— И что? — глухо спросил Фредди. — Прикидываешь, сколько бы взял с Грина за… — он запнулся, не желая называть имя.

Но Джонатан понял и рассмеялся.

— Нет, Фредди. Грин бы его не купил. Он покупал ломаных, заряжённых ненавистью. А этот… ещё не смеет поднять руку на белого. Да я бы его и не продал. Сделал бы под себя.

Фредди усмехнулся. Пусть Джонни думает, что Эркин не может ударить белого, пусть. Но вслух сказал.

— Грина убили его же… подопечные?

— Да, — Джонатан посмотрел на Фредди и улыбнулся. — Они не стали дожидаться прихода русских и не пожелали сдаваться. Забаррикадировались в доме и отстреливались. Пришлось выжигать из огнемётов. Но они стреляли до последнего. Будем в Джексонвилле, покажу его дом. То, что осталось.

— Ни один не уцелел, Джонни?

— Я искал. Мне бы такой совсем не помешал. Но… — Джонатан развёл руками. — Пусто. И нашего бы я не продавал. Задёшево отдавать не хочется, а его подлинная цена слишком высока. Не злись, Фредди. Это чистая теория, сейчас такие комбинации невозможны.

— Да, — глухо ответил Фредди, — сейчас это невозможно.

Джонатану хотелось отпустить шутку насчёт того, что Фредди, пожалуй, рискнул бы купить его себе, но воздержался. У Фредди, похоже, тут личное отношение, не стоит дразнить. Не ссориться же им из-за индейца. Но парень, конечно, супер. И, видно, его прежние хозяева сами не понимали, каким богатством владели. Держать такого в скотниках — самого себя обкрадывать. Но кабы не было дураков, умным бы жилось совсем плохо.

И снова потрескивают в огне сучья, булькает закипающий чайник. И можно сидеть у огня, чувствовать, как уходит из тела усталость, и блаженно молчать.

— Кажется, обошлось.

— Сам говорил. Когда кажется, креститься надо. — Эркин отрывает от огня взгляд и смотрит на Андрея. — Заварил я кашу.

— У тебя другого выхода не было, — пожимает плечами Андрей. — Но меня ты зря выводишь. Двое против одного — сила.

— Тебе так на допрос охота?

— Дурак, — Андрей краснеет и разражается руганью. — Ты что думаешь, я так и буду смотреть, как тебя… Мне одного раза вот так, — он чиркает себя ребром ладони по горлу, — хватило. Под завязку.

— А что меня, — пожимает плечами Эркин. — Это был так, разговор. Он и не замахнулся ни разу, даже не заикнулся об этом. А как я стоял перед ним… Так рабу так и положено перед белым. Это-то пустяки.

— Ну, знаешь…

— Знаю. Стой покорно и на одну оплеуху меньше будет. Ладно, — Эркин взмахом головы откинул со лба прядь. — Хватит об этом, Андрей. Всё обговорили. Если что, этого и держаться будем. И не сбивай меня, ладно?

— Ладно, — нехотя согласился Андрей. — Ну, потреплемся ещё или спать ляжем?

— Давай спать, ни до чего сегодня.

— Давай, — Андрей встал. — Схожу, посвищу им, чтоб не колготились.

Эркин молча кивнул, собирая посуду. Когда Андрей вернулся от стада, он уже лежал и спал. И хотя они были теперь вдвоём, Андрей лёг не по другую сторону костра, а рядом.

ТЕТРАДЬ ПЯТНАДЦАТАЯ

Женя как-то совсем упустила, что близится День Империи. Она всегда считала дни не до праздников, а до ближайшего выходного. А уж сейчас… Да, конечно, она слышала все эти перешёптывания, намёки… но ей-то какое дело?! День Империи всегда был сугубо официальным казённым праздником, она не отмечала его тогда и не собиралась как-то отмечать сейчас.

Объявить День Империи нерабочим днём не рискнули, но всем работающим в конторе сказали, что они могут выйти на работу в любое время, показаться и уйти. Контора будет открыта, но работать не обязательно. А оплатят день полностью. И Женя пожалела, что такой режим не может быть круглогодичным. Её бы это устроило. Чтобы не ломать себе и Алиске привычный распорядок, она решила выйти из дома как обычно, но не спешить, на работе допечатать оставшиеся со вчерашнего дня два листа, а по дороге домой неспешно пройтись по магазинам. В честь праздника многие скинули цены, и грех не воспользоваться этим.

