— Боже мой! — Дональд покачал головой. — Дейзи говорила, что ты переменилась, приехав из Алжира, но я и не предполагал, что ты пережила такие ужасы. Но в конце концов, тебя пощадили.

— Меня не застрелили, но временами я желала этого.

Ее горло пересохло, она сделала глоток вина и продолжала говорить. Дональд обнял ее за плечи, и она, не глядя на него, рассказала ему кое-что о событиях в Сен-Дени и позже, в Тимгаде.

— Я сказала тебе, что вышла замуж за Рауля не только ради Кейта, но и по другим причинам. Я хотела спокойствия, безопасности, которые, как я думала, мне принесет брак. Казалось, этого достаточно. Сначала так и было.

— Но сейчас все изменилось. Ты несчастлива. Селена, — Дональд говорил немного смущенно, — я не имею права совать нос в твои дела, но помню, как это происходило с Уинифред. Когда он женился, она была веселой и живой девушкой, но потом… Нет необходимости рассказывать тебе об этом. Я не хочу видеть, что ты становишься все больше похожа на нее.

— Я не пью лишнего, — сказала Селена. — У Рауля свои развлечения, а у меня есть… был Кейт. Я знаю, он приедет домой на каникулы, но это не одно и то же.

Дональд успокаивающе улыбнулся ей:

— Почему бы тебе не приехать в Ливерпуль навестить нас с Дейзи? Ты могла бы сначала съездить в Лоррейн и забрать мальчика, и вы вдвоем провели бы у нас все лето. Дейзи хотела бы, чтобы ты была сейчас рядом с ней. Ты можешь ее подбодрить, я уверен… Вы обе всегда были так близки. Пожалуйста, скажи, что приедешь, дорогая. Я пошлю за вами свою яхту — настоящую красавицу…

Селена, чьи глаза оставались сухими, когда она рассказывала Дональду про Алжир, теперь почувствовала слезы.

— Если бы я только могла, — прошептала она.

— Рауль, разумеется, не откажет тебе в просьбе навестить родственников. К тому же Кейт наполовину англичанин, ему есть что посмотреть в Ливерпуле.

— У Рауля уже есть планы на лето. Мы должны посетить Сен-Клу и Фонтенбло.

— Может, то, что мы тебе предлагаем, не так шикарно, — сказал Дональд. — Но мы — твоя семья, мы любим тебя…

— Мне нет дела до Сен-Клу и Фонтенбло и до людей, которых я там увижу. Я хотела бы быть с Дейзи, когда родится малыш.

— Есть и другие, более важные причины, из-за которых тебе стоит приехать. Я не хочу пугать тебя, Селена, но у меня есть основания думать, что скоро начнется война между Францией и Пруссией.

— Не может быть! О войне с Пруссией говорят уже годы, но ничего не происходит.

— Тем не менее Пруссия только ждет возможности доказать свою военную мощь. Я был в Берлине около недели назад. Я видел военные укрепления в Эссене… С тех пор как я взял на себя все дела Родманов, у меня появились связи здесь, на континенте, с финансистами, которые в курсе подобных вещей, и я уверяю тебя, Бисмарк не успокоится, пока не начнет войну, которая объединит всю Германию.

— Но Францию нельзя заставить воевать, — спорила Селена. — Должна быть какая-то причина, предлог.

— Предлог всегда можно найти. Например, это дело с принцем Леопольдом в Хохензоллерне. Французы не хотят, чтобы на троне Испании сидел немец. Конечно, все это не так важно, особенно для Франции, но Бисмарк может найти в этом повод к войне.

— Рауль говорит, что пруссаки никогда не посмеют бросить вызов Франции.

— Он не видел заводы Круппа, как и многое другое.

— Даже если бы он видел, Рауль убежден, что Франции нечего бояться Пруссии. И ты не должен забывать, что французская кавалерия…

— Что касается храбрости, я даже не сомневаюсь. Но храбрость не смогла спасти Конфедерацию. Мы живем в новое время, когда красивая форма и сверкающая сабля бесполезны перед противником, вооруженным тяжелой артиллерией.

Слова Дональда, его уверенность произвели сильное впечатление на Селену. Она знала, что он не стал бы говорить так без основательных причин.

В тот вечер, отвозя Селену домой, Дональд сказал:

— Поговори с Раулем, дорогая. Я хочу, чтобы ты и ребенок Брайна были в безопасности.

