Холмс работал рука об руку с Франсуа ле Вилларом, французским детективом, уроженцем Бретани, который так им восхищался, что двумя годами ранее перевел на французский несколько его монографий[58]. Но, невзирая на всех их усилия, исчезновение Лепренса так и осталось тайной.

Лепренс мог покончить жизнь самоубийством, хотя, казалось бы, не имел к тому никаких причин. Холмс и ле Виллар узнали лишь, что изобретатель был воодушевлен перспективой успешного завершения своих экспериментов. И, что еще важнее, ни им, ни французской полиции не удалось найти тела.

Возможно, Лепренс пал жертвой конкурента, который знал, что француз вот-вот обойдет его с публичным просмотром, но опять же сыщики не нашли никаких тому доказательств. Лепренс словно бы растворился в воздухе.

Холмс редко упоминал это дело в преклонных годах, но отголосок его, возможно, слышится в упоминании о судьбе Джеймса Филлимора, который «вернулся как-то раз домой за оставленным зонтиком и пропал без следа»[59].

Одна забота, которая могла усугубить беспокойство Холмса, теперь отошла в прошлое. Ко времени вступления в новое десятилетие Холмс, по собственному признанию, обрел финансовую обеспеченность. Канули в прошлое дни на Монтегю-стрит, когда он нетерпеливо ждал дел, какими бы мелкими и незначительными они ни были, чтобы разогнать скуку и пополнить кошелек.

О каких делах говорит Холмс? Судя по другим записям Уотсона, можно предположить, что и скандинавская монархия, и Французская республика к услугам детектива прибегали дважды. Действительно, он выследил Юрэ, прозванного Убийцей с Бульваров, за что получил «благодарственное письмо от французского президента и орден Почетного легиона», вскоре после трехлетнего отсутствия, и это расследование будет рассмотрено в одной из следующих глав.

Уотсон впервые упоминает короля Скандинавии в «Знатном холостяке», где описывает, как Холмс поставил на место лорда Сент-Саймона словами «моим последним клиентом по делу такого рода был король». Когда Сент-Саймон спрашивает какой, Холмс отвечает: «Король Скандинавии».

Это произошло за три года до «Последнего дела Холмса», поэтому случай нельзя рассматривать как «недавний». Иными словами, Холмс оказывал услуги «королевскому дому Скандинавии» в двух различных случаях.

Но кем был этот «король Скандинавии»? Королевства Скандинавия никогда не существовало. Здесь Уотсон прибегает к одному из наиболее прозрачных иносказаний, за которым проглядывает фигура Оскара II, правившего в то время двумя скандинавскими странами – Швецией и Норвегией.

Родившийся в 1829 году, Оскар взошел на трон в 1872 году. Подобно многим монархам того времени, он слыл волокитой, хотя имел жену и несколько детей. И, опять же как многие венценосцы, прошлые и нынешние, особое влечение Оскар питал к молоденьким актрисам.

В 1888 году король посетил Лондон, официально для встречи с премьер-министром лордом Солсбери, а на самом деле – для консультации с Холмсом, в котором испытывал более настоятельную нужду.

Одна из былых пассий Оскара, оперная дива Мари Фриберг, вознамерилась преследовать его. Она владела письмами, в которых пылкий Оскар расточал ей вполне недвусмысленные комплименты, и грозила ознакомить с ними широкую публику.

Холмсу пришлось отправиться в Швецию, чтобы склонить актрису к молчанию. Это ему удалось, но два года спустя письма – или по крайней мере одно из них – всплыли снова.

Мари неразумно позволила новому любовнику, прожженному политикану по фамилии Олафссон, ознакомиться с наиболее откровенными billet-doux[60] Оскара, и Олафссон быстро понял, какую из них можно извлечь выгоду.

Холмса снова призвали для спасения попавшего в неловкое положение Оскара. Сохранившиеся свидетельства позволяют предположить, что сыщик отплатил Олафссону той же монетой, раскопав неприглядные тайны в прошлом самого политика.

