Сборник
Крылатое племя: Воспоминания авиаторов трех поколений
С. Козлов. Над Камой и Волгой
А. Степанов. В окруженном Уральске
Н. Анощенко. Павло
А. Митрофанов. Встреча с Ибрагим-беком
М. Водопьянов. На арктических трассах
О. Чкалова. Призвание
Е. Смушкевич. Несколько штрихов
С. Губарев. Воспоминания о друге
А. Полянцева. На истребителях — девушки
А. Ворожейкин. Красноносые «яки»
А. Васильев. Операция «Зволен»
С. Уткин. Случай в Карпатах
Е. Кондрат. Конец «Червонного туза»
П. Головачев. Листая летную книжку...
В. Толстой. Начало конца
Н. Шмелев. Под крылом Будапешт
К. Гаранин. Прерванный рейс
А. Якимов. На могучих крыльях
Примечания
С. Козлов. Над Камой и Волгой
Неожиданная встреча
Года через полтора после окончания Великой Отечественной войны я приехал отдыхать на один из только
что открывшихся прибалтийских курортов. Прибывающих встречал сам начальник санатория. Взглянув
на мою путевку, он улыбнулся:
— Недавно к нам приехал почти ваш близнец: тоже генерал, тоже авиационный и даже ваш однолетка.
Меня это сообщение заинтриговало, и, устроившись на новом месте, я сразу же пошел повидать «почти
близнеца». На стук отозвался голос, показавшийся мне знакомым.
У окна, за которым открывалась панорама спокойного Балтийского моря, сидел генерал и старательно
прочищал трубку. Чуть склоненная налево голова и курчавая борода его были так знакомы, что я вместо
заготовленной фразы вдруг самым обычным тоном спросил:
— Стах, а что трубка у тебя, та же?
— Конечно, та же, — в тон мне ответил генерал, — только сейчас в ней хороший трубочный табак, а не
матросская махорка.
Хозяином комнаты оказался мой старый товарищ и сослуживец Станислав Эдуардович Столярский.
Впервые мы со Столярским — два матроса царского флота — повстречались в 1916 году на Гутуевском
острове. Потом революция и гражданская война раскидали было нас в разные стороны, но в 1919 году мы
снова встретились на Восточном фронте. С тех пор прошло 27 лет. И вот теперь в тиши прибалтийского
курорта мы с особой теплотой вспоминали боевые [4] будни кампании 1919 года и наши полеты над
Камой и Волгой.
А возвратившись после отпуска в Москву, я вскоре получил от Станислава Эдуардовича письмо. Когда
распечатал конверт, из него выпали пожелтевшие листки приказа Реввоенсовета Республики о
награждении меня орденом Красного Знамени за боевые полеты по разведке и охране Волжской военной
флотилии. И снова в памяти всплыли события далеких лет гражданской войны...
* * *
Еще не кончился весенний ледоход, когда воздушный дивизион Волжской военной флотилии отвалил от
причалов Нижнего Новгорода. Мы торопились на соединение с флотилией, которая в районе Чистополя
вела тяжелые бои с наседавшими колчаковцами.
На головном пароходе «Герцен» располагались штаб дивизиона и жилые помещения команды. В
нескольких кабельтовых за пароходом волжский буксир «Кольцов» привычно тащил нефтеналивную
баржу «Коммуна», приспособленную сормовскими рабочими для спуска и приема гидросамолетов. На
палубе баржи находилось несколько М-9, или, как мы их просто называли, «девяток», и три истребителя
«Ньюпор-17».
На корме «Герцена», в наиболее защищенном от свежего ветра месте, собрался почти весь летный состав.
Здесь был начальник дивизиона Столярский, командир гидроотряда Свинарев, летчики Дмитриев, Истомин, Галактионов и автор этих строк, командовавший тогда истребительным отрядом. Всех нас
волновали, конечно, предстоящие бои, но оживленнее всего обсуждался вопрос о горючем.
