Кроме того, старики гольды, не способные уже ни к какой работе, прокармливаются своими детьми, которые всегда оказывают им полное уважение.

На долю женщин у этого племени выпадают все домашние работы и ухаживание за малыми детьми. На их же попечении остаётся фанза со всем имуществом в то время, когда зимой мужчины уходят на соболиный промысел.

В семейном быту женщины как хозяйки фанз пользуются правами, почти одинаковыми с мужчинами, хотя всё-таки находятся в подчинении у последних. Они не участвуют в совещаниях мужчин об общих делах, например, об отправлении на звериный промысел, рыбную ловлю и т. п. Словом, женщина у гольдов прежде всего мать и хозяйка дома; вне фанзы она не имеет никакого круга действий.

Каждый взрослый мужчина, в особенности если он хозяин фанзы, есть месте с тем господин самого себя и своего семейства, так как все дела у гольдов решаются не иначе, как с общего согласия, и только голос стариков, как людей более опытных, имеет большее значение в подобных совещаниях.

При миролюбивом характере гольдов больших преступлений у них почти вовсе не случается; даже воровство бывает очень редко, как исключение.

В своих религиозных верованиях гольды преданы шаманству, но, как кажется, шаманы пользуются у них меньшим влиянием, нежели у других инородцев Амурского края.

Вообще, гольды добрый, тихий и миролюбивый народ, которому от души можно пожелать лучшей будущности, хотя, к сожалению, наше влияние на них до сих пор ещё совершенно незаметно.

Хлебопашества гольды вовсе не знают; только изредка у тех, которые летом во время рыбной ловли не покидают свои фанзы, можно видеть огороды, где, кроме разных овощей, более всего засевается табак; его курят не только все мужчины, но даже женщины и малые дети.

Рыболовство летом и звериный промысел зимою составляют главное занятие этого народа и обеспечивают всё его существование.

Рыбный промысел начинается весною, лишь только вскроется Уссури и по ней начинает итти сплошною массою мелкий перетёртый лёд, или так называемая шуга, от которой рыба прячется по заливам. Так как в это время вода бывает высока, следовательно, ловля неводом неудобна, то для этой цели гольды употребляют особую круглую сеть, устроенную таким образом, что она может смыкаться, если потянуть за прикреплённую к ней верёвку. Бросив эту сеть на дно, рыбак тащит её за собой, двигаясь потихоньку в лодке, и когда попавшаяся рыба начнёт дергать, то он смыкает сеть и затем вытягивает свою добычу. Говорят, что при таком способе ловли можно в счастливый день поймать сотню и даже более крупных рыб.

Осенью, когда повторяется та же самая история, т. е. перед замерзанием Уссури по ней идёт шуга, ловля рыбы по заливам бывает несравненно прибыльнее, так как в это время вода всегда почти мала, следовательно, в дело можно употреблять невод. Иногда такие уловы бывают баснословно удачны и вместе с тем свидетельствуют о великом изобилии в Уссури всякой рыбы вообще.

Таким образом, осенью 1867 года в заливе возле станицы Нижне-никольской за одну тоню неводом в 90 сажен [190 м] длины было поймано 28 000 рыб, более всего белой, сазанов и тайменей. Когда подвели к берегу крылья невода, который, нужно притом заметить, захватывал ещё не весь залив, то не могли его вытащить и, оставив в таком положении, вычерпывали рыбу в течение двух дней. Если положить круглым числом по двадцати рыб на пуд, что слишком уже много, то и тогда приблизительный вес всей этой рыбы был около 1 400 пудов [230 ц]. Впрочем, это не единственный пример такой удачной ловли; несколько раз случалось на Уссури в прежние годы, что за одну тоню вытаскивали семь, девять и даже двенадцать тысяч рыб.

Лишь только весною окончится ход льда и шуги, как вверх по Уссури идёт для метания икры множество осетров и калуг, лов которых производится гольдами и немногими нашими казаками посредством так называемых снастей.

Каждая такая снасть состоит из длинной толстой веревки, к которой на расстоянии от 2 до 3 футов [60-90 см] привязаны небольшие верёвочки длиною около аршина [70 см] с толстыми железными крючьями на свободных концах. К последним приделаны поплавки из бересты, сосновой коры или чаще из пробки, там, где она растёт.

