— К своим или сразу в столовую?

— А что?

— Рыженьким шумни, что я их жду, — ответил Костя.

— А то носки продрались, заштопать надо, — закончил за него Грег.

Заржали все.

— Так и передам, — с трудом сохраняя очень серьёзный тон, сказал Эркин.

— Ладно вам, — буркнул Костя. — Сам скажу.

Снаружи было уже светло, прожекторы вдоль забора выключили, на лужах хрустел ночной ледок, но, похоже, днём развезёт. У столовой толпился десяток самых нетерпеливых. А на крыльце семейного барака зевал и тёр кулаками глаза Терёха, как всегда поутру хмурый и не выспавшийся. Обгоняя Эркина, Костя на бегу бросил:

— Эй, Терёха, никак десятого заделал?! Глаз не продерёшь.

Терёха на такое, как и на многое другое не отвечал. За него это делала его Доня. И сейчас она вывернулась из-за его широкой спины и зачастила… И по Косте, и по евонной родне, и по всем мужикам…

— Терёха, пулемёт заткни! — крикнули от столовой.

Терёха проигнорировал и это, буркнув Доне:

— Готовы? Пошли.

И вперевалку побрёл к столовой, а Доня, не переставая трещать, гнала за ним весь их выводок: девятерых мальчишек и девчонок в заплатанном, заштопанном, подшитом и надставленном. Примерно половина этой разновозрастной компании не походила ни на Доню, ни на Терёху. Но такие мелочи, в чём Эркин уже убедился, здесь никого не волновали. Говоришь, что твоё дитё, ну, так, значит, твоё. И все проблемы тоже твои.

Эркин подошёл к женскому бараку и остановился в шаге от крыльца. По неписаным правилам до завтрака и после ужина мужикам ходу туда нет. Это только в первый вечер ему с Женей поблажку дали. Чтобы не стоять совсем без дела, Эркин вытащил сигареты, и почти сразу открылась дверь, выпуская облако душистого пара и Лариску-Белобрыску. Стрельнуть сигарету она никогда не упустит.

— Привет, дай подымить.

— Привет, — Эркин показал ей, что у него в пачке осталось всего две сигареты и протянул свою.

— Ага, спасибо, — Лариска жадно глубоко затянулась. — Фу, хорошо как. Твои выйдут сейчас. Ну, не паскудство, бабам сигаретных талонов не дают, а? А ежели я курю, а денег ни хрена?!

Эркин сочувственно хмыкнул, привычно глядя чуть в сторону от неё: уж больно она белая.

— Хорошо ещё, мужики душевные попадаются, понимают, каково без курева, — Лариска вернула сигарету и пошла к столовой.

На крыльцо вылетела Алиса и сразу ринулась к нему.

— А сколько часиков, Эрик? Покажи.

Эркин опустил левую руку и помог ей оттянуть рукав его куртки, открывая чёрный циферблат. Его часы так потрясли Алиску, что она теперь вместо игры в щелбаны требовала при каждой встрече показать часы. Особенно, когда темнело, чтобы насладиться волнующим зрелищем светящихся стрелок и цифр. Жене часы тоже очень понравились…

— Ой, Эркин, откуда?

Они сидели вдвоём. Алиса убежала во двор, девочки тоже ушли куда-то. Женя двумя руками держала его запястье, рассматривая часы.

— Это мне Мартин подарил. На прощание. Он с нами в Цветном от своры отбивался, и в тюрьме потом вместе были, и ночевал я у него.

Он боялся, что Женя начнёт расспрашивать, и у него выскочит о жене Мартина, но обошлось…

…Алиса крутила его руку, рассматривая циферблат.

— Доброе утро, — Женя легко сбежала с крыльца, привычно поправила на Алисе берет.

За Женей вышли Даша и Маша, и все вместе, как каждое утро, пошли к столовой. Алиса, увидев кого-то из своих приятелей, выдернула руки и помчалась вперёд. Женя взяла Эркина за локоть.

— Эркин, завтра девять дней Андрею, — и, видя его недоумение, пояснила: — Когда человек умирает, его поминают.

— Сразу, как похоронят, — вмешалась Маша.

— Да, а потом на девятый день, — кивнула Даша, — и на сороковой.

— Понял, — кивнул Эркин. — А… а это как… поминают?

— Собираются те, кто знал, родные, друзья, — Женя говорила не очень уверенно.

— Говорят о нём, вспоминают, — подхватила Маша, — ну, и пьют, едят.

