Он часто заморгал, а потом покачал головой.

— Право же, не стоит утомлять вас моими откровениями, особенно теперь, зная, что общение с Паулой отняло у вас последние силы. — Он ухмыльнулся. — Знаете, подглядывать за другими не так уж и плохо. Когда видишь, как человек у тебя на глазах превращается в похотливого самца, это во многом помогает понять его сущность. И мне кажется, что теперь я вас знаю достаточно хорошо. Во всяком случае, достаточно, чтобы позволить себе дать вам небольшой совет.

— Не могу дождаться! — хмыкнул я.

— Тот, кто задумал прикончить Лессинджера, все равно убьет его, и очень скоро, — невозмутимо объявил он. — Во всяком случае, лично я в этом не сомневаюсь. Я также уверен, что если вы все-таки попытаетесь вмешаться в это дело, то сами окажетесь в довольно опасном положении. Мне же в сложившейся ситуации бояться нечего, так как у меня на руках главный козырь. По закону мои права на этот фильм неприкосновенны и неоспоримы, и в случае моей внезапной смерти сам негатив перешел бы в разряд наследуемого имущества, что из-за одной бюрократической волокиты сделало бы его недосягаемым для всех на многие месяцы. Однако от несчастья не гарантирован никто. Они сцепились, словно дикие хищники в джунглях, которые из-за падали готовы перегрызть друг другу глотки. И, не скрою, мне доставляет огромное удовольствие сидеть в сторонке, наблюдая за тем, как они разрывают друг друга в клочья. Так что вмешательство в эту драку смельчака со стороны таит в себе огромную опасность для него же самого.

Он открыл мне дверь и холодно улыбнулся:

— Честно говоря, Холман, мне-то наплевать, убьют вас или нет. Хотелось бы, конечно, чтобы вы дожили хотя бы до следующего рандеву с Паулой. Ваше поведение в постели отличается особой животной одержимостью, что, на мой взгляд, придает самому процессу большое сходство с откровенно первобытным насилием. А судя по тому, как стонала и верещала под вами Паула, полагаю, она тоже так считает. В следующий раз я буду рад предложить вам несколько вариаций на тему кожаного кнута и промасленных резиновых простыней. Не сомневаюсь, что за вашей с виду благообразной внешностью, Холман, скрывается ярко выраженный элемент садизма.

— Дать бы тебе в морду, — сожалеюще проговорил я, изо всех сил стараясь заставить свой голос звучать достаточно вежливо, соответственно моей благообразной внешности. — Но только кому охота связываться с полоумным стариком, из которого давно уже сыплется песок? С немощным импотентом, который только и может, что ловить кайф, подглядывая за другими?

Глава 6

Одного взгляда на Феррелла было вполне достаточно, чтобы понять, что ему уже перевалило за сорок, но он тем не менее лезет из кожи вон, чтобы выглядеть этак лет на тридцать с небольшим. Длинные, темные, неухоженные волосы; кончики ганфайтерских усов уныло опущены вниз. Глубоко посаженные глаза какого-то неопределенно мутного цвета, а недовольно поджатые и невероятно тонкие губы придавали его рту поразительное сходство с захлопнувшимся стальным капканом. На нем был костюм из синей ткани с отливом, в тон которому была подобрана рубашка и галстук с абстрактным набивным рисунком. Довершали картину ботинки на мощной платформе.

— Но кому могло понадобиться убивать Лессинджера? — в который раз раздраженно вопрошал он, с рассеянным видом покусывая ноготь на большом пальце. — То есть я имел в виду, зачем убивать Лессинджера из-за сделки с последним фильмом Айрис Меривейл? Ведь никакой сделки-то и нет!

— Я думал, вы можете мне помочь разобраться в этом, — пожалел я. — Возможно, Лессинджер сам не понимает, насколько он близок к успеху. А кто-то, напротив, все отлично понимает и хочет остановить его.

— Это чушь! — Он решительно замотал головой. — Без моего согласия подобная сделка попросту не может состояться. А я вообще не желаю заканчивать этот фильм, тем более в сотрудничестве с Лессинджером и его подельниками. Это же все равно что заключить сделку с мафией и надеяться, что все обойдется!

— Имеете в виду Блэра? — подсказал я.

— Да, черт возьми, я имею в виду именно его! — взорвался он. — Вот вы, например, знаете, на чем Блэр делает деньги?

— Нет, — честно признался я.

— И никто этого не знает! Но в том, что это грязные деньги, можно не сомневаться. Вы видели того амбала, которого он постоянно держит при себе?

