Кроме того, по важности оказанных услуг и глубокой степени предательства сюда же надо присоединить полковника Далматова, генерала ген. штаба Сытина, генерала
ген. штаба А. Балтийского, генерала ген. штаба М. Д. Бонч-Бруевича. Остальные лица, которые будут встречаться в моем рассказе, являлись фигурами эпизодическими.
Перечисленные же поименно удовлетворяют всем условиям, способным определить суд над ними или их память будущей Россией. Т. е. они: а) поступили на советскую службу добровольно, в) занимали посты исключительной важности, с) работая не за страх, а за совесть, своими" оперативными распоряжениями вызвали тяжкое положение армий Деникина, Колчака, Петлюры (Гутор, Клембовский), d) создали военно-административный аппарат, возродив академию генерального штаба (Балтийский), правильную организацию пехоты (Бонч-Бруевич), артиллерии (Верховский), и ту своеобразную систему ведения боев большими конными массами, которая вошла в историю под именем операции конницы Буденного (Далматов).
Все двенадцать подготовили победу большевиков над остатками русских патриотов; все двенадцать в большей степени, чем Троцкий ответственны за угрозу, нависшей над всей цивилизацией" (No 217.-- 17 февраля. -- С. 2).
Впервые эту тему А. Ветлугин затронул в очерке "Два пути", опубликованном в ростовской газете "Жизнь" в дни годовщины Добровольческой армии:
"Утром второго ноября 1917 года в сердце России -- Москве -- полковник Рябцев предал горсточку героев -- юнкеров военных училищ и школ прапорщиков. И в то же самое ноябрьское утро на далеком юго-востоке, в городе Новочеркасске, генерал Алексеев опубликовал свой исторический призыв к русским офицерам, приглашая их вступать в Добровольческую армию.
В Москве, в мрачных стенах полуразрушенного Александровского училища актом позорного предательства закончился тот путь слабоволия и карьеризма в верхах и братанья в низах, последовательными этапами которого были разочаровавшийся Поливанов, растерявшийся Гучков, не нуждающийся в определении Керенский и мошенник Верховский.
В Новочеркасске, на скромной квартире ген. Алексеева начался тот путь возрождения, который год спустя мужественный Дроздовский характеризовал словами: "Не чувство мести, а ясное сознание государственной необходимости влечет нас по пути борьбы".
<...>Напрасно доносились выстрелы Каледина и Скалона, напрасно приезжающие с юга предсказывали конечный успех Ледяного похода в Москве и Петербурге, все начинали впадать в тяжкий бездейственный сон -- прелюдию будущего действенного предательства.
В Ледяной поход не пошла и сотая часть русского офицерского корпуса. И были тяжкие дни.
Еще не успела изгладиться память о том, как "добрый, умный наш народ" (Грибоедов) растерзал Духонина, а уже пришла страшная весть о смерти Корнилова.
В путь Верховского уже не верили, но появлялась третья "возможность". Неведомая соблазнительная сирена убаюкивала совесть заманчивыми перспективами возможности "сохранения невинности и приобретения капитала".
Одним апрельским вечером, гуляя по Кремлевской набережной и смотря на комиссарские автомобили, проносившиеся по Каменному мосту, генерал Балтийский (бывший наперсник Сухомлинова, нынешний ближайший советник Троцкого) говорил: "Мы, военные, профессионалы шпаги, и мы должны сберечь свою организацию. Мы идем к большевикам для того, чтобы создать сильную армию. Мы становимся ее аппаратом и переворот, собственно говоря, уже сделан. Это ясно".
Я слушал его мудрые выкладки и вспоминал... Дедрю-Проллена, который в 1853 году, в самом начале второй империи уверял: "Революция уже сделана. Это ясно, как день" ("c'est clair, comme bonjour..."). Балтийский был не одинок -- кто только ни пошел за ним? Парский, Клембовский, Гутор, Лебедев, Потапов, Косякин, Бонч-Бруевич, Кузнецов уже служили, уже являлись с ежедневным докладом к Троцкому, но увы! и через полтора года они не стали ее аппаратом и переворот не был сделан.
