кавалерийский отряд и сбросили ему вымпел с координатами банды.

Отдохнуть после полета не удалось. Как только приземлились, сразу же получили приказ вылетать на

бомбежку басмачей.

Оружейных мастеров с нами не было. Снаряжать и подвешивать бомбы пришлось самим. По пути к

артскладу я спрашиваю летнаба:

— Товарищ Мамаджан, а ты знаешь, как подвешивать бомбы?

— Нет. Мне этого делать не приходилось.

— Мне тоже, — признался я.

Мы не очень уверенно стали вскрывать ящики. Но, взяв в руки взрыватель и взглянув на бомбу, я как-то

сразу понял суть зарядки.

— Не горюй, Мамаджан. Бери отвертку, вывертывай в бомбах крышки. А я буду вставлять взрыватели.

Снарядить бомбы было еще полдела. Труднее оказалось подвешивать их. Но, повозившись, справились и

с этим.

И вот мы уже опять в воздухе. Банда двигалась по дороге в горы, и наш самолет настиг ее довольно

быстро.

Отбомбились в самую гущу басмачей, и длинная их колонна разорвалась в двух местах. Снизившись, мы

стали носиться над ней. То Абдурахманов стрелял из турельного пулемета, то я пикировал, посылая пули

через винт.

Вскоре кончились патроны. Это охладило наш пыл и заставило возвратиться к себе.

Погода окончательно испортилась, но это не остановило нас. Быстро снарядившись, вылетели вновь.

Правда, на этот раз, как ни спешили, банду разыскали не сразу. Мешали и грязные лохмотья облаков, укутавшие горы, и стлавшийся по земле туман, и мелкий дождь, бивший в козырек кабины.

Полет едва не закончился трагически. Особенно [38] досаждал нам дождь, который, как иголками, беспощадно колол лицо. Мы больше смотрели вниз, стремясь сквозь туман и сетку дождя разглядеть

землю, и мало обращали внимания на то, что делается впереди. Совсем не заметили, как прямо перед

носом самолета выросла темная громада скалы.

«Неужели все?!» — мелькнуло в голове.

Действуя бессознательно, ожидая страшного удара, я все же дал полный газ и рванул на себя ручку

управления. На какую-то долю секунды самолет завис в густых облаках. Тут же отдал ручку от себя и

вошел в разворот влево. Каким-то чудом самолет спасся от верной гибели.

Сбавив газ, полетел по прямой. Постепенно облака стали реже, и тут внизу, в ущелье, мы заметили

разноцветную ленту всадников. Бандиты торопливо уходили.

Полет все еще был нервным. Требовалось большое внимание, чтобы лавировать между скал и облаков.

Но мы бомбили и бомбили.

Дождь усилился, самолет снова стали окутывать космы волочившихся по земле мокрых облаков. Мы

потеряли банду из виду, даже земля и горы проглядывались с трудом. Оставалось подумать о том, как бы

добраться до аэродрома...

На следующий день нам в помощь прилетели еще два самолета. Один из них пилотировал Калюжный.

На очередную бомбежку вылетели к вечеру всем звеном. Шли над теми местами, где в первый раз были

замечены басмачи, где кипел второй бой и где в третьем бою мы чуть не врезались в скалу. В горах

Джиланы-тау, на дороге к перевалу Юкары-бульен, замечаем выложенный на земле знак «Т» и наш отряд, идущий по пятам басмачей.

Немного дальше на вершине слабо освещенного хребта мелькнули два — три цветных халата и тут же

исчезли. Разойдясь, мы начали поиски банды. А закатное солнце, бросая красные косые лучи, затрудняло

наблюдение.

На этот раз со мной летит подвижный, энергичный, всегда жизнерадостный летнаб Кузнецов. Он

высовывается из кабины то с левого, то с правого борта и пытливым взглядом обшаривает склоны гор.

[39]

Сделав большой круг, снова подлетаем к перевалу, при этом немного снижаемся. В тени каменных глыб и

оврагов замечаем пестрые халаты басмачей.

Чтобы привлечь внимание двух других самолетов, летавших над долиной, энергично покачиваю машину

с крыла на крыло. Но там, видимо, увлечены поисками и моих сигналов не замечают. Между тем солнце

садится все ниже, и нам дорога каждая минута.