— Джейка-то? — уточнил я.

— Его самого! — с горечью в голосе сказал Феррелл. — Да только от одного его вида меня уже с души воротит!

— С готовностью верю, — согласился я. — А скажите, вам доводилось когда-нибудь встречаться с человеком по имени Майк Роулинс?

— Не думаю. — Он в недоумении уставился на меня. — А что? Это так важно?

— Это его убили по ошибке, приняв за Лессинджера, — осторожно сказал я. — А может быть, и не по ошибке, а нарочно. Лессинджер нанял его, чтобы разузнать, какой грязи, порочащей заинтересованные стороны, ему удастся накопать. Ведь Лессинджеру нужно было за что-то уцепиться, чтобы начать продвигать эту затею с фильмом. И вполне вероятно, что Роулинсу и в самом деле что-то удалось разузнать.

Феррелл обвел задумчивым взглядом крохотную гостиную своей тесной квартирки, хотя смотреть тут было особенно не на что. Убогая обстановка состояла из разностильного, видавшего виды мебельного хлама, а из окна открывался великолепный вид на обшарпанный бетонный фасад дома напротив.

— Грязь, — повторил он. — Нечто такое, что Лессинджер мог бы использовать для шантажа.

— Нечто в этом роде, — согласился я.

— Но я здесь ни при чем! — Феррелл взволнованно задвигал плечами. — Вы что, Холман, подозреваете меня? Считаете, что я убил этого человека? — Его глаза еще больше помутнели. — Ведь вы именно поэтому пришли сюда?

— Лессинджер нанял меня, чтобы я гарантировал его безопасность, — ответил я. — А для этого мне необходимо найти того, кто желал его смерти. Но ведь есть и другой вариант, верно? Возможно, тот, кто убил Майка Роулинса, и собирался убить именно его.

— Ничем не могу вам помочь. — Его голос снова сделался бесцветным. — Видите ли, у меня полно своих проблем. Честно говоря, если кто-то и задумал убить Лессинджера, я от всей души желаю ему удачи!

— Ладно, — сказал я. — Оставим это! Но меня беспокоит еще кое-что. Вы заняли у Джемисона десять тысяч и отдали ему под залог негатив незаконченного фильма. Но ведь, по сути, он не являлся вашей собственностью, так как юридически им владеет Сэнфорд. Ведь так?

Он посмотрел на меня как на идиота.

— Сэнфорд не является единоличным владельцем негатива, — возразил он. — Ему принадлежит лишь половина. Вторая половина — моя. Такое условие оговаривалось с самого начала. Я режиссер и продюсер фильма, а Сэнфорд должен был давать на него деньги. Но когда картина была уже наполовину готова, он отказался финансировать съемки. Так что, — Феррелл усмехнулся, обнажая кривые, редкие зубы, — в данный момент Сэнфорду принадлежит лишь половина от наполовину снятого фильма. Я же передал свою половину Алеку Джемисону в качестве залога за выданную мне ссуду. Но если Сэнфорду не терпится заполучить назад причитающуюся ему часть за недоделанную картину, то, полагаю, остается одно: взять ножницы и разрезать пленку точно посередине. Надеюсь, я выражаюсь ясно?

— Вполне, — согласился я. — Сэнфорд собирается держаться до последнего, дожидаясь, когда все потеряют интерес к этому делу, чтобы потом единолично закончить фильм.

— Тут я защищен, — ответил Феррелл. — Ибо никто не может закончить эту картину без меня в качестве ее продюсера и режиссера. А я не собираюсь продолжать над ней работать на потребу кучке слюнявых кретинов, которым не терпится поглумиться над покойной кинозвездой!

— Звучит весьма благородно! — согласился я. — А на жизнь, позвольте спросить, вы чем зарабатываете? Уж не спичками ли приторговываете?

— Послушайте, вы! — Он едва не задохнулся от охватившего его негодования. — Я…

— Нет, это вы послушайте, — рявкнул я на него. — Вы надолго застряли здесь, в этой убогой, нищенской дыре без лифта. И должны Джемисону десять тысяч. Я готов поспорить на что угодно, что в данный момент вы не наскребете в своих карманах и сотни баксов. Единственный выход для вас — закончить фильм. Но вы не можете сделать этого без согласия Сэнфорда. И не поэтому ли он упрямится, дожидаясь, когда ваше положение станет настолько невыносимым, что вы придете к нему на поклон и согласитесь на любые его условия, лишь бы только снова получить работу.