Удалившись на покой, ее родители старались не отказывать себе в небольших удовольствиях. Их одежда выглядела подчеркнуто модной и дорогой, а такие увесистые серебряные серьги в Нью-Рошели носили только сторонницы либерального крыла партии демократов. По сравнению с ними наряд Дорис и Хью Бекли выглядел невзрачным, хотя, без сомнения, был столь же дорогим.

Лэйни послала всем четверым общий воздушный поцелуй, надеясь, что этим и ограничится. Однако Элен Вульф думала иначе: она заключила дочь в такие тесные объятия, что та едва не задохнулась.

— Дорогая моя, через что тебе пришлось пройти за последние дни!

Дорис бросила на нее испепеляющий взгляд, в котором читалось: это мне пришлось пройти Бог знает через что! Элен ничего не заметила, а Лэйни мысленно пожала плечами. Бекли и Вульфы никогда не чувствовали себя непринужденно друг с другом.

Торопясь высвободиться из материнских объятий, Лэйни поздравила себя с тем, что ей не нужно развлекать всю компанию: Тим ждал у стоматолога, а Райли — в школе.

— Как жаль, что вы не предупредили о своем приезде, — сказала она, обращаясь ко всем сразу. — Мне нужно бежать. Дети ждут.

— Это совершенно ни к чему! — ухватилась за ее слова Дорис Бекли. — Мы с Хью съездим за ними.

«Что ж, — утешила себя Лэйни, — пара родителей все же лучше, чем четверо».

— Это будет так мило с вашей стороны, — ответила она, улыбнувшись почти искренне. — Давайте я объясню вам, как доехать.

— Мы прекрасно знаем город, — с достоинством заметил Хью, обменявшись с женой обиженным взглядом. — Назови только адрес.

Лэйни проводила Бекли до двери и подождала, пока машина тронется. Открывая дверцу для жены, Хью отпустил вполголоса какой-то комментарий, но Лэйни была слишком занята своими мыслями, чтобы вслушиваться. Она вернулась в кухню и села напротив родителей, чувствуя себя обвиняемым, в лицо которому направили яркий электрический свет.

Посыпались вопросы. Сколько еще она намерена оставаться в Медоувью? Чем занимается, и поподробнее? Как ухитряется и работать, и возиться с детьми? Уж не поэтому ли у нее такой усталый вид? Когда она намерена приехать в гости? Лэйни не удалось даже открыть рот, пока она не замахала руками.

— Дайте передохнуть! Мне нужно кое-что вам объяснить.

Элен откинулась На стуле и посмотрела на мужа, как бы говоря: вот видишь, я была права, что она о чем-то умалчивает.

— Я — опекун Тима и Райли. Я переехала сюда, чтобы заботиться о них и вести хозяйство, — начала Лэйни, увидела, как вытянулись лица родителей, и добавила, больше по инерции: — Я только что из нотариальной конторы… насчет завещания…

— Как могла Фэрил так поступить с тобой? — возмутился Сол Вульф.

— Что значит «поступить со мной»? Мы решили это вместе, давным-давно!

— Решили? Глупейшее решение! — вступила в спор Элен. — У тебя есть своя жизнь, и ты даже еще не замужем.

— Да, я не замужем! Ну и что? — не выдержав, крикнула Лэйни.

— Мать только хочет сказать, что мы любим тебя и хотим тебе добра, — примиряюще сказал Сол, наклоняясь через стол и беря руку Лэйни. — Тебе давно пора иметь мужа и своих собственных детей. Неужели ты хочешь провести всю жизнь, воспитывая чужих?

Лэйни поняла, что больше не выдержит, и резко поднялась.

— А теперь послушайте меня. Я — крестная мать Тима и Райли и их опекун. Так что лучше привыкайте считать их моими детьми!

Она обвела безмолвных родителей гневным взглядом и пошла к двери.

— Простите, что оставляю вас, но у меня полно дел, — бросила она через плечо. — Я все еще работаю на «Карпатию», а вечерами приходится заниматься с детьми. Если хотите остаться на ужин — ради Бога. Я спущусь через несколько часов.

Когда она поднималась по лестнице, родители спорили, но ей было не до них. Она не понимала, отчего так вспылила. В словах родителей было достаточно правоты. Еще чуть больше нагрузки — и ей придется бросаться за помощью с криком «Мама!».

