Она приняла мою наигранную весёлость всерьёз, позвонила куда-то, показала, куда мне подойти, где спросить коменданта, который всё устроит. Я так и сделал. Нашёл коменданта, который повёл меня тёмными закоулками здания. Он открыл дверь, которая не закрывалась, не отпиралась и вообще не имела замков, пустил меня в большую комнату, больше похожую на складское помещение. Тут находились столы, перевёрнутые на них стулья, облезлые диваны, на один из которых указал мне комендант:

– Вот, располагайтесь.

Он щёлкнул выключателем – света не было.

– А, лампочка перегорела; ничего, здесь из окон и так светло.

И вправду, за окном болтался фонарь. Я поблагодарил коменданта, сказал что-то вроде, что и отец родной меня лучше бы не устроил на ночлег. Нагулявшись за день на очень свежем воздухе, я, не раздеваясь, в пальто, положив под голову свой портфель, сразу же отключился от реальности.

Было уже позднее утро, когда я проснулся и вышел на улицу. День был воскресный, на заводе шевелений почти не было. Так что и мне делать было нечего. Тогда я, уже по привычке, пешком, перебежками направился к главпочтамту – разумеется, ни на что не надеясь, но это имело хоть какой-то смысл моего времяпровождения. Добравшись до главпочтамта, я сунул в окошечко свой паспорт:

– Будьте любезны, посмотрите, пожалуйста, нет ли чего-нибудь для меня?

Та, быстро сориентировавшись, сунула мне в окошечко обратно мой паспорт и с ним бланк: заполняйте. Можно сколько угодно живописать моё состояние, но понять его может только тот человек, который всё это испытал. Во-первых, я оценил реакцию или реактивность Бориса, организовавшего присылку мне денег в самое наикратчайшее время. Прошло уже несколько не дней, а несколько полновесных суток с того злополучного происшествия в ресторане, где я поужинал, как у меня во рту не было маковой росинки не только еды, но и воды. Но что делать, я опять поспешил в этот ресторан – даже не с целью столько пообедать, сколько выручить свой залог – швейцарские часы.

Администратор был другой. В ответ на мой запрос он полез в ящик стола и достал оттуда чек.

– Но чек уже оплачен.

– Как? А часы мои?

Он порылся в ящике стола и достал часы.

– А вот и часы, пожалуйста.

Он положил их передо мной. Но что это были за часы! Затёртые, зашарпанные, они были прикреплены к засаленному ремешку…

– А они хоть ходят? – брезгливо осведомился я.

– Сейчас проверим, – сказал администратор и покрутил головку часов.

– Нет, не ходят. Придётся Вам нести их в часовую мастерскую, там посмотрят.

– Оставьте их себе, – и я вышел из этого заведения, где даже запах пищи вызывал у меня отвращение.

Я открыл массивную дверь лучшей гостиницы города. Тут пошла моя карта – мне начало везти. Мне даже предложили одноместный номер, который, при наличии у меня денег, не показался мне чрезмерно дорогим. В ресторане гостиницы я очень долго сидел за столом, медленно и тщательно пережёвывая пищу. Народу было немного; официантка – добродушная хохлушечка – подолгу задерживалась у моего столика, присаживалась, расспрашивала, наслаждалась сравнительным бездельем.

После моего первого ознакомления с целью своей командировки мне стало понятно, что приехал я сюда напрасно. Но в то же время приехал не зря, а чтобы доказать, что съездил я на этот завод напрасно, без всякой пользы. В конструкторском бюро завода, когда поняли, чтó мне нужно от них, развели руками. Никакого проекта, технической и конструкторской документации у них нет и никогда не было! Реактор для крекинга угля – это чисто выдумка технолога, которого на заводе уже давно нет, и оформлялось это как рационализаторское предложение.

– Да, мы кое-какие чертежи давали – на узлы, детали, – но в основном лепили по наитию технолога.

В итоге кое-что у них там всё-таки получилось, но на очень примитивном уровне. А когда экономисты прикинули проектируемую себестоимость продукции и доложили об этом директору завода, он тут же прикрыл эту самодеятельность.

– Кстати, – сказал мне конструктор, – Вы можете посмотреть этот реактор, который не разламывают и не выбрасывают, потому что жалко на это тратить деньги.

