Изменить стиль страницы

7. Опора на уже существующие сети: однородная группа (студенчество, шахтеры, пенсионеры) интересна также тем, что она имеет готовые социальные и информационные сети, куда входят ее представители. В принципе однородная группа «сверстников» имеет большую силу воздействия, чем средства массовой информации. Одновременно этот устный канал обычно недооценивается.Большее значение имеют психологические основания этих процессов. Так, сегодня исследователи пишут о кризисе идентичности, имевшем место в рабочей среде в период до революции семнадцатого года (Боброва Е.Ю. Основы исторической психологии. - СПб., 1997). Рабочий - выходец из деревни был маргиналом в городе, новая социальная сила предложила ему главенствующие позиции в новом социальном порядке. Кризис идентичности мы могли наблюдать и в случае распада СССР, когда образовалось явное неиспользование возможностей каждого человека. Сегодня особо заметен кризис идентичности, когда большие группы населения «потеряны» в новой социальной ситуации. И это существенный вариант задачи - иметь возможности для последующего роста. К примеру, Б. Клинтон постоянно заявляет, что обязанностью каждого американца является рост над собой. Тем самым происходит как бы социализация индивидуальных задач, в результате чего общественный климат становится более позитивным как для самого лидера, так и для отдельного человека. Интересно, что основные социальные группы, способные на распространение коммуникативного резонанса - студенты, пенсионеры, шахтеры - сегодня характеризуются кризисом идентичности. Студенты сталкиваются с ним в любом обществе, поскольку вхождение во взрослый мир, ощущаемый как несправедливый и неправильный, всегда является стрессовым. Первый вариант протеста в перестроечный период был как раз студенческим - это были студенты алмаатинских вузов в декабре 1986 г. Пенсионеры испытывают кризис идентичности в связи с переходом в неактивное состояние, потерей соответствующих позитивов, которые давала им работа. Шахтеры сегодня лишились моральных и материальных преимуществ, существовавших у них в прошлой системе, и они не хотят мириться со своим новым положением.Социальные протесты также имеют определенную временную зависимость. Так, страны СНГ ощутили в качестве закономерности осеннюю митинговую активность. О. Попцов называет и другую привязку: «По традиции, днями массовых шествий и беспорядков считались дни нерабочие - суббота и воскресенье» (Попцов О. Хроника времен «царя Бориса». Россия, Кремль. 1991- 1995. - М., 1996. - С. 334). Важно также и то, что в эти дни не функционирует в должной мере пресса, и данные события не получают надлежащего освещения. Цикл оказывается незамкнутым.Американские исследователи (цит. по: Windahl S., Signitzer B. a.o. Using communication theory. An introduction to planned communication. London etc., 1992) предлагают типологию аудитории, основываясь на следующих параметрах:

1. Сталкиваются с однородной проблемой;

2. Признают, что проблема значима;

3. Организовываются, чтобы сделать что-то с проблемой.

Отсюда возникает четыре типа публики:

1. Не-публика (когда не применим ни один из параметров);

2. Латентная публика (применим первый параметр);

3. Ощущающая публика (применимы параметры 1 и 2);

4. Активная публика (применимы все три параметра).Как вариант однородной аудитории мы можем рассматривать и те или иные поколения.

Е. Ю. Боброва в качестве «закона поколения» формулирует следующие закономерности:«Агентами социальных изменений становятся представители того поколения, для которого историческая ситуация выступает как неблагоприятная. Историческое поведение поколения направлено на изменение социальной системы, оптимально соответствующее самореализации представителей данного поколения» (Боброва Е.Ю., указ. соч. - С. 97).Неблагоприятная историческая ситуация влияет на возникновение массового болезненного явления - исторического невроза. Так, Боброва Е.Ю. приводит в качестве примера эпидемию самоубийств в России в 1906-1910 гг. среди студентов и гимназистов (С. 101). «Период массовых психических эпидемий зачастую предшествует осмыслению в публицистике, художественной литературе, искусстве и политике типичных психологических проблем и конфликтов» (С. 191).Властные структуры слабо учитывают факт, открытый в психологии, что человек, по сути, движется в рамках своих собственных фиктивных целей (Адлер А. Практика и теория индивидуальной психологии. - М., 1995). В числе подобных целей называют следующие: «Честность - лучшая политика», «Все люди созданы равными», «Мужчины стоят выше женщин». «Хотя фиктивные цели не имеют аналогов в реальности, они часто помогают нам более эффективно разрешать жизненные проблемы» (Хьелл Л., Зиглер Д. Теории личности. - СПб., 1997. - С. 181). Подобные фиктивные цели ведут нас по жизни, и мы болезненно воспринимаем их ломку. Именно это имеет место в последнее время, когда система ценностей бывшего советского человека подверглась разрушению. Систематика целей в прошлом постоянно вводилась в человека. Так, существовал «Моральный кодекс строителя коммунизма», были правила пионера (типа «Пионер всем ребятам пример»).

