Изменить стиль страницы

– Что касается пути, на который вы решились, но пока не особо его стыдитесь, к несчастью Нелл, – возможно, сначала надо встретить множество недостойных джентльменов, чтобы распознать достойного.

Я покраснела. Ничего не могу с этим поделать. Я с детства заливалась краской, даже не испытывая стыда. Причем я ненавидела эту реакцию организма всю свою жизнь, но она оказалась весьма полезным качеством. Женщину, неспособную краснеть, сложно недооценивать, а быть недооцененной – это мое главное оружие в мире, полном недостойных джентльменов и даже некоторых недостойных леди.

Я с шумом захлопнула книгу.

– Прояснилась одна ужасная вещь. Джек-потрошитель – не выдумка. Он реален. Обычный преступник, помоги нам Господи. Признаюсь, я и раньше видела его тень в домашних деспотах, аферистах, во всех низких и развратных мужчинах, но никогда в столь смертоносной форме.

– Если он не один в своем роде, вам должно быть очевидно кое-что еще.

Я задумалась. Хотя я продолжала вести себя как ни в чем не бывало, прочитанное до сих пор вызывало у меня внутреннюю дрожь, тем более что каждая новая жертва была похожа на меня все сильнее. Однако Ирен нащупала нить разгадки, и будь я проклята, если мне не хватит ума понять ее.

– Если он не один в своем роде, – повторила я медленно, словно доказывая математическую теорему, – есть причина и шаблон его поведения. И об этом говорится в книге. Если он… не единственный, значит – если знать, как на это смотреть, – его действия можно предсказать.

– Браво, Пинк! Каждый, кто приближался к Джеку-потрошителю, воздвигал его на пьедестал как самого ужасного монстра, которого когда-либо видел мир. Но он лишь последний по счету монстр, которого видел мир. Как только мы осознаем это, мы поймем, что он не так уж непобедим.

– И вы думаете, что мы, две женщины… три женщины, можем поймать его?

Наши глаза встретились: шутки закончились.

– Думаю, мы должны его поймать, потому что никто больше этого не сделает.

Нелл вернулась к нам через час. Ее ключ скребся в замке, словно коготки изгнанного из комнаты пуделя.

Ирен бросила на меня взгляд и побежала открывать дверь.

Нелл ворвалась в гостиную, как тот самый воображаемый пудель. На этом сходство и закончилось, хотя ее шляпка была повязана немного криво, а щеки – то ли от свежего воздуха, то ли от волнения – горели тем густым оттенком, из-за которого я получила свое детское прозвище. Ее руки были голыми – перчатки, что она надела утром, висели на поясе в специально предусмотренном для них кольце.

Не говоря нам ни слова, она прошла к столу и с шумом швырнула на него свой портфель из искусственной кожи.

Я никогда раньше не видела ее такой хорошенькой; она выглядела лет на десять моложе, совсем как школьница.

– Ох, Ирен, я писала всю поездку в омнибусе от самой гостиницы «Бристоль», стараясь ничего не упустить. К счастью, у меня прекрасная память еще с дней в Темпле с Годфри.

– Дней в Темпле с Годфри? – спросила я, изумленная фразой.

Она замолчала, отцепляя маленький блокнот в серебряной оправе от цепочки на поясе.

– Скорее! Мне нужна ручка, карандаш, что угодно! – воскликнула она почти повелительно, извлекая свое пенсне из маленького серебряного футляра на другой цепочке.

Ирен бросилась к столу у окна, в то время как Нелл открыла портфель и выложила на стол свои заметки.

Наконец она по-учительски посмотрела на меня поверх очков:

– Я несколько месяцев работала у Годфри машинисткой в Иннер-Темпле. Кстати, это было до того, как он начал встречаться с Ирен.

– Вы работали в Темпле? – Я не могла сдержать изумления в голосе. – Вы, должно быть, стали одной из первых женщин на этой должности.

– Я была самой первой машинисткой в Темпле, – уточнила она без особой гордости. – И то лишь благодаря проницательному уму Годфри, который понял, что пишущие машинки скоро станут обычным делом. К тому же он был единственным адвокатом, решившимся нанять меня, а не клерка-мужчину.

