еще с минуту, он собрался с силами и сам встал на ноги. Каменотес
подставил ему под здоровую руку свою кочергу.
- Обопритесь, так-то лучше будет... Обопритесь, товарищ командир!
Богуш приладился к кочерге и, посмотрев на нас, усмехнулся
бледными губами.
- Что же вы, братцы? - сказал он. - Не надо терять головы. Мы в
бою. Командир ваш выбыл из строя, но задача должна быть выполнена...
И он стал объяснять нам боевую задачу. Оказывается, наше дело
заключалось не только в том, чтобы охранять фланг бригады; мы должны
были, как сказал Богуш, обнаруживать батареи противника и подавлять их
огнем своей гаубицы.
Но где же эти батареи, как их искать?
Богуш велел нам продвигаться для поисков вперед. Сам он, однако,
- это было видно по всему - не собирался с нами ехать. У меня
мелькнуло нехорошее подозрение. "Странно, - подумал я. - Или наш вагон
для него жесток? В город, подальше от огня, спешит убраться?" Но,
взглянув на забинтованную руку Богуша, я поспешил отогнать эти мысли:
"Какое же я право имею подозревать раненого командира в трусости?"
Сделав все распоряжения, Богуш временно передал командование
бронепоездом каменотесу.
После этого раненый попросил нас проводить его до рощи - роща с
березками была всего шагах в двухстах позади поезда. Командир хотел
там укрыться и полежать, пока подсохнет рана. А на обратном пути мы
должны были забрать его на бронепоезд. Так уговорились.
Только добрели мы толпой до рощи и присели у опушки, как вдруг с
той стороны, откуда доносились звуки боя, что-то запылило по проселку.
Проселочная дорога змейкой шла прямо к нашей опушке. Ребята
переглянулись и залегли по сторонам дороги - кто с оружием, а кто и
без оружия. Смазчик побежал к поезду дать знать об опасности
пулеметчикам.
Мы не сводили глаз с клубившейся все ближе и ближе пыли.
- Да это же наши! - вдруг закричали ребята, выбегая из засады. -
Глядите - красный флаг!
В следующую минуту мы уже разглядели санитарные фуры с высокими
брезентовыми верхами. Их сопровождал отряд конных бойцов.
Наш раненый, завидев санитарный обоз, сразу приободрился.
- Идите теперь, товарищи, идите, - заторопил он нас, - и без того
я вас задержал... В бой, вперед! - скомандовал он, кивнул нам на
прощание.
Мы со всех ног, наперегонки, пустились к поезду.
- Вперед, ходу!.. - крикнул каменотес машинисту, едва только
последний из нас добежал до подножки вагона.
Бронепоезд тронулся. Мы все, столпившись у борта, следили за
фурами. Фуры приближались к роще, а сама роща - казалось нам с поезда
- все отступала назад. Но вот фуры уже у опушки - защитного цвета их
верхи стали сливаться с зеленью деревьев... Пропал из виду и наш
командир, поджидавший обоз на придорожном камне.
- Сел, - со злостью пробурчал матрос. - Хлипкий уж он больно...
Велика ли течь - дырка в руке, а он сразу в док... - И матрос,
поплевав на ладони, повернулся к правилу.
Все стали на свои места.
"А ведь дело нам задано нешуточное, - подумал я. - Легко сказать
- уничтожить батареи противника! А где у нас артиллеристы для такого
дела?"
Я посмотрел на лица ребят - лица были угрюмы, но спокойны. А
каменотес с таким независимым видом и так по-хозяйски распоряжался у
орудия, покрикивая на ребят, словно он не в бою был, а где-нибудь на
сенокосе или у себя в каменоломне.
Мне это понравилось. "Ну что ж, - думаю, - все дело в наводчике!
А ребята дружные, не подкачают".
Было жарко. Пекло солнце, горячим воздухом тянуло от орудия, а к
железным бортам вагона прямо хоть не прикасайся. Руки обжигает!
Я расстегнул гимнастерку. Матрос сбросил бушлат, поснимали с себя
лишнее и все остальные. Каменотес отставил в сторону свои калоши и
расхаживал у орудия босиком.
Глядя на него, разулся и смазчик. Он, как я заметил, перенимал
все повадки старого артиллериста. Теперь он, почесывая ногой об ногу и
блаженно улыбаясь, стоял, облокотившись на правило, как на удобную
подставку. От улыбки шевелились и смешно поднимались кверху его черные
усики. Плечо в плечо с ним стоял у правила матрос.
Смазчик был невелик ростом и в кости мелковат, а рядом с дюжим
моряком он показался мне совсем тщедушным. "И как только он эту
махину-лафет ворочает?" - подумал я. Лафет был тяжелый, весь в
заклепках, как ферма железнодорожного моста. Но смазчик не замечал
моего взгляда. Он щурился на солнце, как кот-мурлыка, и, перебирая
пальцами босых ног, все так же безмятежно улыбался...
И вдруг он закашлялся, весь подался вперед, словно кто толкнул
его в спину. Лицо его мгновенно изменилось, в глазах появился испуг.
Щеки пошли багровыми пятнами, а из груди вырвался хриплый бухающий
лай.
У меня у самого от этого кашля перехватило дыхание.
Смазчик замахал руками и бессильно повалился на правило...
Что такое? Что с ним?
- Воды, ребята! - крикнул я. - Дайте же ему воды! Он задохнется!
- Что же, для него поезд останавливать, что ли? - нахмурился
матрос. - К тендеру с котелком бежать?
Он сгреб смазчика за шиворот и приподнял:
- Ну? Очухался?
Смазчик виновато взглянул на матроса и дрожащей рукой обтер
струйку крови в углу рта.
Кровь! Теперь я понял, какой это кашель...
Смазчик уже оправился, и матрос задал ему трепку.
- Башку-то имеешь или нет? - говорил он гневно. - Что же ты
хорохоришься, босиком ходишь, если ты грудью больной? Скажите какой
кавалер - обязательно к лафету. Мамки нет доглядеть? Вот надо под
ребра тумаков, будет тебе тут мамка!
Смазчик, сев на пол, торопливо натягивал сапоги и только
сконфуженно поглядывал в сторону троих артиллеристов, стоявших впереди
у орудия.
Но те делали вид, что ничего не слышат и не замечают. Только
парень в розовой рубахе развесил было уши, как на ярмарке, но
железнодорожник-замковый так шикнул на него, что тот сразу отпрыгнул к
своим снарядам.
Смазчик обулся и встал на свое место.
Я подошел к нему и взял его за руку.
- Васюк, - говорю, - ты бы отдохнул. Пусти-ка меня поработать!
Но он уцепился за правило, как кошка за мышь, которая ускользает.
- Э, нет, брат! Теперь я четвертый номер гаубичного расчета. А ты
уж, знаешь ли, подавайся к своему динамиту...
Смазчик сердито взглянул на меня и вдруг фыркнул и рассмеялся.
Глядя на него, засмеялся и матрос, и я сам не удержался. Перед нами
опять был прежний беззаботный смазчик.
- Ладно уж, - сказал Васюк миролюбиво, - так и быть, дам и тебе
постоять. Только в другой раз.
Наш поезд все продвигался вперед. Шли самым тихим ходом. Было
слышно, как колеса растирали попадавшие на рельсы камешки. Под вагоном
что-то уныло скрипело и побрякивало. Во все стороны расползался жидкий
дымок паровоза...
- Эгей, машина! - крикнул каменотес, оборачиваясь, и потянулся за
рупором. - Крути швидче! - прогремел он в рупор. - А то бряк да
бряк... - добавил он и поглядел на всех нас, как бы ожидая одобрения.
- И верно, что это там Федор Федорович?.. - нетерпеливо отозвался
рослый железнодорожник-замковый. - Словно молоко везет на сыроварню.
Матрос поглядел по сторонам:
- Холмы да холмы, хоть бы уж на ровное место, что ли, выехать...
Ищи тут ее, батарею!
- А вон слышишь, она стукает? - сказал смазчик, схватив матроса
за рукав.
- Тс... - вдруг зашипел каменотес и показал нам свой дюжий кулак,
- тихо!
Приседая на каждом шагу, он прокрался к борту.
- Вон они, собачьи дети! - сказал он, быстро обернувшись.