Исходя из теории Адлера несоответствие этих аксиом реальности, как оказывается, не имеет никакого значения. Конкретный пионер мог нарушать заповеди, но в целом это создавало коммуникативное поле, выполнение правил которого помогало человеку принимать решения в конкретных жизненных ситуациях. Говоря «девочки так не поступают», мы воспитываем принятый в обществе вариант поведения. Г.С.Мельник перечисляет набор сегодняшних стереотипов: «Запад нас спасет», «Капитализм - лучший из миров», «Фермер нас накормит», «Россия продана по частям», «Россия превращается в колониальную страну», «Все члены правительства имеют счет в Швейцарском банке, а в Греции - виллу», «Вся милиция работает на мафию», «Все депутаты взяточники» (Мельник Г.С. Mass-media: психологические процессы и эффекты. - СПб., 1996. - С. 91). В отличие от предыдущих примеров, которые можно обозначить как индивидуальные стереотипы, это стереотипы общественные, поскольку они описывают функционирование другого уровня. Но суть их в том, что они задают интерпретацию действительности, в рамках которой мы видим все наши реалии. Введенные стереотипы практически невозможно изменить. Массовое сознание любого общества должно подвергаться теоретическому анализу. К примеру, перейдя определенный рубеж в степени пессимизма, украинское общество перестанет быть дееспособным. Это связано с наблюдениями американских аналитиков по поводу того, что оптимист сам ищет выход из ситуации, а пессимист ничего уже не делает, а только винит власть.

Оптимизм/пессимизм также является фактором, который должны учитывать избирательные технологии. Так, в числе голосующих за Б. Ельцина преобладали оптимисты, в случае Г. Зюганова - это были пессимисты. Кстати, необходимость введения оптимизма в речи подчеркивает и В. Костиков: «Стремясь поддержать оптимизм в обществе и не дать демократам «скиснуть» под натиском оппозиции, Б. Н. Ельцин развил в эти дни энергичное пропагандистское наступление» (Костиков В. Роман с президентом. - М., 1997. - С. 140). Информационное воздействие в интенсивном режиме сегодня является существенной частью профессиональной работы ряда ведомств, среди которых МЧС, МИД, МВД, СБУ, МИД, Мининформ. Но никто не занимается методологией отработки информационной работы, в результате чего, например, Украина проигрывает свои «информационные войны» с Россией. В принципе информационная составляющая стала важным аспектом правительственной работы, результаты которой пока далеки от совершенства, поскольку население выведено на позиции зрителей, а не участников событий, что существенным образом тормозит развитие любых реформ. О. Попцов подчеркивает, что в переходный период все устают от отрицательных эмоций. «Но первой устает власть. Это в адрес прессы: «Вы очерняете действительность, вы сеете национальный раздор, вы подрываете доверие к реформам». В этот момент власть забывает, что в информационном зеркале не фиксируется желаемое, а отражается только действительное. Болезнь реформаторов всех времен: если результатов нет - их надо придумать. Во благо самих реформ. Отсюда желание иметь новое, президентское телевидение. А у парламента - парламентское. У правительства - правительственное. Тогда мы сами будем говорить о себе, что и следует с этого дня считать правдой. Не надо за нас домысливать, дописывать. И никто не задается вопросом - «Где взять такого зрителя, слушателя, читателя, который станет верить тебе - президентскому, парламентскому, правительственному?» (Попцов О. Хроника времен «царя Бориса». Россия, Кремль. 1991-1995. - М., 1996. - С. 120).