Селене не удалось поговорить с Раулем, пока они не собрались на скачки в Лонгшамп. Но и тогда он говорил только о гран-при.

— Я поставлю на Сорнетт, — сказал он. — Хотя многие собираются поставить на английскую лошадь, Пандору.

Они уже выходили, чтобы сесть в экипаж, когда Селена задержала Рауля, взяв его за руку. Она быстро рассказала ему о своем желании поехать на лето в Ливерпуль и взять с собой Кейта. Рауль покачал головой.

— Уверен, что Дейзи Родман сможет родить ребенка и без твоего присутствия, — сказал он.

Его темные глаза сузились.

— Это единственная причина, почему ты хочешь поехать в Ливерпуль? — спросил он.

Помня слова Дональда об угрозе войны и будучи уверенной, что Рауль даже не задумывался о возможности завоевания Франции Пруссией, Селена не решалась говорить прямо.

— Нет… Не совсем, — начала она.

— Я так и думал. Может быть, корабль Брайна Маккорда прибудет в Ливерпуль одновременно с тобой?

— Дональд ничего не говорил мне об этом, — сказала Селена, вспыхнув от гнева. — Неужели тебе кажется невероятным мое желание съездить к английским кузенам? И взять Кейта с собой?

— А, Кейт тоже входит в этот план.

— Нет никакого плана. Я не пленница, Рауль. Пожалуйста, позволь мне поехать и взять с собой сына.

— Нашего сына, Селена.

— Хорошо, нашего сына. Но позволь мне поехать. Дональд обещал послать за нами свою яхту.

— Но почему такая спешка? — спросил Рауль. — Посмотри на меня. Я хочу знать правду.

Вопреки своему решению, Селена рассказала Раулю о словах Дональда об угрозе войны, и реакция ее мужа была именно такой, какую она ожидала.

— Твой кузен имеет право на собственное мнение, но уверяю тебя, что нет ни малейшей опасности. Даже если Бисмарк окажется настолько глуп, чтобы спровоцировать войну с Францией, — что наименее вероятно, — мы сумеем отбросить прусские войска назад за несколько недель. Пусть Дональд Родман занимается своими двигателями и оставит военные дела тем, кто в них разбирается.

— Он воевал за Конфедерацию, — начала Селена.

— Как главный инженер на крейсере, — напомнил ей Рауль.

— Он хочет, чтобы я и Кейт были в безопасности.

— Ты думаешь, я не хочу этого? — впервые за многие месяцы исчезла стоявшая между ними стена вежливого безразличия. — Я люблю Кейта и делаю все возможное, чтобы быть ему хорошим отцом.

Выражение ее лица смягчилось, и она взяла его за руку.

— Я знаю это, — сказала она.

— Тебя я тоже люблю, никогда не переставал любить. Все те женщины ничего для меня не значили. Ты не отвечала на мою любовь, была холодна, и это заставляло меня смотреть на сторону. Но ты моя жена, и если бы я думал, что ты или ребенок в опасности, я ни на минуту не сомневался бы и отправил вас в Ливерпуль.

На мгновение ее тронула неподдельная искренность его голоса, нежность в глазах. Но прежде чем она заговорила, в гостиную вошла Бланш и сказала, что экипаж ждет их у дверей.

— Поехали, — сказал Рауль. — Мы не должны опаздывать, а то по бульварам скоро невозможно будет проехать — сегодня весь Париж едет на скачки.

В тот день на скачках в Лонгшамп действительно собрались толпы народа. Несколько часов спустя, сидя на трибуне, Селена говорила себе, что, в конце концов, опасения Дональда, вероятно, беспочвенны. В этот прекрасный день, двенадцатое июня 1870 года, Вторая империя переживала пик своего великолепия и веселья. Селена увидела княжну Меттерних, одетую в простое, но изысканное платье; красавицу маркизу де Галифе; обычную компанию великолепно одетых куртизанок, среди которых была Жизель Сервени. Члены Жокейского клуба и букмейкеры выбились из сил.

Казалось, война где-то далеко, и Селена говорила себе, что Дональд, несмотря на свою убежденность, вероятно, был не прав. Когда французская лошадь, Сорнетт, выиграла скачки, Селена с Раулем и его товарищами-офицерами и их женами распили бутылку холодного шампанского.