– Как?!

Это были именно блики воды. Как будто лицо матери погружается в воду. Тонкие белые линии переплетались между собой и играли на солнце. Прозрачная водная гладь погрузила лицо мамы в вечную тюрьму, из которой нет выхода.

Я не верила собственным глазам. Бросилась к альбому, судорожно ища другие похожие фото. Но такой снимок был только один.

– Может, дефект какой... – выдохнула я, ничего не найдя.

Закрыла альбом и положила руки сверху. Нужно было успокоиться и идти спать. Посмотрела на настенные часы – полвторого.

Потянулась и направилась в комнату. Легла и закрыла глаза.

– Ма-ма? – звала я женщину, стоящую впереди. – МАМА!

Но она молчала.

Толчок, и я подаю, больно. Ударилась локтем. Телом ощущаю мелкие камни. Их много, они везде.

Что-то падает сверху. Еще.

Я не могу пошевелиться и что-то сказать.

Просыпаюсь. Тяжело дышу.

– Что такое со мной? – провожу рукой по лицу. – Не к добру все это. Домой нужно ехать. Домой.

Я решаю покинуть этот город.

С утра в понедельник я направилась за деньгами, но заплатили мне сущие гроши. Этой суммы даже за квартиру не хватало заплатить, не говоря о билете.

– А ты что, хотела двадцать тысяч получить? Ты же даже двух месяцев не отработала, – сообщили мне в бухгалтерии с недовольным лицом.

Проглотила все упреки и пошла в ломбард. Из того, что можно продать, у меня только цепочка с крестиком и колечко. По-другому никак. Деньги нужны срочно и много. Расставшись с дорогими сердцу вещами, чуть не плача, я вернулась в квартиру.

Около двери ждала хозяйка, она недовольно восприняла новость об отъезде, но возражать не стала. Хотела быстрей избавиться от постоянной должницы. Дорисовывать ее не стала, ссылаясь на срочность отъезда. Отдала рисунок, как есть.

Зазвонил телефон, который я все-таки включила перед своим уходом.

– Да?

– Наташа, что случилось? Почему не могу до тебя дозвониться? – голос был знакомый, но я не могла вспомнить, кому он принадлежит.

– Я решила домой уехать...

– Домой? А что ж раньше не предупредила?

– Все нормально, доберусь сама. В среду уже буду на месте...

– В среду? – женщина на том конце провода напряглась. – Ты куда едешь?

– В Анапу, конечно, куда же еще? – усмехнулась я, сама удивляясь, почему рассказываю все этому человеку.

– К тете Свете?

– Нет, я же сказала: домой. Все, пока. Как приеду, постараюсь позвонить, – положила трубку.

Ненужные вещи брать не стала, половина перекочевала на мусорку. Зачем хлам тащить через полстраны? В итоге со мной осталась дорожная сумка, в которую все поместилось.

И теперь я еду в плацкартном вагоне домой. Через сутки буду дома. Мой любимый курортный городок - Анапа. В этом городе я провела детство, самые страшные и ужасные дни жизни.

Сейчас, после того, что я увидела, была уверена на сто процентов, что мои воспоминания – ложь. Я всегда не могла понять сухость и неточность картинки, словно пересматривала старое затертое кино. Не удивлюсь, если надо мной поработал психолог. Скрыть настоящие воспоминания, чтобы не травмировать психику ребенка.

Я узнаю правду, мне это необходимо.

Выйдя из поезда, вздохнула полной грудью и прошла по перрону на выход.

– Наташенька! – услышала я и обернулась. Пыталась всмотреться в лица, чтобы увидеть кого-то знакомого, но все люди оказались чужими.

– Показалось, – решила и ускорила шаг. Я уже чувствовала свежий морской ветерок. До моря далеко, на само осознание, что оно рядом, побудило в памяти крики чаек и солоноватый воздух.

Помнила все закоулочки и улицы, хотя город, конечно же, изменился за такое долгое время. Появилось много магазинов и высоток. Захотелось пройти пешком, чтобы полюбоваться красотой. Листья на деревьях только стали желтеть, напоминая, что уже осень. Солнце не такое горячее и жгучее, но все еще теплое.

Подойдя к дому, я остановилась.

Как встретит отец? Будет ли рад? Мы столько времени не виделись, что теперь, казалось, между нами огромная пропасть. Телефонные звонки не заменят общения.

