— Так чего же ты скис, приятель?

— Он боится, что мы уведем его любимую девочку… Так, Том?

Том смешно замотал головой. Его трясло. Каждое пустое шутливое слово обжигало его сейчас как раскаленное железо, он даже не вникал в их смысл, только вздрагивал при звуках знакомых голосов.

«Ну почему я должен это делать? Ну почему?» — мучительно напрягался он, продолжая прятать взгляд.

Двери бара распахнулись, выпуская наружу особый запах, какой можно встретить только в маленьких ресторанчиках и заведениях еще более мелких, сладковатый, кофейный, винный, впитавший в себя и пары алкоголя, и вонь дешевой косметики, и запахи человеческих тел. Трудно поддающийся описанию, он придает таким местам особый колорит, приманивая одних и отпугивая других. Спутники Тома принадлежали к первой категории.

Выданный ветерком аванс полностью оправдывался и внутри бара: за стойкой блестели разноцветные бутылочные бока, выкрашенные в немыслимые цвета волосы молодых, но уже потасканных девиц торчали над открытыми плечами и нарисованными личиками. Отдыхающие здесь дамы были вульгарны и раскрепощены, мужчины — грубы и мускулисты. И те, и другие хорошо вписывались в общий стиль.

Тупо глядя прямо перед собой, Том проследовал к стойке. Пехотинцы прошли вслед за ним, немного удивляясь слишком обильному встречному движению: можно было подумать, что с их приходом большинство завсегдатаев решило проявить благородство и поскорее уступить новым гостям свои места.

Хотя Том смотрел только на затоптанный, потерявший первоначальные фактуру и цвет пол, от его глаз не укрылось быстрое опустение бара, и, прежде чем его «приятели» успели обратить на это внимание, он снова забормотал, глотая буквы, звуки и целые части слов:

— Сюда, идите… эт… оно. Бармен!

В интонациях, с которыми было произнесено последнее слово, звучало отчаяние.

Над стойкой появилась ухмыляющаяся рожа:

— Что желаете?

— Нам… нам… — замялся Том, чувствуя, как у него начинает отниматься язык. — Это… я всех…

Его уши начали медленно багроветь.

— Налей всем понемногу, — перебил его Эдди и облокотился на стойку, начиная искать взглядом свободную красотку.

Он был готов поклясться, что только что видел не одну, — но ни возле стойки, ни на соседних столиках искомый объект не обнаружился. И яркие платья, и голые ноги, и обесцвеченные кудряшки и вихры — все куда-то подевалось. Вместо них перед глазами возникло угрюмое квадратное лицо местного амбала. В сопровождении еще нескольких парней малопривлекательного вида он вошел в бар, поигрывая полушариями мышц, протопал к стойке, расталкивая мощными локтями случайных встречных (теперь из бара уходили все, даже собиравшиеся в нем остаться поддались общей тенденции к бегству), и остановился перед пехотинцами, выпячивая вперед и без того выступающую тяжелую нижнюю челюсть. Из полурасстегнутой джинсовой безрукавки виднелась волосатая грудь с довольно выразительным рельефом.

— Эй, вы, дайте мне пару долларов на чашку кофе, — мрачно предложил он, по-бычьи наклоняя голову вперед. Стоящий рядом блондин с изящными локонами вокруг испитой и плохо выбритой физиономии оскалился.

— Прошу прощения, сэр, — сдержанно отозвался Эдди. — Но вы, наверное, ошиблись адресом. Мы не туристы — мы морские пехотинцы.

Квадратная челюсть выдвинулась вперед еще больше: амбал думал.

— Ну и что? — сказал он наконец, извлекая из памяти реплику, способную вернуть разговор к первоначальному сценарию. — Все равно вы американцы, значит, у вас должны быть деньги.

Парни за его спиной начали перегруппировываться, стараясь занять более выгодную позицию для драки.

— Не понял… — проговорил Эдди.

— Это что — ограбление? — поинтересовался его спутник-негр.

И без того худое лицо Тома вытянулось, он часто задышал, стараясь справиться с подступившей тошнотой. В этот момент он был на грани обморока.

Кто-то пихнул его в плечо. Том завертел головой и, держась рукой за стойку, начал отходить в сторону.

— Эй, ребята…

Эдди не договорил: амбал зарычал и двинул его в челюсть. Почти машинально пехотинец дал сдачи; в то же самое время тип в клетчатой рубашке сцепился с негром.