Бензина не было, и «девятки» летали на «казанской смеси», состоявшей из эфира, газолина и кое-каких
других компонентов. Если во время полета эта смесь в баках отстаивалась, то моторы начинали «чихать»
и просто могли остановиться. Вынужденная же посадка в расположении противника обычно
оканчивалась расстрелом для летчика и каторгой для механика. [5]
Капризные ротативные моторы «Рон», стоявшие на истребителях, могли работать только на высших
сортах бензина или на подогретом ректифицированном спирте. Это уже был выход из положения. Но мы
не знали, сколько времени и какое расстояние можно пролететь на полном баке спирта, ведь теплотворная
способность его значительно ниже бензина.
И вот решили во время похода отрегулировать моторы на новое горючее и при первой возможности
опробовать их в воздухе. Пробные полеты провели вблизи от только что освобожденного населенного
пункта, где недалеко от берега удалось найти удобное место для взлета истребителей. Я несколько раз
поднимался на «ньюпоре» с полным баком и летал на разных высотах и режимах до остановки винта. В
результате были определены нормы расхода нового горючего.
Теперь мы считали себя готовыми к боевым действиям и, погрузив самолеты, двинулись вверх по Каме к
устью реки Вятки, куда к этому времени перешла наша флотилия.
В первом же боевом полете сказались трудности совместных действий морских самолетов с речной
флотилией. Мы были плохо осведомлены о расположении противника. Если же учесть, что и вражеская
флотилия состояла из волжских и камских пароходов, одинаковых с нашими и по силуэтам и по окраске, то станет ясно, как трудно было летчику ориентироваться.
В первый полет ранним утром 14 мая вылетели на двух М-9 летчики Истомин и Дмитриев. День выдался
серый, над водой стлался легкий туман.
Мы с нетерпением ждем товарищей. Вот уже по всем расчетам в самолетах кончилось горючее, а их все
нет. Не пришли они днем, не пришли и к вечеру. Не вернулись совсем.
И только почти через два месяца, когда мы были около Перми, сигнальщик дивизиона заметил бегущего
по берегу босого, оборванного, махавшего бушлатом человека. Это был Зинков — механик с самолета
Истомина. Он рассказал трагическую историю.
Произведя разведку и сбросив в Елабуге бомбы, самолеты легли на обратный курс. По расчету линия [6]
фронта осталась позади, и вот уже сквозь легкий туман показалась флотилия. Самолеты снизились и сели
недалеко от флагманского судна. Но на подошедшем вооруженном катере вместо товарищей летчики
увидели белых офицеров. Сопротивляться было поздно.
Белые обыскали пленных и увели в трюм. Ночью состоялся военный суд.
Экипажи самолетов на допросах и на суде держались твердо. Механики были приговорены к двенадцати
годам каторжных работ, а летчики Истомин и Дмитриев — к смертной казни.
* * *
В слиянии рек Камы и Вятки белые с помощью англичан создали мощный оборонительный узел,
который задерживал продвижение наших войск и флотилии. Было решено высадить десант, а воздушный
дивизион должен был обеспечить разведку.
Полеты проходили в трудных условиях. В жаркую погоду с 11 до 16 часов на границе воды и
нагреваемого солнцем песка возникали сильные вертикальные потоки — восходящие над берегом и
нисходящие над водой. Полет в эти часы на тихоходных и малоповоротливых М-9 был не только опасен, но иногда даже невозможен.
Во время одного из таких дневных полетов погиб летчик Галактионов. Его «девятка» при развороте на
низкой высоте попала в мощный нисходящий поток и упала в песок.
С потерей летчиков Дмитриева, Истомина и Галактионова всю боевую работу в дивизионе несли
Столярский, Свинарев и я. К счастью, мы со Столярским были морскими летчиками.
На морских самолетах полеты производились, как правило, утром и ближе к вечеру. Но утренняя дымка, достаточно сильная на реке, уменьшала видимость и заставляла вести разведку с малых высот. При этом