На плече у него лежало ружье, ложе которого и приклад были усыпаны медными гвоздиками с блестящими, как золото, головками и вырезаны разными узорами.

Такова была наружность обоих степных разбойников.

— Чего же вам надо от Орла снежных гор, как вы меня называете? — спросил спокойно канадец.

— Хе, хе! — произнес разбойник с улыбкой. — Мне кажется, что где-то мы уже друг с другом встречались, и, если память мне не изменяет, канадский охотник спас скальп на своей голове только благодаря…

— Хорошему удару прикладом, который ваша отличная память должна сохранить в вашей башке, — вмешался в разговор Хозе.

— А, и вы тут тоже? — кивнул ему американец.

— Как видите! — отвечал испанец со спокойствием.

— Этот человек, которого мои индейские братья называют Насмешником, — заметил отцу Метис.

Раздражительный Хозе хотел было ответить на слова Метиса какой-нибудь колкостью, но Розбуа остановил его.

Старый охотник чувствовал, что терпение его подходит к концу.

— Я встал, чтобы выслушать слова примирения, а языки Красной Руки и Метиса уклоняются от этой цели, — произнес он важно.

— На объяснение нашего предложения не потребуется много времени, — отвечал американец. — Говори ты, Метис.

— Вы имеете у себя богатый клад, — объяснил Метис. — Вас только трое, а нас в пять раз больше, и мы должны завладеть этим кладом. Вот все, что мы хотим сказать.

«Коротко и обстоятельно, ясно и бесстыдно, — подумал про себя Хозе. — Поглядим, что на это скажет Розбуа».

— Гм, — возразил канадец, — и на каких условиях полагаете вы получить от нас клад?

— С условием, что вы трое тотчас убираетесь прочь.

— С оружием и припасами?

— С припасами, но без оружия, — отвечал Метис, знавший очень хорошо, что ему нетрудно будет потом выдать троих охотников краснокожим.

— Если бы эти разбойники не замышляли ничего против нас, то при своей многочисленности они легко могли бы оставить нам все оружие, — шепнул канадцу на ухо Хозе.

— Это понятно, но дай мне изобличить этих бездельников, — отвечал тихо Розбуа.

Обратившись к Метису, старик прибавил очень громко.

— Разве вам не довольно сокровищ, которые мы вам уступим? К чему вам три ружья, когда вас пятнадцать воинов?

— Мы таким образом отнимем у вас возможность вредить нам.

Розбуа пожал плечами.

— Это не ответ, — сказал он, — вы имеете дело с людьми, которые могут все слышать, которые не побоятся угроз и не поддадутся на удочку лживых обещаний. Нам надо знать положительно, к чему следует быть готовыми, — присовокупил он, обратившись к Хозе.

На этот раз заговорил отец Метиса.

— Ну, так я вам объясню! Обещая сохранить вам жизнь, Метис забывает одно небольшое условие.

— Какое?

— То, что вы должны сдаться нам, — ответил он.

— Пусти, я объяснюсь с этой змеиной породой с белым хвостом и индейской головой, — произнес Хозе, толкая локтем индейца.

— Хозе! — произнес старик торжественным тоном. — С тех пор, как мне предстоит заботиться о жизни сына, я вижу перед собой священную обязанность, и в случае, если нас постигнет какое-то несчастье, хочу предстать пред судом Всевышнего с чистой совестью. Мы не можем действовать очертя голову.

Потом он опять обратился к Метису.

— Ну, так объясняйтесь же прямо, как прилично бесстрашным воинам и христианам. Что вам надо? Как полагаете вы поступить с вашими пленниками?

Но Метису не хотелось раскрывать своих планов. Хотя он был почти уверен в победе, ему все же хотелось избежать пролития крови и, главное, потери времени на перестрелку. Он все еще льстил себя обманчивой надеждой, что три охотника предпочтут плен смерти, от которой их ничто не могло уже спасти.

— По чести, я не знаю, что мне с вами троими делать, — отвечал он. — Впрочем, может быть, вы знаете некоего Черную Птицу, воины которого меня сопровождают. Он во что бы то ни стало хочет захватить вас, и я обещал ему вас выдать.

При этих словах, произнесенных Метисом на испанско-индейском диалекте, охотники могли различить сквозь низкие ветки кустарника блеск глаз, сверкавших, как у тигра, выжидающего свою добычу; лицо, которому принадлежали эти глаза, было разрисовано такими отвратительными узорами и фигурами, что представлялось ужаснее морды тигра.

— Да, я так и думал! — откликнулся Розбуа. — А что станет с нами делать Черная Птица?

— Я вам сейчас объясню, — произнес Метис, обращаясь к своему союзнику. — Скажи, брат мой, что намерен сделать Черная Птица с Орлом, Насмешником и юным воином юга?

— Три вещи, — отвечал апах, — во-первых, я сделаю из них собак своей хижины, потом высушу у своего огня кожу с их черепов и, наконец, отдам их сердца на съедение своим воинам, потому что они храбрые люди и их мужество перейдет к тем, кто съест их сердца.

— Хорошо! — сказал Метис, внимательно выслушав слова индейца. — Метис в точности повторит слова своего брата. Великий индейский предводитель, — заговорил он, употребляя на этот раз с намерением английский язык, который был понятен обоим охотникам, — обещает своим пленникам дружбу, которую ему внушили три храбрых воина, обещает им лучшие местности для охоты за зверями и самых красивых своих жен.

— Перестань же, Розбуа, — крикнул Хозе, — это просто срам слушать злодея; разве ты не видишь, что он издевается над твоей честностью?

— Что говорит Насмешник? — дерзко спросил старый разбойник.

— Он говорит, — отвечал Хозе, — что не хочет уступить вам в великодушии и обещает вам три вещи: тебе — второй удар прикладом по башке, твоему сыну — удар ножом в самое сердце, а его бесстыдный язык обещает бросить воронам на съедение!

— Га! — крикнул Метис, скаля зубы и в то же время с быстротою молнии наводя ружье, курок которого уже был взведен заранее.

Бандит забыл о своем обещании выдать троих охотников живыми.

Хозе и канадец не могли нагнуться так скоро, и кому-нибудь из них пришлось бы поплатиться жизнью, ибо их ружья лежали далеко, но в эту минуту позади них раздался выстрел, и Метис повалился назад.

Выстрел этот принадлежал Фабиану.

К несчастью, карабин юноши далеко не бил, и пуля его, ударив в шерстяное одеяло, перекинутое через плечо Метиса, и кожаный мешок, потеряла силу.

Несмотря на то, Метис, пораженный пулей, зашатался, как дуб, который слишком крепок, чтобы повалиться от одного удара топора, и, вероятно, свалился бы в пропасть, если бы отец не поддержал сына.

Схватив своими сильными руками сына, Красная Рука поспешил снести его с отлогости.

Вместе с ним исчезли и индейцы, стоявшие перед тем за кустарниками, и вскоре все вдруг замолкло.

Глава XXXII

Положение, в котором находились три приятеля, было весьма незавидным. Бой, казавшийся неминуемым, угрожал сделаться упорным и горячим, между тем как охотники, далеко уступавшие числом своим противникам, кроме собственных сил, не могли рассчитывать ни на какую помощь. Притом они не могли быть слишком расточительны ни со своим огнестрельным запасом, ни со съестными припасами, которых оставалось немного.

Огонь, пылавший сквозь горный туман, привлек внимание канадца.

— Свет, который виднеется там наверху, мне не нравится, — заметил он. — Хотя с этой стороны у нас достаточно надежное прикрытие, однако все же неспокойно, когда знаешь, что сзади тебе угрожают пули. Индейцы, вероятно, не упустят случая воспользоваться этим обстоятельством, чтобы отвлечь наше внимание от главного пункта нападения. Туман, покрывающий вершины, не мешает им стрелять в нас наугад.

— Ты прав, — присовокупил Хозе. — Я думаю, что старый разбойник и его сын обязались Черной Птице выдать нас невредимыми, и они, вероятно, постараются, когда внимание наше будет отвлечено перестрелкой, раздробить нам плечо или руку или что-нибудь в этом роде…

— Смотри, Фабиан, — объяснял старый охотник юноше, — вот твой пост. Гляди постоянно на огонь и наводи туда свое ружье. Как только увидишь сквозь туман свет выстрела, спускай курок, целься прямо и смело в том направлении, откуда виднеется свет.