— Слушай, Рик, а под кого ты копаешь на сей раз? — В его голос закралось явное подозрение.

— Картина осталась незаконченной, — повторил я. — Теперь же, когда Айрис нет в живых, кое-кто подумывает о том, чтобы довести фильм до ума.

— Без Айрис Меривейл?

— Подыщут другую актрису, наденут на нее парик, и на укороченных средних планах при удачно выбранном ракурсе она вполне сойдет за Айрис.

— Она говорила о съемках, — ворчливо признался Слейтер. — И винила режиссера, что тот не закончил фильм. Кажется, она называла имя — Феррелл, сказала, что это получилось из-за него. И вообще, все время казалась очень расстроенной.

— В чем же его вина?

— Насколько я понял, он был педантом. Конечно, Айрис Меривейл употребила другое, хотя и сходное по смыслу, слово. Он был недоволен всегда и всеми. И именно из-за этого съемки так затянулись и обошлись столь дорого. В результате деньги закончились, а фильм так и остался незавершенным.

— А она, случайно, не говорила, кто финансировал проект?

— Что-то не припоминаю.

— Сэнфорд был большой любовью всей ее жизни, — подсказал я. — Ну как, это тебе ни о чем не говорит?

— Я уже давно ни в чем не ищу тайного смысла, старина, — вежливо ответил Слейтер.

Тогда я попробовал зайти с другой стороны:

— Когда Сэнфорд забрал ее из твоей клиники и увез к себе в каньон, не знаешь, кто там за ней ухаживал? Кроме Сэнфорда, разумеется.

— Его дочь, — ответил Слейтер. — Я очень хорошо ее запомнил, хоть и видел всего один-единственный раз. Блондинка. Такая, что одним взглядом может свести с ума любого мужика.

— А имени ее, случайно, не помнишь? — осторожно спросил я.

— Паула, — не задумываясь, ответил он. — Я виделся с ней лишь однажды. И только профессиональная этика удержала меня от того, чтобы не сорвать с нее одежду, а потом повалить на пол и оттрахать по полной программе.

— Спасибо, док, — поблагодарил я и положил трубку.

Затем, взяв стакан, я снова вернулся к бару и налил себе еще выпить. Здесь какая-то ошибка, убеждал я себя. Паула не может быть дочерью Сэнфорда, этого озабоченного извращенца, подглядывающего за ней сквозь зеркало. Это наверняка какая-то ошибка, твердил я и был не в силах разубедить сам себя. Так что в конце концов решил, что существует лишь один-единственный способ выяснить все наверняка.

Ночь раскинула над каньоном высокий шатер звездного неба, и его бархатная чернота казалась почти осязаемой. Я постучал в дверь особняка и замер в ожидании. Казалось, прошло довольно много времени, прежде чем дверь открылась и на пороге появилась хозяйка дома собственной персоной.

На ней было сногсшибательное черное вечернее платье и держалось на узеньких бретельках; вырез был таким глубоким, что открывал для посторонних взоров заветную ложбинку между роскошных грудей; туго затянутый поясок подчеркивал узкую талию, собирая тонкий материал в мягкие складки, изящно струившиеся книзу, почти до самого пола. Кажущаяся простота этого великолепия была обманчива, и за него, наверное, пришлось выложить уйму денег из расчета не менее доллара за один квадратный дюйм. В ушах у нее сверкали скромные бриллианты, так что, на мой взгляд, любому становилось ясно, что перед ним самая обыкновенная женщина.

— Ну надо же, какие люди к нам пожаловали! — сказала она своим теплым, чуть хрипловатым голосом. — Вот уж не думала, что ты можешь так быстро восстанавливать силы, Рик! Пришел, чтобы взять реванш?

— А у вас, кажется, вечеринка? — поинтересовался я.

— Мы всегда одеваемся к ужину, — ответила Паула. — Джерри так больше нравится.

— Джерри? — переспросил я. — Или все-таки «папуля»?

Ее голубые с поволокой глаза как-то странно вспыхнули и тут же погасли.

— Мы ужинали, — продолжала она. — И еще у нас гости. Если хочешь, можешь к нам присоединиться.

— Отец, наблюдающий через зеркало за сексуальными упражнениями собственной дочери, — проговорил я. — Или, может быть, это одно из проявлений родительской любви?

— Они на балконе, — сказала она, словно не слыша моих слов. — Почему бы и нам не пойти туда?

