— Ну, поговорила?
— Ага, — шёпотом ответила Катя.
— Ну и что?
Катя вздохнула.
— Она то плачет, то смеётся.
— Сердится?
— Не-а. А… твой папка где?
— На тестирование пошёл, — Дим строго посмотрел на Катю. — Сегодня и поговорим с ними. Тянуть нечего. А то разошлют нас.
Катя кивнула, с надеждой глядя на Дима.
— Только ты говорить будешь, ладно?
— Конечно, я, ты только стой рядом и без команды не реви.
— Не буду, — пообещала Катя. — Вон, смотри, там мама. Видишь?
Зина всегда старалась в прачечной занять место у окна. Чтобы видеть Катю. Сегодня получилось очень удачно. Ей только голову поднять, и вот двор, кусты, Катя… А кто это с ней? Зина встревоженно вгляделась и облегчённо перевела дыхание. Димка. Хороший мальчик. Никогда Катю не обижает. И вежливый. Вон Катя ему на окно показывает. Заулыбались оба, руками машут. Зина с улыбкой кивнула им и помахала мокрой рукой.
— Что? — спросила стиравшая рядом Горячиха. — Никак опять твоя с кавалером?
— Ну, ты уж скажешь, — возразила Зина.
— А что? Неправда, что ли?
— Да уж, — поддержала Горячиху с конца их ряда Нинка. — Ты, конечно, Зина, присматривай. Испортят девчонку — поздно будет.
— Да он ребёнок ещё, — отмахнулась Зина.
— Ну да, — засмеялась с другого конца Томка. — Кто в сорок телок, а кто и в десять бычок.
— Да ну вас! — Зина перевалила бельё в ведро. — Пойду прополощу. Места не занимайте, у меня вон ещё.
— Иди-иди, — кивнула Горячиха. — Пригляжу.
Полоскали в соседней комнате в желобах с проточной водой. Здесь было посвободнее. Бабья болтовня не трогала Зину. Бабам лишь бы языки почесать, а обо что… Ну, так у всех одно на уме. Да и безобидно. По сравнению с тем, что было. Чего и сколько она про Катю не наслушалась. И жидовка, и цыганка… Только что черномазой не обзывали. А так… нет, здесь… да здесь, как в раю. Всех цветов полно, вот языки-то и прикусили. Говорят, в России строго с этим, вот и боятся за визу. Хоть и Центральный, а всё равно. Болтали, что некоторых аж с поезда уже на границе снимали. Так что… пусть себе болтают. Это всё пустяки. И зря они на Диму так.
Зина улыбнулась. Все уши ей Катя прожужжала. Про Димку и его папку. Димкиного отца она видела. Высокий плечистый негр в кожаной куртке. Всегда серьёзный, озабоченный. Ну да, тоже несладко мужику приходится. Одному, с ребёнком на руках… и гордый, всё сам, ни у кого помощи не просит. Обстирывает и себя, и мальчика. Никогда Димку в грязном или рваном не увидишь. И себя соблюдает. Как ни охота бабам языки чесать, а дурного чего про него не слыхать.
Она собрала прополосканное и пошла обратно, едва не столкнувшись в дверях с тащившей ведро мулаткой. Приехала та только вчера, и имени её Зина не знала. Но ведро набито, значит, семейная.
Вернувшись на своё место, Зина посмотрела в окно. Ага, оба здесь. Увидев её, Катя запрыгала на месте, замахала руками. По её жестам Зина поняла, что они вместе хотят куда-то пойти, и кивнула. С Димой она не боялась отпускать её с глаз. Малыши помахали ей руками и убежали. Ну и ладно. Дима — хороший мальчик, сам куда не надо не полезет и Катю если что защитит. Хотя Катю здесь детвора особо и не обижает. Катя сама по привычке держится в стороне от всех. Натерпелась кроха. И травили, и били её, а если вспомнить то место, богом и людьми проклятое, где Катю приходилось на день прятать под нарами, и девочка целыми днями сидела одна в темноте, боясь шевельнуться… Когда было, а Катя до сих пор громко говорить боится. Зина с такой яростью оттирала рубашку, что ветхая ткань затрещала. И это отрезвило её. Слава богу, всё это кончилось. Ничего, приедем, обустроимся, Катю она подкормит, а то вон врачиха сказала, что Катя здоровая, но ослабленная, беречь от простуд, больше витаминов, фруктов… Фрукты в городе и цены… как собаки кусачие. Ну да ничего, здесь и паёк хороший. Катя за две недели вдвое поправилась, берёшь за ручку, так не одни косточки под кожей…
Тестирование было несложным, хотя и новым. Логические задачи, задачи на внимание… всё это пустяки, он их сотнями перерешал. Условия — хозяин, а Грина он по-прежнему про себя называл хозяином, называл их вводными — другие, а суть та же. Тим сдал заполненные листы, выслушал по-английски, что за результатами нужно зайти завтра, вежливо попрощался по-русски и вышел. Так… до завтра он свободен. В коридоре он, проверяя себя, посмотрел на часы. Да, до обеда час с небольшим. Что ж, как там у него с хозяйством? Вроде ничего срочного нет.
Из соседнего кабинета вышел Эркин, неся под мышкой свою куртку и вытирая рукавом рубашки мокрое от пота лицо. Увидев Тима, невесело улыбнулся.
— Ну как?
— Порядок, — ответил Тим. — А у тебя?
— Если б я ещё знал, зачем это им, — мрачно ответил Эркин.
Боясь ответить неверно, он сильно нервничал на тестировании.
— Проверяют нас, — пожал плечами Тим.
— А ты что, понимаешь в этом? — заинтересовался Эркин.
— Ну-у, — замялся Тим. — Понимаю не очень, но… ну, приходилось раньше… Понимаешь, это ты показываешь себя. Ну, как соображаешь, внимательность…
— Как у психолога?
— Примерно, — Тим усмехнулся. — Визы на тестах никто не потерял.
— Тогда пусть играются, — кивнул Эркин.
Тим согласно кивнул, достал пачку сигарет и показал её Эркину. Эркин мотнул головой, отказываясь.
— Мужики, вы в который? — окликнул их рыжеватый пухлогубый парень в застиранной ковбойке.
— Мы на двор, — ответил Эркин.
— Отстрелялись, значит, — понимающе кивнул парень, открывая дверь кабинета.
Тим поморщился на эту фразу, но промолчал. А Эркин вообще не обратил на неё внимания. Они пошли по коридору к выходу, неспешно обсуждая мелкие лагерные новости. На обед уже который день чёрная каша, по-русски — гречка, ничего, сытная, нет, паёк что надо… Разговор о жратве — рабский разговор, но трёпа о выпивке и бабах оба не любили.
Выйдя из лечебного корпуса, они повернули было к мужской курилке, но Тима окликнули:
— Пап, я здесь!
Тим обернулся на голос и улыбнулся. Эркин попрощался с ним кивком и ушёл.
— Пап! — Дим бежал к нему, таща за руку за собой Катю. — Мы тебя ждём.
— А что случилось? — сразу встревожился Тим, оглядывая малышей с высоты своего роста.
Нет, ни синяков, ни порванной одежды не видно и не похоже, чтобы Дим только что дрался.
— Это Катя, пап, — перевёл дыхание Дим.
— Здрасьте, — пискнула Катя.
Тим кивнул. О Кате и её мамке Дим ему уже не раз говорил.
— Вот, у Катьки есть мамка, а папки нет. А она, знаешь, какая хорошая! Давай, ты и ей папкой будешь, — предложил Дим. — Ты не против?
— Да нет, — начал Тим, но продолжить Дим ему не дал.
— Замётано, пап! Я знал, что ты согласишься! Катька, беги за мамкой.
— Ага! — выдохнула Катя и сорвалась с места.
Дим озабоченно посмотрел вслед её толстой от пальто и намотанного сверху платка фигуре с тоненькими ножками-палочками и взял отца за руку.
— Пошли им навстречу, пап. Сейчас Катька мамку приведёт, и всё сразу решим.
— Что решим, Дим? — события развивались слишком быстро, и Тим за ними не успевал. — Что ты придумал?
— Ну, пап, всё просто, — тянул его за руку Дим. — Катька хорошая, и мамка у неё хорошая, добрая. У меня есть ты, а мамки нет. У Катьки мамка, а папки нет. Ты будешь и ей папкой, а Катькина мамка и мне мамкой будет, а Катька мне сестрой, а я ей братом. Всё просто, пап.
Дим говорил по-русски и так быстро, что Тим как-то сразу не понял всего. Дим снизу вверх поглядел на сосредоточенное лицо отца и стал повторять всё заново уже по-английски. Что отец плохо говорит и не всегда понимает по-русски, Дим знал и относился к этому спокойно: ну, забыл русский, ну, так и вспомнит. Когда отец его на Горелом Поле нашёл, то по-русски ни слова не помнил, а сейчас вон как говорит. Значит, вспоминает.
Дим уже заканчивал перевод, когда к ним подбежала Катя, так же таща за руку женщину в тёмно-синей куртке и сером платке.