Где-то теперь эти "профессионалы шпаги"? Продолжают ли они верить в величие своего поступка?
Среди военных (и офицеров, и солдат), среди штатских, побывавших в чрезвычайках, уже никто не верит в "Принкипо по-балтийски" и "Принкипо по-вильсоновски".
Но... не все штатские сидели в чрезвычайке, многие спаслись в обозе Добрармии, и хотелось бы, чтобы сегодня, вдень Великой годовщины, они вспомнили пройденный крестный путь, вспомнили тех, благодаря кому "правосознание кубанского народа" смогло укрыться от Петерса и сохранить способность протестовать.
День второго ноября глубоко поучительный день" (No 157. -- 2(15) ноября. -- С. I ; подпись: Д. Денисов).
Восемнадцатое ноября тысяча девятьсот семнадцатого оказалось решающим днем. За сутки предопределились пути вождей армии. -- Приказ об отстранении Духонина и назначении Верховным главнокомандующим Крыленко был подписан- ночью с 8 на 9 ноября 1917 г.: "Мы предписываем вам под страхом ответственности по законам военного времени продолжать ведение дел, пока не прибудет в Ставку новый главнокомандующий или лицо, уполномоченное им на принятие от вас дел. Главнокомандующим назначается прапорщик Крыленко". 18 ноября власть в Могилеве, где располагалась Ставка, попытался взять Военно-революционный комитет во главе с левым эсером Усановым. В тот же день Духонин отдал приказ освободить из Быховской тюрьмы Корнилова, Деникина, Лукомского, Маркова, Романовского, Эрдели и др. заключенных высших офицеров. 19 ноября Духонин и верховный комиссар Временного правительства В. Б. Станкевич были объявлены содержащимися под домашим арестом.
Корнилов Лавр Георгиевич (1870--1918) -- генерал от инфантерии, принимал активное участие в февральском перевороте; получив от Государя Императора 2 марта назначение командующим Петроградским военным округом, 7 марта руководил арестом царской семьи; с начала мая 1917 г. -- командующий 8-й армией, с 7 июля -- командующий Юго-Западным фронтом, 8 июля был назначен Главковерхом, в августе пытался сместить Керенского, предалагал наделить всей полнотой власти Совет народной обороны, который сам предполагал возглавить, 26 августа через В. Н. Львова потребовал от Керенского передать ему власть, в тот же день на заседании Временного правительства Керенский объявил Корнилова мятежником и на следующий день отстранил Корнилова от должности Верховного Главнокомандующего. Корнилов в ответ двинул войска на Петроград, но план захвата столицы войсками генерала А. М. Крымова осуществить не удалось, и 2 сентября Корнилов был арестован; бежав 19 ноября, Корнилов пробирается в Новочеркасск, где вместе с М. В. Алексеевым и А. И. Деникиным приступает к формированию частей Добровольческой армии, о создании которой было объявлено 27 декабря; погиб во время штурма Екатеринодара; в разные годы А. Ветлугин по-разному оценивал личность Корнилова: см., например, очерк "Испепеленный" (Общее Дело.-- 1921. -- No 272.-- 13 апреля. -- С. 2).
Духонин Николай Николаевич (1876--1917) -- генерал-лейтенант; в Первую мировую войну -- начальник штаба ряда фронтов, в октябре 1917 г. был назначен начальником штаба Верховного Главнокомандующего, в ноябре 1917 г. -- Верховным Главнокомандующим; в 1919 г. в день второй годовщины гибели Духонина А. Ветлугин опубликовал в ростовской газете "Жизнь" статью "Последний Верховный", отдельные фрагменты которой перекликаются с комментируемым очерком:
"Из шести их осталось в живых лишь два: один -- Великий князь -- в гордом одиночестве, где-то близ Генуи, другой ген. Брусилов -- изувеченный русской шрапнелью, под ежедневной угрозой расстрела, доканчивает свои скорбные дни меж кремлевским казематом и полуразрушенной квартирой в старинном Мансуровском переулке.
Четверо -- Государь, Алексеев, Корнилов, Духонин -- уже ушли.