— Сбросим бомбу, — предложил я Кузнецову. — Тогда они и увидят.

Действительно, после первого же взрыва Калюжный и другой летчик подтянулись к нам и тоже стали

бомбить. Горы ожили и запестрели частыми белыми дымками ответных выстрелов. Завязался бой!

Пролетая над восточным склоном гор, я заметил сверкавший в тени сноп огоньков. Это басмачей

обстреливал пулемет нашего кавалерийского отряда...

* * *

Поредевшая банда из-под Куляба ушла, и наше звено отозвали. Но как только мы возвратились в

Душанбе, снова начали поступать тревожные сведения о банде Ибрагим-бека. Оказывается, она

переправилась через Вахш, проскочила мимо Яванского гарнизона и направилась в Локайскую долину.

Ибрагим-бек решил втянуть в вооруженную борьбу весь Таджикистан. Его «кровавые агитаторы»

убийствами и грабежами терроризировали население, пытаясь силой поднять народ на «священную

войну против неверных».

Нам опять пришлось действовать против Ибрагим-бека. Как-то утром мне поручили разведать басмачей в

районе реки Вахша и горы Сарсаряк. Я был рад, что лечу с летчиком-наблюдателем Бобровым. Это был

прекрасный стрелок и очень скромный человек. Мы с ним крепко дружили.

Получив старт, взлетели. Я сразу стал набирать высоту, стремясь быстрее перевалить через горы.

Вместе с нами поднялось и солнце. Когда мы пролетали над бурным Вахшем, оно бросило в утреннюю

дымку свои первые лучи, как бы пытаясь скрасить мрачный вид глубокого ущелья. [40]

Без солнца было плохо, а сейчас стало еще хуже. Овраги, ложбины и ущелья совсем скрылись в длинных

тенях гор. Рассмотреть, что делалось в глубине их, чрезвычайно трудно. Под нами изредка мелькали

стада овец, небольшие кишлаки, безлюдные дороги и паутины горных троп.

Маршрут разведки подходил к концу. Я снизился и летел бреющим полетом, так, что видел тень нашего

самолета, чертившую подножье горы Сарсаряк.

Под крылом промелькнул небольшой кишлак Якзык. Вблизи от него в одном из оврагов я заметил

одинокого всадника.

Один всадник не должен бы вызвать подозрения. И все-таки я, чуть нажав ногой на педаль, направил

самолет ближе к оврагу. Интересно посмотреть, что он там делает!

Подлетели ближе. Большая часть оврага тонула в тени, но, присмотревшись, мы заметили, что там

притаилось около тридцати всадников.

— Басмачи! — воскликнул Бобров и схватился за пулемет.

Овраг был крут, и, чтобы дать летнабу возможность стрелять, мне пришлось войти в крутой вираж.

Басмачи попались, как в мышеловку, и стали беспорядочно метаться по оврагу. В пылу боевого азарта, не

обращая внимания на выстрелы басмачей, я снижался все ниже и ниже. Прошло немного времени, и на

конях не осталось ни одного всадника, — пули разбросали их по оврагу.

На обратном пути, когда летели над кишлаком Якзык, Бобров показал мне на двух вышедших из кибитки

людей. Спокойно, не обращая на нас внимания, они стали садиться на коней. Оружия у них заметно не

было, но по богатым халатам легко было признать в них врагов. Ах, как хотелось послать туда несколько

пуль! Жаль только, что стрелять в сторону населенных пунктов строжайше запрещено. Ведь мирное

население кишлаков враждебно настроено по отношению к басмачам, и случайно убить вместо бандита

мирного дехканина{2} было бы величайшим преступлением. Это могло вызвать реакцию населения

против нас. [41]

Но каково же было наше огорчение, когда на следующий день стало известно, что в кишлаке Якзык мы

видели Ибрагим-бека с помощником. Жители кишлака рассказывали нашим кавалеристам, что атаман

басмачей наблюдал, как наш самолет расстреливал укрывшуюся в овраге шайку. Потом, когда мы, возвращаясь, снова пролетали над кишлаком, он как раз уезжал.

После этого несколько кавалерийских отрядов направились в горы Сарсаряк, чтобы очистить район от