Некоторое время в баре были слышны только глухие удары и отдельные сдавленные вскрики: то кто-то из пехотинцев получал слишком болезненный удар, то местные жалели костяшки своих пальцев.

Том дошел до выступа в стене и спрятался за него, с болью наблюдая за происходящим.

«Бедные ребята… — повторял он про себя. — Ну что за скотская у меня жизнь?»

Кулаки амбала весили, наверное, около тонны — Эдди хватило сил выдержать всего несколько ударов, затем в его глазах все начало двоиться, троиться и наконец, пройдя короткую стадию искрящегося тумана, погрузилось во тьму. Пехотинец упал на стойку и сполз по ней к грязным башмакам амбала.

Его друг еще держался. Его противники были несколько слабее, и силы уравнивались. Правда — ненадолго: численный перевес нападавших все же брал верх. Пехотинец лягнул одного, в то же время сзади на него прыгнули блондин и «клетчатая рубашка». Освободившийся амбал сделал шаг вперед, стал перед вырывающимся пленником, задумался на миг, и на его лице появилась туповатая улыбка. Кулак вознесся в воздух и, описав дугу, нанес негру хук в челюсть.

Том зажмурился. «Скорей бы все это закончилось… я больше не могу, я не выдержу», — взмолился про себя он.

После нескольких ударов пехотинец сделался «тряпочным». Амбал посмотрел на свой кулак, подул на его и разжал пальцы.

Казалось, все было кончено, но нет: на самом деле действие только начиналось.

По знаку амбала открылась вторая дверь, ведущая в дворы, отличавшиеся в этом квартале своей запутанностью и грязью. На пороге возник некто в черном. По довольно просторному (чтобы не сковывать даже самые неожиданные движения) комбинезону были разбросаны лямки, веревки и прочие крепления, удерживающие мешочки, карманчики; черный шлем с черной полумаской закрывал большую часть лица, на ногах странного посетителя можно было видеть черные ботинки с раздвоенным у большого пальца мыском. Ниндзя вошел в комнату, за ним появился второй, затем и третий. Шайка расступилась с почтением, которое внушает таким людям сила.

Том на секунду открыл глаза, судорожно втянул в себя воздух и снова зажмурился.

Ниндзя наклонились над телом лишившегося сознания пехотинца. Второго поволокли к выходу местные сявки, для того чтобы передать его свободным ниндзя уже во дворе.

Амбал с ухмылкой, приобретшей какой-то рабский оттенок, проводил их взглядом и обернулся в сторону Тома. Тот стоял, держась рукой за стену, — бледный, жалкий…

— Ты молодец, Томми, — рыкнул амбал, подходя к нему. — Молодец!

Томми вздрогнул и передернул плечами, и этот жест можно было понять как угодно. Его жалкое состояние, видно, забавляло амбала — тот подвел трясущегося Тома к стойке, плеснул ему в забытый кем-то бокал виски и ткнул в руки.

— На, выпей.

Том неопределенно кивнул и быстро заглотнул обжигающую горло жидкость.

Ему было мерзко и стыдно, ему казалось, что весь мир теперь смотрит на него осуждающими глазами и тычет невидимыми пальцами: «Вот он, негодяй».

Он сильно преувеличивал: на него смотрела лишь одна пара глаз — больших, любопытных, немного раскосых, но и она не осуждала, а просто наблюдала, внимательно впитывая в себя каждую подробность вершащегося в баре темного дела.

Когда ниндзя исчезли и большая часть наемной шпаны тоже убралась из помещения, из-за игрального автомата высунулась голова, до лба прикрытая кепкой. Голова принадлежала мальчишке.

Свидетель устроился поудобнее на своем «наблюдательном пункте» и подождал, пока амбал выведет из бара шатающегося Тома, затем вылез наружу и быстро подошел к двери, чтобы продолжить слежку.

Возле двери на большом бумажном прямоугольнике, словно насмехаясь над неудачливыми посетителями, красовалась надпись: «Сегодня у нас спецобслуживание».

Едва ли не в каждом уголке земного шара, где хоть изредка пользуются английским языком в любой из его модификаций, можно отыскать местечко, кичливо носящее название Парадиз. Что поделать: не надеющийся достичь царства небесного всегда старается заполучить себе рай хотя бы на земле.