Ирен ушла в свою спальню в поисках письменных принадлежностей. Проверив, не возвращается ли она, Нелл доверительно произнесла:

– В то время у Ирен были свои причины интересоваться передвижениями Годфри: она думала, что он имеет отношение к ее расследованию.

Так, значит, Ирен не впервые посылала мисс Хаксли разузнать об интересующем ее человеке! Но Нелл в качестве шпиона?.. Она мне казалась совершенно неспособной на ухищрения, однако, возможно, в этом и была вся суть.

Ирен впорхнула в гостиную, сжимая в руке целый букет из ручек и карандашей.

– Замечательно! – Нелл повернулась ко мне. – У вас есть под рукой газетные сообщения о преступлениях?

Настала моя очередь спешно нырять в чемодан, где я хранила объемную стопку газет.

Когда мы все втроем вновь собрались за нашим круглым столом (я начинала чувствовать себя рыцарем), Нелл уже сидела и листала тонкие страницы своего оправленного в серебро блокнота.

– Я так полагаю, визит в отель к мистеру Холмсу оказался успешным, – сказала Ирен, глядя, как ее подруга тянет чистый лист бумаги из своего портфеля и начинает переписывать заметки из крошечного блокнота.

– Успешным, но я не осмелилась делать заметки в его присутствии. Он монотонно перечислял весь длинный список мужчин, которых видели с женщиной, убитой в Уайтчепеле. Очевидно, что он знает все до мельчайших подробностей, и в придачу много такого, о чем не писали газеты.

И еще он сказал, что подозреваемые в убийстве связаны с другими странами, включая Францию. Меня поразило, насколько близки, хоть кое в чем и отличаются, описания возможного преступника в разных странах. Если составить список всех особенностей подозреваемого, можно было бы сделать портрет, который указывал бы на единственного человека, – объявила Нелл.

Я уже вытряхивала тонкие журналы, где были зафиксированы ужасы Уайтчепела со всеми подробностями и иллюстрациями. Впрочем, после визита в парижский морг отвратительные изображения мертвых женщин казались мне детскими рисунками.

– И… – Нелл оторвала взгляд от своей работы; ее лицо раскраснелось от энтузиазма. – Напоследок он упомянул, что сам стал подозреваемым! Все может быть.

– Шерлок Холмс? – спросила я, не в силах поверить.

Ирен присела к нам.

– Его могли видеть на улицах переодетым, когда он выслеживал Потрошителя. Сомневаюсь, что он поделился бы с тобой, если бы его действительно подозревали всерьез.

– Ага! Считаешь, он хотел ввести меня в заблуждение? – спросила Нелл. – Но я не уверена на все сто, что он не волк в овечьей шкуре. Кому легче совершить набег на стадо, чем не его предполагаемому пастырю?

Даже я к этому времени поняла, что у мисс Нелл имеется сильное предубеждение против Шерлока Холмса по какой-то пока скрытой от меня причине.

Ирен добродушно засмеялась, показывая, что ей знакома эта странная предвзятость:

– Шерлок Холмс, несомненно, испытывает легкое презрение к женщинам, свойственное его полу, но, к счастью, редко встречающееся у мужчин в относительно молодом возрасте и с хорошим состоянием здоровья. Шерлок Холмс в качестве Потрошителя… это был бы мировой скандал – боюсь, слишком дикий, чтобы оказаться правдой. Но в книге говорится, что мужчины, не пользующиеся популярностью у женщин, гораздо опаснее самых отъявленных распутников.

– В какой книге, Ирен? – спросила Нелл, оторвав взгляд от копирования.

– В немецком томе, что мы купили в книжном киоске возле собора Нотр-Дам. С тех пор я успела немного с ним ознакомиться.

Нелл очаровательно сморщила свой высокомерный римский нос:

– «Psychopathia Sexualis». Даже латинское название звучит по-научному, занудно и претенциозно. Почему бы не сделать название на немецком, как и весь текст?

– Полагаю, что психиатрия, которая изучает эту область, описывает феномен латинскими терминами, чтобы врачи и ученые всего мира могли понять проблему.

– И никто, кроме них, конечно же! – Мисс Хаксли была возмущена: судя по всему, она стала настоящим асом в искусстве возмущения еще задолго до встречи со мной. – И что же они говорят, эти всемирные мудрецы с их тайными сообществами, секретными книгами и терминологией?