– Ничего достойного. Или даже осмысленного. Но ей нравится сопротивление, по крайней мере на данной стадии. Я мог бы мгновенно справиться с ней, если бы решил, что от этого будет польза. Но ты, Нелл! – Он повернулся ко мне, озабоченно нахмурив лоб: – Один на один с этим мясником! Что произошло?
– Он явился, качаясь и мыча. Пил из этой бутыли. И меня заставил пить.
Адвокат подошел ко мне и неловко похлопал по плечу:
– Нелл, если бы ты позвала, я бы мигом пришел на помощь.
– А как же Татьяна? Вряд ли ей по вкусу, когда ее оставляют ради других.
– Все равно лучше было позвать. Ей бы не понравилось, что ее ручной зверь заинтересовался тобой. Пусть бы они ругались друг с другом. Больше он ничего не сделал, только напоил тебя против воли?
– Он, хм, покушался на рубашку, которую ты мне принес, Годфри. Ты уж прости, но она, кажется, порвалась.
– Ах, мерзавец!
Адвокат отвернул край моего – точнее, своего – покрывала, чтобы оценить нанесенный урон. Наша совместная инспекция позволила определить, что прочное британское полотно выстояло против натиска дикаря.
– Нелл, я до крайности сожалею, что все так вышло. Если бы я только знал, как сбежать прямо сегодня!
– Все обошлось, Годфри, не терзайся. Во время этого странного… покушения мне пришла в голову мысль об удивительном его сходстве с тем моментом, когда меня похитили в Париже. Те же звериные жесты, тот же застывший, безумный взгляд. Как ты думаешь, может ли один человек превратиться в другого? Я знаю, что в Париже на меня нападал Джеймс Келли, причем два раза. Но это существо здесь, в Трансильвании, так напоминает его, будто они единоутробные братья. Или один и тот же человек, принимающий разные обличья.
Годфри присел на корточки, чтобы обдумать мои слова. Я была рада, что, предоставив пищу для размышлений, отвлекла его от терзаний по поводу испытанных мною неприятностей. Кому захочется, чтобы его минуты унижения застревали в памяти людей, пусть даже самых близких.
– Полагаю, ты говоришь о метаморфозах, Нелл, – наконец произнес адвокат. – Это греческая идея.
– Как и многие другие причудливые идеи.
– Или мифические. Метаморфоза подразумевает превращение человека в цветок или животное, обычно по желанию богов с горы Олимп. Тем не менее сюжет настолько впечатляющий и древний, что впору задуматься, не было ли для него исторической основы.
– Возможно, я просто повстречалась с универсальным злом.
Годфри обратил на меня свой светлый взгляд – в котором не было ничего гипнотического, только сердечная теплота, – и улыбнулся:
– Зло универсально для любых стран и веков, тут не поспоришь. И все же я рад, что ты в порядке.
– Как же иначе?
Я уже согрелась и сумела сесть абсолютно прямо, не опираясь на спинку кресла и без дрожи.
В задумчивости я посмотрела на разбитый сосуд, лежащий посреди комнаты:
– Ирен придавала большое значение винным бутылкам, которые мы находили в подземельях Парижа. Интересно, может ли и этот сосуд о чем-нибудь сообщить нам? Шерлок Холмс особенно ценил пробки, хотя тут ее нет. Но вдруг и здесь удастся почерпнуть какие-то сведения?
– Я не знаю, Нелл, – отозвался Годфри, – но можно попробовать поискать.
– Замечательно. Могу сообщить, что внутри была весьма крепкая субстанция, способная превратить человека в медведя.
Годфри кивнул и наклонился, чтобы подобрать посудину. И едва он взял ее, с горлышка отвалилось несколько чешуек воска.
И тогда я поняла, что благодаря уловке, призванной хоть чем-то занять друга, чтобы он не думал о моих недавних испытаниях, мы нашли универсальную истину, такую же всепроникающую, как чистое зло.
Перед нами был набор тех же декораций и персонажей – грубо изготовленные бутыли, дикие люди и труднодоступные места с глубокими подземельями, – что и в Париже, когда там повторились лондонские убийства.
В этот момент я решила, что мы должны бежать из замка как можно скорее.
Глава тридцать седьмая
На страже королевских интересов
Не надейтесь на князей, на сына человеческого, в котором нет спасения.