— И ему обязательно рюмку ставят, — тихо сказала Даша.

— Да, — теперь кивнула Женя. — И свечку зажигают.

Они уже подошли к столовой, и разговор оборвался.

Определённых мест в столовой ни у кого не было, просто уже сложились компании, которые и держались вместе. Женя обычно посылала вперёд Алису, которая и занимала для них шестиместный стол, а на свободный стул кто-то подсаживался. Сегодня это был Костя. Он хотел сесть между Дашей и Машей, но те устроили небольшую толкотню и неразбериху, и Костя оказался рядом с Эркином да ещё так, что ни перемигиваться, ни перешучиваться с девчонками не получится. Костя с ожесточённой быстротой очистил тарелку пшённой каши, залпом выпил чай и ушёл, обиженно надувая губы. Эркин настолько ушёл в собственные мысли, что как-то плохо замечал происходящее вокруг. Женя понимающе поглядывала на него и тоже молчала.

После завтрака Эркин подошёл к прилавку, долго внимательно разглядывал и, ничего не купив, отошёл. И когда они все вместе вышли из столовой, заговорил сам:

— Если завтра будем… поминать, то мне сегодня надо в город. Купить всё.

Лицо его было сосредоточенным, и взгляд Жени стал тревожным.

— Эркин… — начала она.

— Ничего не случится, — сразу ответил он. — Фёдор, ну, мы в одной комнате, каждый день в город ходит. И ничего. Я с ним пойду. И куплю, — Эркин немного смущённо улыбнулся. — А что покупать?

— Выпивку, закуску, — начала Маша. — Ну, что положено.

— Маш, — перебила её Даша. — За выпивку же… визу отберут. Ты что, забыла?

— Ах ты, чёрт, — растерялась Маша. — Что же делать?

Эркин посмотрел на Женю, но и она явно не знала ответа.

— Может… поговорить с комендантом? — предложила Даша. — Ведь такое дело, девятый день.

— Не разрешит, — покачала головой Маша. — Тут у каждого… своё найдётся.

— И не помянуть нельзя, — вздохнула Женя.

— Нельзя? — переспросил Эркин.

— В том-то и дело, — горько вздохнула Даша.

— Я… поговорю с остальными, — предложил Эркин. — Поспрашиваю. Хорошо, Женя?

— Хорошо, — кивнула Женя. — И я поговорю.

Приунывшие Даша и Маша встрепенулись.

— Ага, и мы.

— Чего-нибудь, да придумаем.

— Ну вот, — улыбнулась Женя. — Ты только, когда в город пойдёшь, скажи мне, ладно?

— Ладно, — кивнул Эркин. — Обязательно скажу.

За разговором они дошли до женского барака. Обычно, если Женя только не отправлялась стирать, Эркин шёл за ней в барак и, сидя в углу, чтобы не мешать, молча смотрел, как она шьёт или штопает. Но сегодня он, не заходя к ним, пошёл за баню.

Там, между баней и котельной, днём собирались мужчины. Даже вчера, когда, не переставая, моросило, толпились, а уж сегодня…

Не дойдя до бани, Эркин сообразил, что сигарет у него для серьёзного разговора мало. Но возвращаться в барак за сигаретным талоном а потом бежать в столовую… Нет, вон уже последние вышли, и уборщица запирает дверь. Всё, значит, до обеда. Да и заметили его уже.

Не меняя шага, Эркин подошёл и встал в общий круг. И по тому, как ему кивнули, принимая, понял: дополнительной прописки не требуется. Эркин вытащил сигарету, закурил, чтобы не ломать компанию, не выделяться, и стал слушать. Разговор шёл о войне, чего он совсем не знал, даже не всё сказанное понимал, больше так… догадывался. Слушал и ждал подходящего момента, чтобы вклиниться со своим вопросом.

Подходили, уходили. Эркин ждал. Возникла неизбежная в разговоре о войне тема погибших, и кто-то сказал:

— А полегло сколько? И помянуть их некому.

Эркин спросил:

— А как это… помянуть?

Ему ответило сразу несколько голосов:

— Так уж положено.

— По обычаю.

— Да, у нас, у русских, так уж заведено.

Эркин кивал, переводя взгляд с одного говорящего на другого. Пока всё сказанное сводилось к тому, что он уже знал от своих. Посидеть, выпить, поесть и вспомнить.

— А… спиртное обязательно? — осторожно спросил он.

— Да уж, тут святое дело.

— Это положено.

Эркин хотел напомнить про запрет на спиртное, но вспомнили и без него.