Открыла калитку и вошла.

На ступеньках дома спал пьяный отец. В грязной одежде, босой, заросший. Он больше походил на бомжа, что, проходя мимо, прилег отдохнуть, чем на жителя дома.

Я удивлялась, как начальник отдела мог докатиться до такой жизни. Нет, я не осуждаю родителя, просто не могу понять. Хотя сама не лучше. При первой возможности удрала, убежала, чтобы забыть обо всем.

Подхожу, присаживаюсь рядом. Едкий запах перегара окружает тело лежащего, даже свежий воздух не спасает.

– Пап, – зову, слегка подталкивая за плечо. – Папа.

– Твою-ю... – отборный мат посыпался на меня. Родитель перевернулся и продолжил спать.

Как он еще дом не пропил? Перевела взгляд на приоткрытую дверь и, обойдя отца, зашла внутрь. То, что я там увидела, описанию не подлежит. На свалке за городом больший порядок, чем тут. Вздохнув, прошла в бывшую мою комнату и оставила там сумку. Сейчас нужно немного прибраться и приготовить что-нибудь покушать. Первым делом вымыла полы: такое чувство, что тут никто, никогда их не трогал. Старалась мыть начисто, но понимала, что одним разом не обойдусь.

– О! – услышала я сзади и повернулась. – Дочь! – Отец радостно раскинул руки. Он сделал шаг ко мне и завалился на стену.

– Здравствуй, папа, – улыбнулась я и подошла. Хотела обнять, но не смогла себя пересилить. Сильная вонь ударила в нос. – Идем, тебе нужно помыться.

– Я всего лишь неделю не принимал душ, – удивился родитель и поднял руку, принюхиваясь к подмышке.

Внутри екнуло. Во что превратился родной человек? Как так можно? Сглотнув, я помогла подняться и повела отца до ванной. Он не сопротивлялся. Заведя, подвела к крану, умыла.

– Дальше, думаю, сам справишься, – улыбнулась, оставляя отца.

Сейчас нужно было быстро домыть и что-нибудь приготовить. Закончив с уборкой, вымыла руки и полезла по шкафчикам и в холодильник, но везде было пусто. Я уперла руки в бока, созерцая голые полки. Услышав сзади шум, обернулась. В кухню входил отец.

– Пап, а кроме пустых бутылок есть что-нибудь?

– Есть, – кивнул родитель. Внешне он не изменился, даже ту же грязную одежду надел. Отец прошел до раковины, присел, открыл дверцу и вытащил из-за мусорного ведра бутылку водки. – Вот, полная, для особого случая берег. – Гордо сообщил родитель и встал.

– Я про еду говорила, – вздохнула.

– Нет, еды нет, – замахал рукой отец. – Зачем?

– Ясно, – кивнула. – Как так жить можно? – развела руками.

– Ты меня не учи, – открывая бутылку, кинул отец. – Все такие умные пошли. Натерпись с моего, а потом умничай. – Сказав, он отхлебнул из горла, скривился и указал на меня пальцем. – Сама уехала, сбежала...

Я прикусила губу, чтобы ничего не ответить. Развернувшись, схватила большой полиэтиленовый пакет и стала складывать туда бутылки и прочий мусор. Быстро, толкая непослушные бутылки внутрь.

– Что ты делаешь? Оставь тару...

– Нужно прибраться, – процедила я.

– Выбрасывать не надо, – указал на пакет родитель. – В сарай убери. Я потом сдам.

Бросив недовольный взгляд на отца, запихнула еще одну бутылку в пакет и, убедившись, что туда уже ничего не влезет, вышла из кухни. Подошла к входной двери, остановилась. Я не могла поверить, что вот это – мой отец. Дернув за ручку, открыла дверь и вышла. Сделала несколько глубоких вдохов и направилась к сараю. Он находился сразу за домом.

Дверь была приоткрыта, замок сорвали, и петли свободно болтались. Заглянула внутрь. Темно. Где-то справа был включатель. Пошарила рукой. Щелкнула, и тусклая лампочка осветила небольшое помещение, заваленное разным хламом – ящики, мешки, инструменты. Везде – непонятные коробки. Сбоку, посередине, около маленького окошка. Переступая, чтобы ничего не задеть, добралась до окна, положила на одну из коробок пакет и еще раз осмотрела помещение.