Я последовал за ней через весь дом и вышел на балкон. Здесь горели светильники, положение которых было тщательно рассчитано так, чтобы освещение было мягким и ненавязчивым. Сэнфорд сидел в своем кресле-качалке. Его костюм был дополнен черным галстуком-бабочкой и всеми прочими приличествующими случаю аксессуарами. В одной руке он держал сигару, в другой — бокал с бренди и, казалось, пребывал в хорошем расположении духа. Двух мужчин, расположившихся напротив него, я тоже узнал с первого взгляда; и по тому, как один из них постоянно страдальчески морщился, даже сделал вывод о том, что Джейку, наверное, было ужасно неудобно сидеть, втиснув свою огромную тушу в тесное кресло.

— Призрак смерти, являющийся на пир, — изрек Сэнфорд и тоненько захихикал. — Вот уж никогда не подумал бы, Холман, что у вас хватит силенок опять явиться сюда уже сегодня!

Блэр же воззрился на меня с явным недовольством.

— Какого черта тебе здесь понадобилось? — спросил он.

— Просто зашел на огонек, — ответил я.

Паула отошла от сервировочного столика и подала мне наполненный бокал.

— Бурбон со льдом, — сказала она. — Тебя устроит?

— Вполне, — ответил я.

— Мистер Блэр и его коллега сделали мне деловое предложение, — пояснял Сэнфорд. — Они вносят сумму, необходимую для завершения фильма, и готовы поучаствовать в прибылях из расчета пятьдесят на пятьдесят. Так что вы думаете об этом, Холман?

— Да кого волнует, что он там себе думает?! — прорычал Блэр.

— Меня, например, — отозвался Сэнфорд.

— За это они получат право использовать вашу половину негатива, — сказал я.

— Половину? — напряженно переспросил Блэр.

— Ему принадлежит лишь половина, а второй половиной владеет Феррелл, — пояснил я. — Но получилось так, что Ферреллу позарез нужны были деньги, и он обратился к Джемисону. Есть один такой умник, Джемисон. Он купил у Феррелла его половину негатива за десять тысяч долларов, предоставив ему возможность в течение девяноста дней выкупить ее обратно, но уже за одиннадцать тысяч. Восемьдесят восемь дней уже прошло, и, насколько я понимаю, Джемисон ни минуты не сомневается в том, что за оставшиеся сорок восемь часов денег он с Феррелла так и не получит.

Блэр сурово взглянул на Сэнфорда:

— Это правда?

— Чушь полнейшая! — фыркнул Сэнфорд. — Ничего подобного.

— Джемисон так не считает, — безучастно заметил я.

— Ну и что, какие проблемы-то? — вкрадчиво сказал Джейк. — Мы заплатим этому Джемисону деньги за его часть негатива и выполним условие, которое он поставил Ферреллу. И тогда половина негатива наша.

— Если бы все было так легко, то Сэнфорд давно выкупил бы его для себя, — резонно возразил ему на это Блэр.

— Джемисон наверняка не продаст негатив никому, кроме Феррелла, — заметил я. — Хотя сильно сомневаюсь в том, что теперь он возьмет деньги даже у него. У меня сложилось такое впечатление, что Феррелл почему-то его побаивается.

— Мне кажется, Холман просто набивает себе цену, — сказал Сэнфорд. — Итак, джентльмены, вернемся к обсуждению более насущных вопросов. Объясните мне еще раз, как, по-вашему, можно закончить фильм без самой Айрис Меривейл.

— Вам когда-нибудь приходилось слышать о Линди Картер? — Тут Блэр свирепо взглянул в мою сторону, будто провоцируя меня снова похвастаться своей осведомленностью. — Замечательная актриса, просто в последнее время ей не слишком-то везло. Мы можем закончить картину с ней. К тому же у нее великолепное тело. Вот увидите, она справится с ролью. А на экране будет смотреться даже лучше самой Айрис Меривейл. Уж можете не сомневаться.

— В прошлый раз основная трудность состояла в том, что как продюсер и режиссер Феррелл доказал свою полную профессиональную несостоятельность, — вежливо заметил Сэнфорд. — Как вы предполагаете решить эту проблему?

— Проблем не будет, — уверенно заявил Блэр. — Посадим у него над душой Джейка, и дело с концом. Если уж Феррелл боится какого-то там Джемисона, то при виде Джейка он и вовсе умрет со страху.