На следующее утро я проснулась в гостиничном номере. Голова была переполнена воспоминаниями, которые, как обрывки сна, наползали друг на друга. Разум пытался отогнать их прочь, но видения и запахи проникали обратно через каждую щель.
Темнота, дождь, смешавшийся с кровью и вином; вонь нечистот и кладбищенских останков; сухой, всепроникающий запах старой, слежавшейся земли, служащей приютом мертвецам и крысам.
Я уставилась в потолок, обильно покрытый лепниной, напоминавшей замысловатые завитушки на торте. Вид этот абсолютно не соответствовал образам, проплывавшим перед моим мысленным взором.
– Джеймс Келли, – пробормотала я.
Он перестал попадаться у нас на пути с Нойкирхена – если только не подозревать его участия в подземных оргиях. Неужели обойщику мебели пришлось тащиться через всю Европу просто ради того, чтобы сбить нас со следа?
Ирен уже сидела за столом во вчерашнем мужском костюме. Точнее, кажется, она вовсе не ложилась.
– Ты проснулась, Пинк? – спросила она, не оборачиваясь. – Одевайся скорее.
Иногда мне кажется, что у нее есть глаза на затылке. Наверняка здесь играет роль ее богатый театральный опыт.
– Мы снова отправляемся в подземелья?
– Совсем напротив. – Наконец наставница соизволила взглянуть на меня: – Квентин выхлопотал нам аудиенцию во дворце.
Я поднялась и босиком, в ночной рубашке, подошла к примадонне. На столе, поверх карты Праги, лежала помятая телеграмма.
– Он не приедет, – объявила Ирен, не поднимая головы; голос был напряжен как струна. – Разумеется, сам он ничего не пишет, для этого у него есть брат.
Я наклонилась и заглянула в телеграмму; Ирен, судя по всему, была не против. «ВАШ ЗАПРОС НЕВЫПОЛНИМ. Ш. Х. ЗАНЯТ ЗДЕСЬ И НЕ МОЖЕТ УЕХАТЬ НИ ПО КАКОЙ ПРИЧИНЕ. ОБХОДИТЕСЬ СОБСТВЕННЫМИ СИЛАМИ. М. Х.», – прочитала я и заметила:
– Довольно жесткий отказ.
– Не сомневаюсь, что в Лондоне «Ш. Х.» проводит повторное изучение дела Потрошителя, чего не случилось бы без наших парижских находок. Лондон – это остывший след. – Она отодвинула телеграмму. – Но если Шерлок Холмс и его сановный братец предпочитают терять время в Уайтчепеле… тогда мы, конечно, обойдемся без них. – Ирен дружелюбно посмотрела на меня: – А ты соня. Сейчас почти одиннадцать, а в двенадцать нас ждут в Пражском Граде.
– Господи! – только и смогла воскликнуть я, поскорее собрала свою одежду и поспешила к умывальнику. – Счастье, что мне не надо думать о наряде. Пора снова облачиться в клетчатое платье.
– А мне самое время изобразить чопорную даму. Король и представители Ротшильдов ожидают скромности и серьезности. Квентин присоединится к нам во дворце.
– А Брэм? – спросила я из-за ширмы.
– Он уже мчится на поезде в Трансильванию. Наш бродяга лучше себя чувствует на природе, и я попросила его как следует разобраться с подозрительным замком.
Я вышла из-за ширмы, заправляя блузку:
– Так ты от него избавилась! Значит, мистер Стокер больше не подозреваемый?
– Хоть его увлекательные истории и полны кровавых подробностей, его можно подозревать не более прочих английских мужчин, вступающих в унылые браки с унылыми женщинами и потом уныло изменяющих им в борделях. Ты ведь, наверное, навидалась таких бедолаг. Что ты о них думаешь?
– То же, что и ты. – Я подошла к столу. – Именно поэтому и поклялась никогда не выходить замуж. Жуткая тоска, причем для обеих сторон, и если нет никакой денежной выгоды, то и вовсе пустая трата времени. Кроме того, у меня масса других дел. Кстати, о делах: если у тебя больше не осталось в запасе засохших пятен крови и таинственных надписей на стенах, мне пора вернуться в Лондон и оттуда в Штаты.
– Ты все еще надеешься попутно выманить что-нибудь у Шерлока Холмса, Пинк?