Женя шла привычно быстро и, когда её окликнули, недовольно нахмурилась.

— Доброе утро, Джен, — улыбающийся Рассел восхищённо оглядел её. — Куда вы так спешите? Сегодня праздник.

— Доброе утро, Рассел. И я вас поздравляю с праздником, — помимо её воли в голосе прозвучала ирония.

Улыбка Рассела стала ещё шире.

— Спасибо, Джен. Я вас тоже поздравляю. И всё-таки, куда вы спешите?

— На работу, — пожала плечами Женя. — Мне надо хотя бы показаться там.

— Отлично. Начальство ценит служебное рвение подчинённых. Позвольте проводить вас?

— Пожалуйста, — Женя лукаво улыбнулась. — Но сейчас утро, а вся опасность вечером, не так ли?

— Кто знает, Джен, — Рассел взял её под руку. — В наше время опасность может быть всюду. Везде и всегда.

— Ах, только не надо опять приплетать таинственного преследователя. Скажите попросту, что…

Женя на секунду запнулась, но Рассел мгновенно подхватил.

— Что вы мне нравитесь, Джен, и мне приятно идти с вами? Разумеется, это так.

— Я польщена, — засмеялась Женя. — Это так мило и трогательно.

Рука Рассела остановила её на углу, не дав выйти из переулка на Мейн-стрит. И прежде, чем Женя успела спросить, в чём дело, она увидела. По Мейн-стрит медленно ехали зелёные военные машины. Грузовики с солдатами.

— Однако, завидная оперативность, — пробормотал Рассел.

— Что? — посмотрела на него Женя. — Что вы сказали?

— Ничего, мысли вслух, — улыбнулся Рассел. — Ну вот, русские проехали, и мы можем идти.

Они пересекают улицу и снова идут переулками.

— Рассел, вы можете объяснить мне, в чём дело?

— Могу, Джен. Но не хочу.

— И всё-таки.

— И всё-таки не надо, Джен. У вас удивительное умение оказываться замешанной в дела, которые вас никак не должны касаться.

— Например? — обиделась Женя.

— Например, эта поездка в резервацию.

— Ну, Рассел, это нечестно. Меня вызвали к шефу и назначили переводчицей. Я ни во что не впутывалась и не вмешивалась, а исполняла свои служебные обязанности.

— Включая пикник на речном берегу?

— Рассел, вы ревнуете? — ахнула Женя.

— Нет, я просто испугался, когда узнал.

— Испугались? Чего?

— За вас, Джен. Не смотрите так грозно. Разумеется, индейцы бы не посягнули на вашу честь. Там было двое белых. Один из них, правда, русский, но не думаю, чтобы он позволил индейцам…

— Рассел, — перебила его Женя, — мне иногда кажется, что вы не совсем понимаете смысл сказанного вами.

— Возможно, Джен. Мы все не всегда понимаем сами себя.

— Мы пришли. — Женя остановилась и подала ему руку. — Вот моя контора…

Далёкий многоголосый крик заставил её замолчать и обернуться в ту сторону.

— Всё-таки не удержались, — Рассел досадливо мотнул головой. — Идиоты.

— В чём дело, Рассел?

— Ни в чём, Джен. Мы пришли. Идите и работайте. Просто сидите в своей комнате. Я приду за вами.

Рассел говорил короткими рублеными фразами. Неожиданно проявившиеся командирские нотки в его голосе заставили Женю подчиниться.

Дверь конторы была открыта. Но коридоры пустынны. Никого и в их комнате. Было солнечно и уже душно. Женя решительно распахнула окно и вышла набрать воды. Цветы, разумеется, вечером никто не поливал, уборщица всегда заявляла, что это не её работа. А Этель подозревала, что она во время утренней уборки курит, а сигареты гасит в цветочных горшках. И они завели вскладчину свою маленькую леечку.

Когда Женя вернулась из туалета с полной леечкой, крики на улице стали громче. И она подошла к окну закрыть его. Поставила леечку на подоконник и взялась за створку. И тут странный шорох отвлёк её. Она оглянулась и застыла.

В узком простенке между шкафами стоял человек.

Высокий молодой мулат. С пышной кудрявой шевелюрой. В рваной, залитой кровью рубашке. Он изо всех сил вжимался в стену, стараясь стать как можно незаметнее. И когда Женя посмотрела на него, и их глаза встретились, он как-то странно всхлипнул и осел, сполз на пол, встав на колени.