Сходство между затруднениями шведского короля и проблемой князя Александра Баттенбергского столь велико, что, возможно, при написании «Скандала в Богемии» Уотсон соединил элементы обоих дел, чтобы создать повествование, которое, на его взгляд, не поставит в неловкое положение ни одного монарха.

(Странно, что галантный доктор как будто не опасался повредить репутации покойной Ирэн Адлер. Возможно, он полагал, что из истории с «королем Богемии» она вышла с честью и не возражала бы против оглашения ее имени, даже будь она жива.)

В 1880-х не только у скандинавского монарха были причины хвалить Холмса и его таланты. Сыщик не менее успешно выполнил важное поручение правящей семьи Голландии, столь деликатное, что он не мог поверить его детали Уотсону.

Дела такой деликатности, когда они затрагивали королевских особ, обычно касались неуместных любовниц и тайных похождений. Должно быть, по-монашески целомудренный Холмс временами весьма неодобрительно взирал на сексуальные аппетиты сильных мира сего.

Несмотря на прочие тревоги и разъезды того года, по большей части свою энергию Холмс в 1890 году отдавал непрекращающейся погоне за Мориарти. Заговор 1887 года, призванный сделать празднества по случаю Золотого юбилея подмостками для зрелищного убийства, был сорван. Тем не менее ирландец все еще представлял собой серьезную угрозу, и братья Холмс по-прежнему были им одержимы.

Невзирая на свою преступную деятельность, Мориарти не оставлял и науку. Среди широкой публики он пользовался репутацией гения математики, а не преступного мира. Для всех, помимо тех немногих, что знали о его тайной жизни, он был знаменит главным образом как прославляемый автор «Динамики астероида», которая, согласно Холмсу, «восходила до таких изысканных высот чистейшей математики, что во всей научной прессе не нашлось ни одного человека, который рискнул бы ее критиковать»[61].

Продолжая свои исследования астероидов, Мориарти регулярно переписывался с французским астрономом Огюстом Шарлуа[62], который вел наблюдения в обсерватории Ниццы и в конце 1880-х годов открыл десяток астероидов.

Узнав об этом, Холмс написал Шарлуа весной 1890 года и даже съездил в Ниццу, чтобы расспросить ученого. Но француз не мог пролить свет на далекую от науки деятельность своего корреспондента.

Холмсу оставалось лишь попросить Шарлуа, чтобы тот известил его, если Мориарти вновь поддастся искушению поговорить об астрономии с одним из немногих людей, способных сравниться с ним в эрудиции.

Бывший куратор Майкрофта из Крайст-Чёрча, математик Чарльз Доджсон, также поддерживал контакт с Мориарти. Это удивляет, поскольку Мориарти пренебрежительно относился к талантам Доджсона-математика.

«Даже к лучшему, что у нашего друга Доджсона есть в колчане и другие стрелы и что он может выдумывать сказки про белых кроликов и магические микстуры, – однажды написал он своему корреспонденту в Германии, – ибо его познания в высшей математике слишком уж скудны».

Доджсон, зная об интересе бывшего студента к математику-ренегату, передавал Майкофту подробности своей скудной переписки с Мориарти, но это не слишком помогало братьям Холмс.

Они все еще не знали наверное ни местопребывания Мориарти, ни его планов на будущее. С наступлением нового десятилетия проблемы, доставляемые неугомонным ирландцем, не давали им покоя. И в начале 1891 года они решили, что назрела необходимость радикального решения.

Глава девятая

«Два года я путешествовал в Тибете»

Убил ли Холмс Мориарти у Рейхенбахского водопада? Что Мориарти встретил там свою смерть, не вызывает сомнений, но была ли она кульминацией тщательно продуманного плана? Многим эти вопросы покажутся извращенным домыслом.