отнести к категории просто опасений, то уход американского табака с мирового рынка в результате Войны за независимость заметно способствовал российскому экспорту. Еще в 1714 году Федор Степанович Салтыков, русский коммерческий представитель в Лондоне[318], отметил величину доходов, получаемых Англией от табачных плантаций в Америке, и предложил, чтобы Россия начала выращивать свой табак и прекратила ввозить американский. Он настаивал на том, что табак можно не только потреблять внутри страны, но и продавать за рубеж^{862}. Однако только при Екатерине II выращивание табака сделалось значимым предприятием. В 1763 году правительство стало бесплатно раздавать семена американского табака с инструкциями, как его выращивать^{863}. Но до самого начала Американской революции Россия ввозила больше, чем вывозила, и большая часть ввозимых товаров происходила из американских колоний.

С началом боевых действий в Америке поставка табака в Европу почти прекратилась, создался значительный торговый вакуум, который Россия и принялась заполнять. Первый раздел Польши и успешное завершение первой турецкой войны открыли России путь в Средиземноморье через Черное море — путь, который был удобен для перевозки украинского табака во Францию. Уже в конце 1776 года Ренбер (Raimber), французский купец, давно заинтересованный в экспорте российского табака во Францию, начал переговоры с иностранными колонистами, которых императрица поселила под Саратовом^{864}. Он подал А.Р. Воронцову прошение о разрешении на вывоз табака. Перерыв в поставке американского табака, по утверждению купца, дает идеальную возможность захватить рынок выращенному в России табаку^{865}. Императрица приняла предложение и сформулировала новые правила для экспорта табака. Вскоре этот бизнес стал по всем признакам процветающим^{866}. Нужно добавить, однако, что не все надежды сбылись. Французский генеральный откупщик жаловался на качество табака и на то, как русские ведут дела^{867}. Настоящей замены американскому табаку не появилось, хотя, когда Дейна появился в Петербурге, это еще не было очевидным.

Одной из основных задач Дейны стало опровержение разделяемого многими мнения о том, что американские товары составят конкуренцию русским. Он сокрушался, что российские власти не понимают, какую выгоду можно получить от торговли с Америкой^{868}. Дейна решил исправить это положение с помощью трех видов аргументов. Прежде всего, в Америке существовал рынок для железа, пеньки, парусины и канатов, а Россию можно было рассматривать как рынок для риса и табака. Во-вторых, раньше между этими двумя странами существовала обширная торговля через посредничество Великобритании, так что после обретения Америкой независимости товары не надо будет переправлять через третью сторону за счет обоих производителей. Последний аргумент был менее убедителен. Дейна утверждал, что американские корабельные снасти в Великобритании пользовались в прошлом льготами. Когда Америка станет независима, этих льгот уже не будет, и России достанется выгодный британский рынок. Таким образом, независимость Америки не повредит коммерческим интересам России. К этому добавлялось предостережение, что, если Россия не поспешит признать независимость Америки и установить торговые отношения, она рискует тем, что американский рынок окажется для нее закрыт совершенно.

Первые попытки Дейны не вызвали практически никакой реакции. «Хотелось бы, чтобы у этой страны было побольше склонности к коммерции, — сокрушался он. — Тогда между двумя странами скоро открылись бы и установились прямые связи, к большой выгоде обеих»^{869}. Поскольку у Дейны имелись основания подозревать, что его письма на почте вскрываются, он этим воспользовался и разъяснил свою позицию с расчетом, что письмо прочитают на самом верху. «У меня есть причина полагать, — намекал он жеманно, — что это правительство еще недостаточно проинформировано… о каких огромных выгодах от торговли с нашей страной идет речь». Если бы Дейна только мог «уничтожить все заблуждения по поводу торговли, чтобы доказать, какая великая польза будет обоим государствам от тесного контакта… то Ее Величество наверняка бы стала стремиться к этой великой пользе для своей империи и не позволила бы отвлечь себя от этого стремления никакими ослепительными обещаниями славы, какие бы британцы или кто-то еще ни предложили. Она так мудра, что изменит свой подход, как только дела изменят свое лицо… Я согласен с вами [с Адамсом] в том, что слава и польза совмещены в нашем деле; что у Ее Величества нет лучшего способа способствовать и тому и другому, кроме как выступив сейчас и признав независимость Соединенных Штатов, заключить с ними торговый договор»^{870}.

После того как этот прием не принес никаких результатов, Дейна создал свои «Размышления для опровержения утверждения британцев о том, что независимость Соединенных Штатов повредит коммерческим интересам Северных наций и России в частности» — пространное сочинение, суть которого легко понять из заглавия. Если в аргументации можно выделить один ключевой пассаж, то им, вероятно, будет вот этот: «Разве есть сомнения в огромной важности торговли Америки с Россией?»^{871} Это Дейна считал аксиомой. И хотя ответа не последовало, он сделал еще одну попытку «пробиться» к императрице, представив подробный проект торгового договора между Россией и Соединенными Штатами^{872}. И опять ответа не последовало.

Российские власти просто были не уверены в ценности торговли с Америкой. И это убеждение укрепилось, как только Панина заставили оставить его должность. Дейна вскоре после прибытия в Петербург узнал, что «граф Панин скоро вернется ко двору и что из всех министров Ее Величества больше всех он симпатизирует Соединенным Штатам»^{873}. Как мы видели, Панин дал положительное заключение о потенциале русско-американской торговли. Но весной 1781 года он уехал в свое имение и больше уже не был допущен к руководству внешней политикой. Его сменил Иван Андреевич Остерман, покладистый чиновник. В действительности иностранными делами теперь управляла сама императрица вместе со своими ближайшими советниками: Григорием Александровичем Потемкиным и Александром Андреевичем Безбородко. Потемкин, в частности, считался антиамериканистом^{874}. Российская внешняя политика резко изменилась. Был заключен союз с Австрией и составлены планы раздела Османской империи[319]. Чтобы достичь этой цели, надо было исключить вмешательство британского флота. Могла ли торговля относительно небольшого объема — если бы она вообще была — между Россией и Америкой компенсировать разрыв с Великобританией, который наверняка бы последовал? Разве покладистость британцев в случае осуществления задуманного нападения на турок (вторая Русско-турецкая война действительно началась в 1787 году) не окажется ценней для России, страны без сильной коммерческой традиции, но с долгой историей конфликтов с турками и татарами, чем несколько дополнительных судов, зашедших в Ригу или Кронштадт?