Я не поленился и осмотрел это новшество, этот примитивный самодел. Отметил командировку и поехал на вокзал. Я не стал дожидаться прямого поезда – поехал перекладными, лишь бы быстрее убраться от этого места!

Приехав в Москву, я, даже не заезжая домой, сразу поехал в институт. Бориса я застал в его кабинете.

– Ну, старичок, и напугал же ты меня! – с неподдельным волнением встретил он меня.

А когда я открыл рот, чтобы объясниться, он замахал на меня руками:

– Потом, потом, не сейчас! – Затем достал из ящика стола конверт. – Вот, недельку отдохни, а то на тебя смотреть страшно – почернел весь.

На учёном совете я сделал отчёт о результате командировки и выразил точку зрения и мнение специалистов завода по данной проблеме как бесперспективное.

Директор института спросил:

– А какие мнения будут у учёного совета?

Ему ответили:

– Пока эту тему можно вынести за скобки, так как есть темы более насущные, перспективные.

На том и решили.

Глава 15. Молочно-товарная ферма

Как-то раз Борис спросил меня:

– Ты, кажется, в проектном институте долго работал?

Я ответил:

– Ну ты же знаешь.

– И к тому же, – продолжил Борис, – темы проектов были для разных отраслей народного хозяйства.

– Ну, не совсем так: космическую и оборонную промышленность мы не затрагивали. Там сугубо своя специфика. Не лезли мы также в авиапром, кораблестроение и даже в машиностроение.

– Тут вот какое дело, – приостановил моё перечисление Борис. – По решению сверху, – он ткнул указательным пальцем в потолок, – многим предприятиям, учреждениям и институтам, таким как наш, вменили шефство над сельхозпредприятиями. На долю нашего института выпала молочно-товарная ферма. Мы время от времени посылаем туда своих людей по разнарядке на различные работы. На последнем совещании в том районе, где находилась наша молочно-товарная ферма, местное начальство немного пристыдило нашего директора: имея такой мощнейший научно-исследовательский потенциал, свой экспериментальный завод, ваш институт мог бы придумать что-нибудь высокотехнологичное – ну, хотя бы для раздачи кормов, их переработки для коров и телят, особенно во время стойлового периода. – Тут Борис остановился, сделал несколько нервных затяжек и горестно закончил: – Директор, недолго думая, возложил это дельце на меня – как на самого закоренелого, исполнительного завлаба. Я же про рога и копыта узнал в основном из художественной литературы.

Я слушал молча, покуривал, пускал кольца, сочувствовал своему другу, но в голову уже нестройной толпой полезли мысли на эту тему: как кормить животных в стойловый период.

– А что – тебе дали конкретное плановое задание или только тему обозначили? – спросил я Бориса.

– Нет, только так, общие пожелания, – Борис протянул мне фирменный бланк института. – Вот, подумай – может, что и посоветуешь, придумаешь.

– А что тут советовать – тут надо поработать! Если ты доверяешь мне, я берусь за это дело.

Лицо у Бориса просветлело: всё-таки как хорошо иметь настоящего друга! И тут же добавил:

– Всё, что надо и сколько надо, по первому требованию будет предоставлено – имеешь полный карт-бланш на все свои действия.

– Да, это будет необходимо, – согласился я, – мне много времени потребуется на разъезды: институт, МТФ, наш завод.

– А, тебе нужна машина!

– А вот только не это! Я люблю простор в своих действиях, а машина меня будет только связывать.

– Как знаешь – дело хозяйское. Вот, возьми из моих представительских резервов на дорожные расходы.

Сколько себя помню, как только появлялась какая-нибудь мысль, идея, заинтересовавшая меня, то всё во мне подчинялось этой мысли или идее до тех пор или пока я не реализовывал её или не отказывался от неё, как от невыполнимой. Так было и в этот раз. Сначала я решил выяснить, чего изволят жевать бурёнки во время их стойлового периода, и ради этого поехал в Подмосковье на молочно-товарную ферму. В небольшом кабинете заведующего фермой я пытался выяснить, что они хотят от нашего института и как они всё это представляют. Заведующий как-то оправдывался: