Помедлив, Крис кивнул. Набрал полную грудь воздуха и начал:

— Иван Дормидонтович, вы сказали, чтобы я зашёл к вам. Вы хотели поговорить со мной. О чём? О Чаке и Гэбе?

— Они не что, а кто, — поправил его Жариков. — И о них. И о тебе. И о других парнях.

— Хорошо. Иван Дормидонтович, я… я всё сделаю, — Жариков невольно нахмурился, услышав эту формулировку, и Крис заторопился: — Я на все ваши вопросы отвечу, но… но можно мне поговорить с вами? О… о себе. Потом, когда мы закончим с делом.

— Нет, — Жариков улыбнулся его удивлению. — Не потом, а сейчас. Это важнее, — привычным движением щёлкнул переключателем, одновременно включая красную лампочку над дверью и отключая селектор. — Я слушаю тебя, Кирилл.

Крис судорожно сглотнул.

— Я… я не знаю, как сказать об этом. Плохо мне, очень плохо.

И быстро искоса посмотрел на Жарикова: не смеются ли над ним? Нет. Доктор Иван смотрит внимательно и так… что можно говорить.

— Вы знаете, мы раньше говорили… у спальника три страха. Не пройти сортировку, загореться и… — Крис не смог договорить: такая судорога схватила за горло.

Он закашлялся, растирая себе шею и грудь.

— Воды? — негромко спросил Жариков.

— Нет, спасибо, — мотнул головой Крис. — Я… я не могу назвать… это. Не могу. Но… но сортировок нет, я уже перегорел, а это… это осталось. Я когда понял, подумал… ну, что это как горячка, поболит и пройдёт. А всё хуже и хуже. Я не могу больше. Я… я если её не увижу утром, я не живу в этот день, — Жариков перевёл дыхание, но Крис не заметил этого. — Ничего страшнее этого для спальника нет. Нельзя это нам. Нельзя. А я… я… — Крис задохнулся.

— Ты больше не спальник, — тихо и очень просто сказал Жариков.

Крис смотрел на него расширенными глазами так, будто не мог поверить услышанному.

— Она знает… о твоих чувствах? — раз парень боится слова «любовь», то и не будем его произносить.

— Нет, — замотал головой Крис. — Нет-нет, что вы! Я же понимаю…

— Что? Что ты понимаешь? — Жариков сцепил пальцы в замок, подался вперёд, налегая грудью на стол. — Ты же свободный человек, Кирилл. Свободен и в действиях своих, и в чувствах.

Крис закрыл лицо руками и замер. Жариков ждал. Наконец Крис опустил руки и посмотрел на Жарикова.

— А… а что… ну, раз это мне можно, что мне делать теперь?

— Ты хочешь, чтобы она узнала… об этом?

Крис подумал и пожал плечами.

— Не знаю, — беспомощно поглядел на Жарикова и повторил: — Не знаю. Может… может, это пройдёт? Ну, само по себе? Ведь всё проходит, — и вымученно улыбнулся. — Что началось, всегда потом кончается.

— Хорошо сказано, — одобрил Жариков.

— Это Андрей, — Крис явно уводил разговор, — начнёт слова крутить, так не остановишь. То о начале и конце. Где кончается начало? Где начинается конец? Смешно, правда?

— Да нет, — задумчиво покачал головой Жариков. — Андрей рассуждает интересно, мы как-то на дежурстве всю ночь проговорили. А что всё проходит… Может, и пройдёт это у тебя, а может…

— Так мне и жить с этим?

— Когда этого нет, то и жить незачем, — с удивившей Криса горечью ответил Жариков.

— Вы… Вы знаете про это? — растерянно спросил Крис.

— Это боль, — теперь Жариков говорил как сам с собой, — но без этой боли не жизнь, а существование, биологический процесс, голая физиология. То, что поднимает человека над животным… — Жариков тряхнул головой. — Чего ты боишься? Чем это тебе опасно?

— Ну как же?! Это пришло — и всё. Работать уже не можешь.

— Кем? — просто спросил Жариков. — Какой работе это мешает? Ну, смелее.

— Спальником, — глухо ответил Крис.

— А ты кто? Кем ты работаешь?

Крис схватил открытым ртом воздух. Жариков молча ждал, пока он переварит, ответит самому себе.

— Что мне делать? — тихо спросил Крис. — Я не могу так больше. Вижу её — больно. Не вижу… так ещё хуже. Как мне жить, Иван Дормидонтович?

— Поговори с ней… — осторожно начал Жариков.

— Нет, нет! — Крис замотал головой. — Нельзя. Она… она же белая!

— Что?! — Жариков рявкнул с такой силой ярости, что Крис даже голову в плечи втянул. — Долго ты ещё раба из себя корчить будешь?! Весь этот год ты кем был?!

— Не год, — буркнул Крис. — Одиннадцать месяцев, а если с марта считать, то восемь.

— Считать умеешь, — спокойно с улыбкой кивнул Жариков, — а думать? Чтоб больше я этого идиотизма насчёт белых и цветных от тебя не слышал, понял?

— Оно всё равно есть, — вздохнул Крис, — говорят об этом или нет. Кем я ни назовусь, а я всё равно цветной, метис, спальник. А она — белая, — упрямо повторил Крис.

— Ну и что? — Жариков потёр лицо ладонями. — Кирилл, это не препятствие, ты де сам это понимаешь.

Крис снова вздохнул.

— Что мне делать?

— Поговори с ней, Кирилл.

— Нет!

Жариков мягко улыбнулся.

— Вы вообще-то разговаривали? Ну, о чём-нибудь.

Крис пожал плечами, мотнул головой.

— Она здоровается со мной… ну, как со всеми. И… и всё. Я ей не нужен, совсем.

— А с чего ты это взял? Поговори. Не об этом. О чём-нибудь. Ну-у… ну, о кино. Она же ходит в кино?

— Ходит, — кивнул Крис. — Я её каждый раз там вижу, — и виновато улыбнулся, — сяду в угол и на неё смотрю. Я ни одного фильма не видел.

Жариков не выдержал и засмеялся. Крис неуверенно улыбнулся, глядя на него.

— Не обижайся, Кирилл, у меня так же было.

— У вас?! — изумился Крис.

— Ну да. В университете. Пошли мы вдвоём в кино. Я ночь в очереди за билетами простоял, еле достал. Сели… и я весь фильм на неё смотрел. А она потом удивлялась, что такой фильм хороший, а я ничего не понял и не запомнил.

Жариков рассказывал так легко, так весело, что к концу его рассказа Крис тоже рассмеялся. И уже спокойно ждал… нет, не совета, как мгновенно понял Жариков, а рекомендаций, даже инструкций, пошаговых. И похоже… похоже, подсказать придётся. Этого парень действительно не знает, и его богатый, но специфический опыт тут не поможет, а действовать по наитию не решится.

— Для начала попробуй здороваться с ней первым и добавляй имя. Ты знаешь, как её зовут?

— Знаю, — кивнул Крис. — А потом?

— Потом видно будет, — улыбнулся Жариков. — Главное — начать. Ну как, полегчало?

— Да, — удивлённо согласился Крис, прислушался к себе и повторил уже уверенно: — Да. Спасибо большое Иван Дормидонтович. А… а потом можно будет ещё с вами поговорить?

— Конечно, можно! — энергично согласился Жариков.

Крис посмотрел на стенные часы и вскочил.

— Ой, курсы!

— Конечно, беги, — кивнул Жариков.

Крис сорвался с места и вылетел за дверь. Жариков щёлкнул переключателем, гася лампу над дверью и включая селектор. Ну что ж, это совсем не то, чего он ждал, но… но впервые ему не просто доверили и раскрылись, а впервые инициатива исходила не от него. Спасибо тебе, Кирилл, спасибо. И кто она — твоя любовь, я, кажется, догадываюсь, но раз ты не хочешь её называть и ни разу не проговорился, то и я буду молчать.

Жариков закрыл лицо ладонями и немного посидел так, настраиваясь на предстоящее. Сейчас ему идти разговаривать с Расселом Годдардом Шерманом, инженером Шерманом, сыном доктора Шермана. Спасибо Кириллу, Эдварду, Андрею, всем парням. Без их доверия, их рассказов не смог бы ни читать эти книги, ни слушать рассказов Шермана о величии экспериментов гениального доктора Шермана… ну, всё. Надо идти.

Он уже встал из-за стола, когда вошёл Аристов.

— Ты что, Юра, вопросы забыл? — участливо спросил Жариков.

— Я т-тебе сейчас такие вопросы покажу… что никакого шовного материала на тебя не хватит. Говори, Ванька, а то хуже будет.

Жариков хладнокровно-сочувственно осмотрел с высоты своих двух с небольшим метров щуплого и невысокого рядом с ним Аристова и кивнул.

— Согласен. Будет хуже. Но не мне.

— Ванька!

— Что, — безжалостно ухмыльнулся Жариков, — припекло? Ну, так и быть. Я — не ты, пожалею коллегу. Отвечу на эти вопросы сам. Итак, первый вопрос был об элах и джи. Расшифровываю. Элы предназначены для леди, а джи — для джентльменов. Ясно? Ну, а остальное потом. Извини, спешу.