Взяв свой карабин в руки, Фабиан расположился за шерстяной оградой, стараясь в точности исполнять указания канадца.
Вдруг раздались два выстрела, следовавшие один за другим. Один выстрел был произведен со стороны гор, между тем как другой принадлежал Фабиану, напрасно стрелявшему по неприятелю, засевшему на высоте водопада.
Три раза повторялись эти двойные выстрелы. Целый дождь мелкой коры и сосновых шишек сыпался на охотников.
— Уступи-ка мне свое место, Фабиан, — произнес Розбуа, — а сам займи мое. Покажи-ка ему, как следует держать ствол ружья, чтобы не показывая его неприятелю, владеть им.
Поместившись на новом посту, Розбуа с обычной своей быстротой окинул взглядом не только вершины, но и равнину. Его поразил вид нескольких плоских камней, похожих на большие плиты, расставленные на небольшом расстоянии друг от друга по ту сторону озера.
Розбуа насчитал четыре плиты, расставленные стоймя; ему нетрудно было догадаться, что за этими камнями должны скрываться индейцы, преграждая охотникам путь к отступлению. Затем глаз канадца обратился к высотам, где огонь еще слабо просвечивал сквозь туман.
В этом положении он замер и принялся терпеливо, как индеец, ждать.
Между тем Хозе и Фабиан, лежа не земле и не двигаясь, потихоньку переговаривались между собой.
Хозе, рассказывавший что-то Фабиану, еще не докончил фразы, как вдруг ружье его выпалило.
Пронзительный крик последовал за выстрелом.
— Больше он уже не закричит, я вам ручаюсь. Я готов побиться об заклад, что пуля прошла через глазную впадину в черепе. Да, дон Фабиан, — продолжал испанец, вновь заряжая ружье, — эти степные разбойники ужасный народ. Я был свидетелем, как отец с сыном боролись не на жизнь, а на смерть! Я видел, как сын прижимал коленом отца, молившего о пощаде, как он выхватил нож, чтобы снять кожу с его черепа, и как индеец с опасностью для собственной жизни успел помешать этому преступлению. После этого что можно ожидать от подобных чудовищ? Эй, Розбуа, — прибавил Хозе, — у нас одним неприятелем меньше.
— Знаю, я слышал, как ты выстрелил, — отвечал старик, не поворачиваясь назад, чтобы не потерять из виду неприятеля.
— Эй, Розбуа! — воскликнул Хозе. — Что бы ты сказал о каком-нибудь скромном блюде?
— Ба! Хозе, разве нам не случалось по двадцать четыре часа оставаться без еды и питья, между тем как от одной зари до другой надо было сражаться? Если тебе хочется есть, попробуй поглодать одну из сосновых шишек, которые валяются подле тебя, и черт меня возьми, если ты после этого потеряешь дней на четырнадцать всякую охоту к еде.
— Спасибо, я предпочитаю лучше съесть кусок оленины или жареного буйвола, — отвечал Хозе. — Что, ничего не видать? Есть ли там кто-нибудь, кого ты мог бы достать из своего ружья?
— Конечно, есть, не менее четырех, но дело в том, что они прячутся в норах, за плоскими камнями, — отвечал канадец, бросая украдкой взгляд в направлении, где находились расставленные стоймя плиты, но последние уже были опять опущены наземь. — А, бездельники! — продолжал Розбуа. — Они опять прикрылись каменьями в своих норах. Это стоит заметить, потому что если к ночи эти кроты не выйдут из своих нор, мы можем спуститься и переловить их.
— Как видите, я не ошибся, сказав, что Барайя не открыл своим союзникам золотого прииска, — сказал Хозе, обращаясь к Фабиану, — иначе или Метис или кто-нибудь из его спутников сошли бы в долину, а это был бы отличный случай всадить им кусок свинца в башку. Я виню себя за то, что скрыл сокровища от глаз посторонних свидетелей. Однако что это они там делают? Они вовсе не трогаются с места? Очень бы желательно знать, что они задумали? — прибавил испанец с некоторым беспокойством.
— Может быть, они решили взять нашу позицию штурмом и теперь дожидаются наступления ночи, — сказал Фабиан.
— Желательно бы также знать, сколько их, — продолжал рассуждать Хозе.
Раздумья Хозе были прерваны: две огненные полосы прорезали пелену тумана, застилающего небо от глаз, и не успел еще двойной залп достигнуть слуха, как молния блеснула из ружья Розбуа.
Три выстрела почти слились в один.
Пробитые одновременно двумя пулями в том самом месте, где они были крепко привязаны к деревьям, шерстяные покрывала упали на площадку, между тем как пуля Розбуа в то же время попала в одного из стрелявших.
Подстреленный индеец, сорвавшись с верхушки горы, делал тщетные усилия удержаться за острый выступ утеса. Индеец брякнулся в самую глубину озера, разбросав во все стороны брызги.
— Всякий из нас может теперь сделать еще по одной метке на своих ружьях: двумя бездельниками меньше, — произнес Хозе. — Поистине это удачный выстрел!
Но старый охотник думал в то время о другом; его не интересовала возможность сделать на ложе своего ружья новую метку, для которой почти не оставалось места.
Когда раненый индеец падал, цепляясь за длинные пучки травы, торчавшие из расселины скалы, траву и густой тростник, растущий на склоне возле самого озера, за примятой травой и тростником открылось подземное отверстие, служившее, по-видимому, началом длинного канала. Действительно, то было устье подземного прохода, в котором Красная Рука и Метис еще накануне спрятали свою пирогу.
Хотя Розбуа не было известно о канале, но он тотчас сообразил, что это открытие могло послужить осажденным на пользу, если голод заставит искать спасения в бегстве.
Обдумывая все эти подробности, Розбуа не терял из виду неприятеля, будучи убежден, что товарищ подстреленного индейца, чтобы избежать грозившую ему опасность, должен непременно пробраться через узкую щель.
И канадец рассказал своим спутникам, как при падении индейца с утеса внезапно открылся подземный проход, служивший, по-видимому, сообщением между озером и пещерой внутри Туманных гор.
Этот путь мог послужить к их спасению. Но озеро было глубокое, и трудно достигнуть прохода, не промочив пороха.
Пока охотники совещались меж собой, неприятен оставался спокоен, решив, по-видимому, долго осаду.
Глава XXXIII
Осажденные прислушивались к глухим звукам близкого водопада, когда пятеро индейцев, без всяких знаков воинских украшений, украдкой пробрались к разбросанным на равнине плитам.
Напротив них возвышалась могила индейского вождя со своими странными аксессуарами.
С той и другой стороны незаметно было ни малейших признаков движения, даже не видно было блеска ружейных стволов. Печальные сосны чуть-чуть раскачивали ветви над головами охотников.
Несмотря на полнейшую тишину, царствовавшую вокруг, апахи хорошо понимали, что при малейшей неосторожности им грозит смерть. Оба степных разбойника сидели на корточках и курили трубки из красной глины. Подле них лежали их тяжелые ружья и копья. По временам разбойники пытливо посматривали на бледного и беспокойного Барайю, еще ничего не подозревая о его изменнической проделке. Впрочем, пустой случай мог легко обнаружить его вероломство, и тогда ему пришлось бы дорого поплатиться. Поэтому несчастный дрожал за свою жизнь, тем более что угрозы, которыми осыпали его бандиты, не могли разогнать его страха.
Красная Рука и его сын совещались между собой — как бы лучше и вернее устроить, чтобы исполнить обещание, данное Черной Птице и выдать ему охотников. Они обратились к одному индейцу по прозвищу Дикий Козел, который предложил принудить охотников к сдаче голодом, но этот путь показался разбойникам слишком долгим, они сгорали от жадности и хотели как можно скорее достигнуть цели.
Метис объявил, что может предложить верный способ захватить охотников живыми, но для выполнения его плана необходимо, чтобы три индейских воина, которых должен указать жребий, решились принести себя в жертву. Индейцы без малейших колебаний согласились на это условие, после чего Метис объяснил, в чем состоял его план, и индейцы немедленно приступили к избранию троих, которые должны были быть обречены на верную смерть.