Глава 15

— Еще по одной! — крикнул бармену Джексон Фрай, репортер, в течение трех лет работавший в Лондоне вместе с Пенном.

— Нет уж, с меня хватит, — Пенн спрыгнул с высокого табурета и едва удержал равновесие. — Пора на работу. Надо пересмотреть уйму материала, а потом еще встреча с Саритой…

— Десять лишних минут ничего не решат.

— Можешь выпить мою порцию, — усмехнулся Пенн, поворачиваясь, чтобы уйти.

— Я-то выпью, но запишут ее на твой счет! — крикнул ему вслед Джексон.

— Само собой!

Лавируя между посетителями, Пенн направился к выходу из тесного прокуренного бара, давно превратившегося в забегаловку для сотрудников лондонского агентства телевизионных новостей. Всегда забитый до отказа, темный и мрачный бар с его простецкой деревянной мебелью казался Пенну Бекли уютнейшим местом в мире.

Он мог бы разбогатеть, если бы опускал в копилку монетку за каждую выпитую у «Энди» рюмку. Впрочем, если бы он не тратил денег на выпивку, разбогатеть удалось бы куда скорее, подумал Пенн, проталкиваясь на улицу и застегивая молнию «косухи». Он улыбнулся, пожав на ходу плечами. Что такое деньги в конце концов? Куда важнее заниматься любимым делом (единственным, что никогда не подводит, что придает жизни смысл), проводить долгие, порой бессонные часы за работой и получать за это лучшую из премий: хорошую тусовку с коллегами в любимом баре, за бутылкой и никогда не иссякающими историями из прошлого. Обычно он загружался под завязку и влипал в неприятности, но это тоже относилось к радостям жизни, а не к ее минусам.

В шесть часов вечера на улице было уже совсем темно. Пенн прибавил шагу, поглубже засунув руки в карманы и ежась от ледяного ветра. Идти было недалеко: агентство находилось совсем рядом.

Внезапно он остановился, вспомнив, что забыл дома все бумаги для работы над проектом нового бюджета. Они так и остались лежать на столике в прихожей. У него никогда не получалось работать дома, поэтому ничего не оставалось, как вернуться за бумагами и заново тащиться в офис.

— Черт возьми!

Замерзший и раздраженный, Пенн поспешил к припаркованному перед агентством черному «остину». Ключей в кармане не было. Куда они могли запропаститься? Ветер, казалось, набрал силу и посвежел, пока Пенн шарил по карманам, ссутулившись у машины. Теперь он жалел, что не выпил хоть на рюмку меньше: его состояние не слишком располагало к тому, чтобы вести машину.

Ключи оказались в заднем кармане брюк. Вставить их в замочную скважину удалось не сразу, но в конце концов Пенн уселся за руль и дал газ, проклиная погоду, лишнюю рюмку и идиотское стечение обстоятельств. Машина как будто слушалась, и он не удосужился снизить скорость, поворачивая за угол.

Свет фар выхватил из темноты женщину с мальчиком лет пяти. Они появились из-за угла почти перед самым носом «остина», держась за руки и явно направляясь через улицу. Пенн вдавил тормоза до отказа и вывернул руль вправо, насколько смог. Взвизгнули шины, машина пугающе накренилась и каким-то чудом проскочила в паре дюймов от мальчика. Потом она выскочила на тротуар, и навстречу Пенну с ужасающей скоростью понесся черный фонарный столб. Последовал удар, сопровождаемый тошнотворным скрежетом железа. Инерция рванула Пенна вперед, но ремень выдержал, отшвырнув его на сиденье.

Наступила тишина. Какое-то время он сидел неподвижно, изо всех сил сжимая руль и ощущая только тяжелые толчки крови в висках, потом неловко повернулся и посмотрел в заднее стекло. Женщина стояла с открытым ртом и вытаращенными глазами, прижимая к себе ребенка.

Ощупав ноги и голову, Пенн убедился, что не ранен. Сердце билось в диком паническом ритме. Отстегнув ремень, он почти вывалился из машины, кое-как выпрямился и повернулся к женщине:

— С вами все в порядке?

— Псих ненормальный! — пронзительно крикнула та, быстро переходя от ужаса к ярости. — Ты что, нажрался, что ли? Чуть не убил нас, кретин проклятый!

Мальчик, до этого шмыгавший носом, разразился слезами.