К общей толстой верёвке прикреплены камни для того, чтобы она лежала на дне; концы же её привязываются к толстым кольям, вбитым в берег или на дно реки.

Подобный снаряд ставится на местах, наиболее посещаемых рыбою.

Главная верёвка лежит на дне; крючья же с поплавками поднимаются кверху на длину верёвочек, за которые они привязаны.

Для того, чтобы удобнее осматривать поставленную снасть, к общей верёвке привязывается большой поплавок, чаще всего обрубок дерева, который держится на поверхности воды.

Лов подобным снарядом производится при том расчёте, что большая рыба, идущая вверх по реке, любит, как говорят местные жители, играть с встретившимися ей поплавками и задевает в это время за крючок. Почувствовав боль, она начинает биться, задевает за другие соседние крючки и окончательно запутывается. Впрочем, иногда сильная калуга отрывает даже несколько крючков и уходит. Но случается также, что впоследствии, даже через несколько лет, она попадается вторично; зажившие раны на боках ясно свидетельствуют тогда, что эта рыба уже и прежде попадалась на крючья.

Небольшие осетры обыкновенно удерживаются на одном крючке и вытащить их из воды очень легко.

Совсем другое бывает дело, когда попадается калуга пудов в двадцать, тридцать и более. Тогда нужно много ловкости и уменья, чтобы совладать с подобной громадой.

В таком случае попавшуюся рыбу захватывают ещё другими, так называемыми подъёмными крючьями и тащат на верёвках к берегу.

Лов вышеописанным снарядом распространён по всему Амуру и его притокам, но всё-таки способ его самый несовершенный и может быть употребляем с успехом разве только при здешнем баснословном обилии рыбы.

Мало того, что, конечно, одна из многих тысяч проходящих рыб попадается на крючок, необходимо, чтобы она задела за него задней частью тела, иначе ей удобно сорваться. Притом же и ловить можно только рыб не покрытых чешуёй, так как чешуйчатые виды обыкновенно оставляют только одну чешуйку, за которую задел крючок.

В продолжение всего лета гольды промышляют рыбу преимущественно острогою, которая имеет форму трезубца и усажена на древке длиной от двух до трёх сажен и толщиной около дюйма. Самый трезубец сделан из железа и надет неплотно, так что легко может соскакивать и держится в это время на длинной тонкой бичёвке, которая укреплена также в начале древка. Завидев место, где рябит вода от рыбы, или самую рыбу, гольд бросает в неё свое копьё, и железо, вонзившись в мясо, соскакивает с дерева; рыба, в особенности большая, метнётся, как молния, но никогда не в состоянии порвать крепкую бичёвку, за которую и вытаскивают её из воды.

Гольды чрезвычайно ловко владеют подобным оружием и при благоприятных обстоятельствах очень редко дают промах.

Проводя на воде большую часть своей жизни, гольд придумал для себя и особую лодку, так называемую оморочку. Эта лодка имеет 2 1/2 - 3 сажени [5-6 м] длины, но не более аршина [70 см] ширины и оба носа её высоко загнуты над водой. Остов оморочки делается из тонких крепких палок и обтягивается берестой, так что эта лодка чрезвычайно легка и послушна мельчайшему движению весла; но нужно иметь большую сноровку, чтобы безопасно управлять ею. Под искусною рукою гольда, который одним длинным веслом гребёт на обе стороны, эта лодка летит, как птица; если же нужно потише, то он бросает длинное весло и, взяв в обе руки два маленьких, сделанных наподобие лопаток, изредка гребёт ими и неслышно скользит по зеркальной поверхности тихого залива.

Впрочем, гольды, с малолетства привыкшие к воде, смело ездят в этих лодках по Уссури даже и в сильный ветер.

Самая горячая пора рыбной ловли для всего уссурийского населения бывает осенью, когда в половине сентября идёт здесь в верх реки красная рыба (Salmo lagocephalus) в бесчисленном множестве. Эта рыба, известная в здешних местах под именем кэты, входит в конце августа из моря в устье Амура, поднимается вверх по этой реке, проникает во все её притоки до самых вершин [112] и мечет икру в местах, более удобных для её развития.